Судьба офицера. Книга 1 - Ярость - Иван Стариков

— Может быть, это временно? Прикомандируют на какую-то одну операцию, а потом вернешься? Нам же придавали пехоту, когда мы ходили на Старобатовку. Не унывай! Мы же на одном фронте, свидимся… Да, послушай, Андрей, почему на тебя сегодня зол капитан Истомин?

— Я отпустил одного солдата на ночь: он откуда-то из здешних мест. Где-то рядом, в ближних горах его аул, родные. Это не понравилось капитану.

— Ты не имеешь права отпускать солдата на побывку.

— Знаю. Но ни комполка Крутова, ни начштаба в части не было. Алимхан Хакупов — боец надежный, проверенный в Минеральных Водах. Танк остановил. А тут рядом — родной аул, мать, отец. Отпустил я его.

— Может, обойдется? — начал успокаивать друга Кубанов. — Если ты веришь бойцу, то и он не подведет тебя.

Когда среди деревьев затерялась фигура Кубанова и ночь поглотила его шаги, Оленич подошел к Темляку, достал из кармана кусочек сахара и протянул коню. Тот опустил голову и осторожно губами взял угощенье, тихонько фыркнув одними ноздрями.

— Кто же завтра сядет на тебя, коник мой боевой? — негромко спросил Оленич, поглаживая рукой гладкую шею Темляка. — Куда нас забросят фронтовые пути? Встретимся ли мы с тобой? И признаешь ли ты меня? Может, Кубанову тебя передать? Достойнее хозяина не сыскать: тебя он любит сильнее, чем свою невесту, и тебе будет преданнее, чем ей.

3

Пока не началась переформировка, надо было разыскать госпиталь и проведать командира пулеметного эскадрона Воронина. Андрей вспомнил все, связанное с этим рослым, курносым, еще по-мальчишечьи нескладным, но уже вполне серьезным офицером.

После излечения в госпитале Оленич с группой призывников и выздоровевших после ранений бойцов прибыл в пригород Пятигорска, где размещался полк Крутова. Получив документы в штабе полка, привел свою группу в расположение пулеметного эскадрона, доложил о прибытии.

Воронин, чисто и щегольски одетый, как на парад, стоял на ступеньках между колоннами какого-то большого здания. Он выслушал рапорт и, поздравив с прибытием, подал команду:

— Коновод Кутепов! Ко мне!

— Я! — К ступенькам подбежал худощавый и пучеглазый, как кузнечик, сержант, совсем еще юный, наверное, не нюхавший пороха.

— Передать лейтенанту Темляка.

— Есть передать лейтенанту Темляка! — с готовностью выкрикнул сержант и тут же спросил: — Седлать? Кто поможет?

— Разговорчики! — с притворной строгостью прикрикнул Воронин, затем взглянул на Оленича: — Конь еще не объезженный. Предупреждаю. Но если хотите, можно смирного и неторопливого.

Оленич уловил нотки иронии в последних словах комэска и ответил:

— Хорошо, что не объезженный.

— Конь с характером. Сумеете подчинить его своей воле — лучшего никогда не найдете.

Темляк — молодой белой масти в голубоватых яблоках конь. Стройный, тонконогий, нетерпеливый, даже диковатый. Его вели под уздцы посланный сержант Кутепов и пожилой солдат, неопрятно одетый. Уже позже Оленич узнал, что это ефрейтор Еремеев, и взял его к себе связным. Темляк выгибал шею, бил копытом землю, сопротивлялся, натягивая поводки, даже стремился в знак протеста встать на дыбы.

— Нравится лошадка? — спросил Воронин.

— Красив! Как я понимаю, на нем еще не было седла.

— Прямо из табуна.

Оленич решительно подошел к коню, взял из рук сержанта и ефрейтора поводья, закинул их на коня, ласково погладил по блестящей шее. И тут же легко, мгновенно вскочил в седло, кажется, и стремени не коснулся…

То, что произошло, Андрей не мог постигнуть. Он умел обращаться с лошадьми, понимал их, и они понимали его. Почему же Темляк понес его? Может быть, конь ощутил неуверенность всадника? А может, наоборот: понял, что кончилась его вольная волюшка и явился хозяин? Говорят же, что кони очень тонко чувствуют всадника. Поэтому-то Темляк боролся отчаянно, из последних сил.

Андрей сразу потерял власть над конем: ни поводьев, ни шенкелей Темляк не понимал. Конь, как ужаленный, вздыбился, рванулся вперед, перепрыгнул через изгородь и поскакал станичной улицей. «Вряд ли он видит, куда скачет», — подумал Оленич. Неожиданно Темляк на полном скаку повернулся на девяносто градусов, сделал гигантский прыжок и очутился в яблоневом саду. Оленич припал к холке коня, держась за гриву и за поводья. По спине, как стальными когтями, прошлись сухие ветки деревьев. Пришлось всаднику, несмотря на переднюю луку седла, прилепиться, врасти в шею коня, чтобы голову сучьями не снесло. А Темляк, словно нарочно, выбирал, где пониже ветви, мчался как одержимый, стараясь скинуть с себя непривычный груз.

Но вот, наконец, Темляк, перепрыгнув канаву, вынес Оленича на околицу станицы. Впереди расстилалась равнина до самого Подкумка, изредка усеянная белыми валунами, похожими на забытые в огороде тыквы. А сразу за этой узенькой речушкой начинались взгорья, которые переходили в более крутые склоны и холмы; дальше, на горизонте, до самого неба громоздились цепи горных вершин и среди них двугорбая громада Эльбруса, покрытая сверкающим снегом.

Оленич выпрямился, принял более свободную позу, поддал шпорами под бока коню и попустил поводья. Темляк рванулся с новой силой, выказывая всю свою необузданность. Но всадник уже чувствовал себя хозяином, душа его наполнилась неизведанной доселе радостью, ощущением силы и власти. А еще через минуту-другую понял это и конь, перешел на крупную рысь, и Оленич удивлялся легкости бега, точно и не было шального скакания через заборы и канавы, по кустарникам и садам. «Вот чудеса! — удивлялся Оленич. — Надо хорошенько изучить возможности коня, узнать, на что способен».

Конь уже успокоился. Оленич натянул поводья, и Темляк остановился. Соскочив с седла, взял в руки поводья и повел взмыленного и притомленного красавца вдоль речки. Остановившись, погладил ладонью по шее, по холке и крупу, похлопал ласково ладонью по широкой, как наковальня, груди. Нарвав сухой мягкой травы, начал осторожно растирать коню бока, шею, круп. При каждом прикосновении кожа вздрагивала, точно от электротока.

Вначале Темляк стоял как-то бессильно, расслабленно, но когда Андрей начал растирать ноги и брюшину, конь повернул голову в сторону хозяина, словно стараясь разгадать, откуда берутся ласковые и успокаивающие прикосновения. Навострил уши, прислушиваясь, что это такое приятное и умиротворяющее говорит человек? Вдруг стал подгребать копытом и помахивать коротким, мягким хвостом.

А от станицы по всей равнине скакало десятка два всадников: это были бойцы первого взвода пулеметных тачанок. Они мчались на помощь своему новому командиру. Никто не знал, что с конем и лейтенантом, — так быстро все произошло. Издали заметив, что командир взвода приводит в порядок присмиревшего коня, бойцы выхватили клинки, взмахивая ими и оглашая луг возгласами восторга.

Возвращался Оленич в сопровождении своих бойцов. Тогда он еще не знал, кто из них на что способен, кто как себя проявит в бою, да и никто еще об этом не знал и не мог знать, потому что среди бойцов первого взвода не было ни одного, кто участвовал в боях, — все молодежь, новички, со школьной скамьи. Из предыдущих боев он знал, что незнакомых солдат очень трудно поднимать в наступление. Командир, примыкая штык и первым поднимаясь в атаку, должен быть абсолютно уверен, что за ним поднимутся все как один. Только такая уверенность приносит успех в бою. А эти молодые люди, восхищенные происшедшим событием, восторженно глядящие на своего нового командира, для самого лейтенанта были неоткрытым миром, который нужно еще открыть и изучить, сделать из этих веселых и наивных юношей бойцов, способных пройти по горящему ржаному полю.

Как только Оленич — с поцарапанным лицом, в изодранной гимнастерке, с окровавленной спиной — очутился в своей комнате, к нему зашел связной ефрейтор Еремеев, положил на стол новое офицерское обмундирование:

— Сейчас придет лекарь, помажет ушибы снадобьем…

— Зачем нужен фельдшер? Протрешь мне царапины спиртом — и все лечение.

Но в дверях комнаты уже стояла молоденькая младший военфельдшер. Густые светлые волосы, ровно подстриженные снизу, выбивались из-под берета. Глаза, серые с голубизной, показались такими чистыми, что он забыл о своем нежелании лечиться, присмирел и внутренне уже подчинился ей. Младший лейтенант посмотрела на него, чуть подняв брови, и обратилась как давняя знакомая:

— Поддался глупой шутке? Вот и получил…

— Да знал я, что это подвох! Сознательно сел на коня.

— Но разве ты знал, что за конь — Темляк?

— Как только увидел его — понял: такого красавца некому было объездить.

— Ишь, какой догадливый! Меня зовут Женя, Евгения Павловна Соколова. Тебя — Андрей Петрович Оленич. Будем считать, что познакомились. И сразу на «ты». У нас так принято: все офицеры друг с другом запросто. Разве что лишь при сугубо служебном обращении.