Навуходоносор II, царь Вавилонский - Даниель Арно

Мы не знаем, когда младенец или ребенок получал имя, кто его нарекал; свидетельства на этот счет противоречивы. Правда, в случае Навуходоносора всё указывает на то, что имя ему выбрал отец. Он звался Набу-кудурри-усур (транскрипция «Навуходоносор» привычна, но очень приблизительна): «Набу, храни моего сына и наследника». Вавилонские собственные имена иногда представляли собой клички («Мышонок», «Храпун»), но чаще являлись небольшими предложениями, в повседневном употреблении сокращавшимися, В этом смысле имя будущего царя не отличалось от имен подданных, хотя и не было распространенным. Впрочем, отец и сын звались почти одинаково: «Набопаласар» тоже значит «Набу, храни сына и наследника». При всём том современники безошибочно видели в имени то, чем оно и являлось для властвующего царя: политическую декларацию. В конце XII века Навуходоносор I[4] возродил международный и внутренний престиж Вавилона после тяжелейшего упадка, заново отстроил нацию, вышедшую из жестоких смут. Он завоевал эламитов — народ, живший в Сузской долине на юго-западе нынешнего Ирана. Он же восстановил храмы по всей стране, его время было одной из самых блестящих эпох расцвета литературного творчества. Военный вождь, строитель и покровитель искусств — вот миссия, к которой его тезка считал себя предназначенным с рождения.

О его матери ничего не известно, и можно решительно предположить, что она не имела на него никакого влияния. У него были два младших брата, о которых он никогда не говорил и которые, насколько нам известно сейчас, не играли важной роли в государстве. Один из них, Набу-шуму-лишир («Набу, да славится имя его!»), на третьем году правления Навуходоносора, очевидно, обладал какими-то воинскими полномочиями; но это место в тексте источника повреждено, и больше мы ничего о его статусе не знаем. Впрочем, объявляя Навуходоносора «перворожденным своим», Набопаласар не просто официально признавал очевидный факт, что он был «сыном царским из дома наследного», как говорит хроника. Прилагательное «первый» для вавилонян имело и более широкий смысл: «превосходный», а также «служащий примером». Таким образом, отец публично объявлял особое почтение к своему наследнику и призывал подданных следовать его примеру.

У отца с сыном были, по всей видимости, хорошие отношения; по крайней мере источники, невзирая на скудость сведений, позволяют это предполагать. Стареющий Набопаласар полагался на порядочность и воинские таланты своего первенца. Он удивительно тепло говорит о двух старших сыновьях в рассказе о церемонии, положившей начало большой работе по сооружению «Дома — основания неба и земли»[5] — ступенчатой башни в Вавилоне[6]. Согласно тысячелетнему ритуалу царь и его семья должны были символически участвовать в закладке первого кирпича: «Обрядил я корзины в золото и серебро; и дал я нести Навуходоносору, перворожденному моему, возлюбленному сердца моего, в корзинах глиняных вино, смешанное с елеем, и вещества <благовонные> с войсками моими. И дал я мотыгу и колесницу Набу-шуму-лиширу, брату его, плоти от плоти моей, брату его младшему, возлюбленному моему». Сам же Навуходоносор позднее рассказывал о завершении строительства много сдержаннее (грамматическое несогласование сохранено в соответствии с оригиналом): «Башня ступенчатая в Вавилоне <…>, для которой царь Вавилонский, отец мой, родитель мой Набопаласар очистил место искусством волшебства <…>, которой основания поместил он в преисподней […], которую возвел высотой на тридцать локтей, вершину же ее не воздвиг он; я сделал, чтобы Дом — основание неба и земли воздвигли до самой крыши, да спорит он с небесами». Надпись Навуходоносора повторяет выражения, употребленные его отцом, но при этом, кажется, скрыто, под сурдинку его критикует, не без суровости указывая, что утверждение Набопаласара было преждевременным и скорее являлось благим пожеланием. Ведь он хвалился, что «возвел его (храм. —Д. А.) подобно горе» и «воздвиг его людям на диво», но довел здание до высоты менее 15 метров. Впрочем, все современники Навуходоносора и без того это знали, так что со стороны нового царя написать такое не было большим нахальством.

Действительно, позднее, подводя итог своей строительной деятельности, Навуходоносор опять имел случай рассказать о свершениях отца и своих собственных в области гражданского и оборонного строительства в Вавилоне: «То, чего ни один царь до него сделать не мог: отец мой, родитель мой, два раза обнес город стеной со рвом, построенной из асфальта и обожженных кирпичей. Я же построил стену весьма крепкую, добавив к двум прежним стенам третью, из асфальта и обожженных кирпичей, и вывел ее вдоль той стены, которую начал отец мой». И еще немного ниже: «Отец мой, родитель мой возвел набережную <…> из асфальта и обожженных кирпичей и положил начало благое сваями на другой стороне Евфрата, докончить же не мог. Я же, сын его первородный, любезный ему, построил набережную <…> из асфальта и обожженного кирпича, и соединил ее с набережной отца моего, и сделал очень крепкой». Смысл этого рассказа ясен: Навуходоносор предстает здесь как достойный продолжатель дел любимого и любящего отца, которому лишь недостаток времени не дал завершить его миссию. Набонид, ставший царем через семь лет после Навуходоносора и объявлявший себя его последователем, использовал тот же прием — восхвалял незавершенные начинания предшественника. Тем самым он фактически подчеркивал положительный результат собственных действий, то совершенство, с каким он сам довел решение задачи до конца, но при этом представал и благодарным наследником, завершившим дело предыдущих правителей.

Навуходоносор, согласно обычаю, называл себя «сыном», «сыном и наследником первородным», «сыном и наследником законным» или даже «сыном возлюбленным» Набопаласара. Таким образом он просто обозначал свой статус: он был царем постольку, поскольку наследовал другому царю. Надо сказать, вавилоняне не придавали большого значения династическим представлениям. Династичность, конечно, облегчала передачу власти и помогала избегать смут, но в основе своей легитимность монарха, каким бы путем он ни овладел престолом, покоилась на успехе, а не на происхождении; так было, собственно, и с Набопаласаром — удачливым воином. Набопаласар никогда не говорил о своем происхождении и, по-видимому, без всякого смущения называл себя в официальных надписях «сыном без отца» и даже «худым человеком» — разумеется, в социальном смысле. Вавилоняне признали его царем за то, что он повел их в победный бой на ассирийцев и заключил союз с мидянами, чтобы полностью уничтожить врага. Более поздние источники называют его вождем халдейского племени, которое якобы с конца IX века населяло юг Вавилонии и вело непрестанную борьбу против ассирийцев. Никаких доказательств такой генеалогии не существует, и для нас Набопаласар — поистине человек без прошлого. С другой стороны, многие признаки связывают его с Уруком. Интеллектуалы этого города в XII веке славились своими произведениями у всех народов, живших до Средиземного моря; потом он заглох. Навуходоносор, как и его отец, выказывал к нему привязанность, а его дочь владела землями в окрестностях Урука. Возможно, семья была оттуда родом, так как и отец, и сын, и внучка испытывали к этим местам не только интерес, но и приязнь.