Кому бесславие, кому бессмертие - Леонид Острецов

Антон привел себя в порядок, оделся, закрыл квартиру и вышел из парадного.

В этот момент в арку въехал блестящий черный автомобиль и резко затормозил у подъезда. Передняя пассажирская дверь открылась, и из нее вышел офицер в форме НКВД.

— Горин Антон Дмитриевич? — спросил он с утверждающей интонацией.

— Да, — слабым голосом ответил Антон, ощутив, почти физически, как все тело его съежилось и стало маленьким, словно тело ребенка.

— Давайте пройдем в квартиру. Вам нужно взять самое необходимое.

Антон покорно развернулся и вошел обратно в подъезд. В квартире, находясь как в тумане, он собрал в сетку какие-то вещи. Чекисты тем временем, показав ему какую-то бумагу с печатью, быстро провели обыск — внимательно просмотрели содержи-

мое письменного стола и изъяли оттуда документы да еще какие-то бумаги.

«Это конец», — подумал Антон, когда его вывели из парадного и посадили в машину. — Вот оно, пришло! Накаркал, накликал, нафантазировал!»

Какие только мысли о роковых неожиданностях не приходили ему в голову в последние годы. Антон постоянно гнал их от себя, а они лезли с навязчивой настойчивостью, и, как он мог предполагать, не к нему одному. Когда с кем-нибудь из знакомых происходили подобные события, в голове его сразу же непроизвольно выстраивались различные трагические схемы относительно себя самого: арест — лагерь — смерть, или хотя бы: арест — лагерь, или: арест и все-таки — оправдание. Или чушь это все? Дурацкие необоснованные страхи? С какой стати его должны арестовать? Он не состоит в руководстве, он не военный, он не государственный служащий, каждый шаг которого сопряжен с громадной ответственностью, когда нельзя оступиться, а оступился… — и поделом. Может быть, и вправду по-другому нельзя в наше напряженное время обострения классовой борьбы с врагами Советской власти? Может быть. Но ведь сам он далек от всего этого! Он — мелкий научный червь, мирно копающийся в анналах истории, не имеющий никакого отношения к классовой борьбе, — е может никого интересовать. Кому он нужен? Нет, нет. С ним этого никогда не должно произойти! Что такого он должен был сделать, кому перейти дорогу, во что вляпаться, чтобы с ним случилось такое?! Антон не мог себе этого представить и быстро успокаивался, стараясь не думать о происходящем вокруг, порой подмечая или возбуждая в себе иллюзию, что вскоре все успокоится и что в последнее время арестов вокруг стало меньше, заголовки газет стали более радостными, обличительных собраний и митингов поубавилось, и жить действительно стало лучше и веселей.

Но вот с ним это произошло, и Антон никак не мог в это поверить. Он снова лихорадочно перебирал в голове старые убийственные схемы своей горестной судьбы и усилием воли концентрировался на одной из них: арестуют — отпустят, арестуют — отпустят, арестуют — разберутся — отпустят… Но подлое шестое чувство ерничало и подкидывало внутреннему зрению картины длинной колючей проволоки на фоне тысячелетних заснеженных сосен Восточной Сибири.

Через некоторое время шок прошел и сменился безразличием, которое появляется порой при осознании неизбежности грядущего. Автомобиль уверенно мчался по московским улицам. Антон молча смотрел в окно, наблюдая за прохожими, которые спешили на работу или по своим делам и совсем не обращали внимания на черную «эмку», увозившую его в мрачную неизвестность.

Машина въехала в арку, миновала чугунные решетчатые ворота, КПП и остановилась напротив массивной деревянной двери. Антона выпустили из машины и ввели в здание с высокими потолками и длинными коридорами, стены которых были испещрены множеством дверных проемов. Около одного из них его остановили и жестом указали на стоявшую рядом скамью.

Антон сел, а один из сопровождавших его офицеров вошел в кабинет.

— Привезли? — послышалось через приоткрытую дверь.

Через пару минут офицер вышел и сухо сказал:

— Сидите здесь и ждите. Вас скоро вызовут.

Он махнул головой напарнику, и они ушли, оставив Антона одного.

Антон опустил голову в пол. Глаза его бессознательно рассматривали затертые до основания, некогда лакированные паркетные дощечки. Он обратил внимание, что у дверей соседних кабинетов затертости были большими, нежели здесь. Там тоже в ожидании сидели люди с бледными озабоченными лицами. Некоторые из них также смотрели в пол, как бы прячась от тревожной действительности.

На другом конце коридора появились три человека в форме. Они твердым шагом прошли мимо Антона и решительно вошли в кабинет, плотно закрыв за собой дверь. Антон услышал глухие голоса, которые вдруг резко стихли. Вскоре дверь отворилась, и из нее вышел офицер, в руках которого была кобура со смотанной портупеей. Следом двое других военных вывели человека в распущенной гимнастерке и с заложенными за спину руками. Антон узнал его. Это был майор Скопов. Лицо майора было абсолютно белым.

Глава 2

Антон просидел в ожидании около получаса, пытаясь осознать, что произошло, Он понял, что следователь, к которому его привезли, уже никогда не вернется на свое рабочее место.

Наконец Антон поднялся и несмело заглянул за дверь. Небольшой кабинет был пуст. Он подошел к столу, и в глаза ему сразу же бросилась стопка его документов, изъятых чекистами. Рядом лежало то самое злополучное письмо, с которого начались все его неприятности. Антон застыл в нерешительности. Чем дольше он так стоял, тем яснее осознавал, что в эту минуту провидение дает ему странный, но единственный шанс.

В коридоре послышались голоса, которые вывели Антона из оцепенения. Он схватил документы, письмо и судорожно рассовал по карманам. Затем, опустив голову, решительно вышел из кабинета и засеменил в противоположную от приближающихся голосов сторону. Дойдя до поворота, он быстро обернулся и увидел, как несколько человек, о чем-то громко разговаривая, зашли в кабинет Скопова.

Ступив на лестницу, Антон еле сдержался, чтобы не перейти на бег.

— Ваш пропуск? — спросил дежурный на выходе.

— Я с ними, — быстро нашелся он, указав рукой на двух офицеров, по виду высокого чина, которые прошли впереди него.

Оказавшись на улице, Антон не удержался и почти побежал к открытым чугунным воротам, через которые свободно проходили люди.

Добираясь до дома, он постоянно оглядывался назад, но его никто не преследовал.

Войдя в парадный, он увидел опечатанную квартиру и вспомнил, что ключи забрали чекисты. Тогда он позвонил в соседнюю дверь.

Открыла хозяйка Мария Семеновна и удивленно ахнула.

— Господи, никак отпустили! А я гляжу, бумажка на двери наклеена…

— Отпустили, Марья Семеновна, — перебил ее Антон. — Разобрались и отпустили. Только вот ключи куда-то задевал… то ли у них оставил…

— Сейчас, милый, сейчас, — закивала соседка и вынесла Антону запасные ключи. — Слава богу. А я уж думала…

Антон поблагодарил ее и, сорвав печать, открыл дверь.

Ощутив голод, он поставил на плиту чайник, достал из буфета полбанки варенья и пакет с засохшим печеньем. Пока кипятилась вода, он жевал печенье и напряженно соображал, что делать дальше. Время еще есть. Наверняка им сейчас не до него. Пока спохватятся, он уже примет решение.

Засвистел чайник.

Наконец к Антону пришло четкое осознание всей тупиковости ситуации. Все равно это конец. Во всяком случае, конец его прежней жизни. Здесь больше ничего не будет — ни друзей, ни его работы, ни диссертации. Этот мир в одночасье отторгнул его, и есть только один выход — бежать. Но куда? Куда можно скрыться от них, если ты уже есть в их списке? Ведь они везде! Но все равно надо бежать, исчезнуть, искать свой мир, или мирок, спрятаться, затаиться, а потом… Потом он решит, что делать дальше. «Просто он сделал свой выбор», — вспомнил Антон слова профессора Кротова о Голдмане. А разве у него нет выбора? Говорят, что выбор всегда есть. Остаться — значит… умереть, или в лучшем случае — попасть в лагеря, в Сибирь. Нет, лучше скитаться по подвалам, переносить любые лишения, но на свободе. Бежать в леса, в Сибирь! Да, да, в Сибирь, в Томск, Иркутск или даже Владивосток. Страна большая! Он уедет куда-нибудь далеко, к Тихому океану, уйдет в тайгу или, может быть, подастся на юг, к морю или в горы, на Кавказ. Да, конечно, на Кавказ — там тепло и еще сохранились старые патриархальные нравы. Он слышал об этом. Там можно пристроиться — даже документы не спросят.

Решено! Антон поднялся с места и принялся быстро собирать в рюкзак вещи — те, что брал с собой утром, он оставил на скамейке у кабинета следователя — да и бог с ними. Антон сложил сменное белье, мыло, теплую одежду, проверил паспорт, другие документы и сосчитал все свои немногочисленные сбережения. Все — можно уходить.

Уже у дверей он вдруг вспомнил… и вернулся в комнату.