Айриш-бой для сицилийца. Часть 2 - Джеки Бонати

он бы узнал всегда. И дальше был адрес, о котором он никогда бы не догадался. Но теперь он знал, куда уехал Том. В сраный, мать его, Шанхай.

На эту встречу Энди шел, надеясь получить ответы на свои вопросы, но их стало только больше. Самый главный он вычленил для себя постепенно – как он теперь должен поступить. Двойственные чувства никуда не делись, и все же он решил дождаться возвращения сеньора Мазари. И к этому моменту успел решить для себя, что дону пока про Тома ничего говорить будет.

Сеньор Мазари после тюрьмы тоже выглядел не лучшим образом, но Энди был совершенно искренне рад его видеть.

Они встретились в опустевшем, но по-прежнему шикарном доме. Каким-то чудом дону перед самым арестом удалось отправить семью на Сицилию.

– С возвращением, сеньор Мазари, – Энди шагнул к нему, впервые за много месяцев улыбнувшись.

– Рад тебя видеть, Адриано, – Джулиано Мазари позволил себе обнять его, похлопав по плечу. – Я уже не надеялся, честно говоря. Садись, рассказывай, – велел он, кивнув на кресло перед его столом. Горничная принесла им кофе и печенье. Несмотря на арест, штат прислуги присматривал за домом и теперь заново открывал комнаты, снимал чехлы с мебели и наводил порядок. Уже был назначен общий сбор в ближайшие выходные. Им было нужно оценить, сколько осталось от их Семьи.

– Вчера я встречался с Моррисом, – Энди сразу начал с главного, не собираясь утаивать ни единого слова из вчерашнего разговора, в той части, которой он касался сотрудничества с властями.

К тому же, он не сомневался, что, даже находясь в Западной Вирджинии, Мазари имел возможность держать руку на пульсе дел в Нью-Йорке и лучше него знал, что здесь происходило.

– Я сказал, что должен обсудить все с вами, – подытожил Адриано. – Нам не был заявлен какой-либо ультиматум, но и условия обозначены не были. Так или иначе, я не думаю, что он посмеет вмешиваться в ваши дела, – сам того не замечая, Энди начал подталкивать дона к решению.

Они оба не могли не понимать, что Моррису ничего не стоит снова закрыть их.

Мазари встал и повернулся к окну, глядя на свой унылый осенний сад, в котором было пусто и голо. Он молчал, а потом усмехнулся, но как-то горько.

– Ох уж это новое время. Все меняется, люди спешат, пытаются прожить свои жизни так, чтобы в них был хоть какой-то смысл. Есть какая-то ирония в том, что даже идеалист Моррис осознал необходимость нас, как второй силы. Они теряют контроль над городом и считают, что могут нас использовать, как цепных псов. Мы позволим им так думать. Скажи Моррису, что мы встретимся с ним и обсудим условия сотрудничества. Я назначаю тебя своим консильери, Адриано. Об этом будет объявлено на общем сборе.

Пусть Моррис и озвучил такую возможность, но Адриано почему-то не воспринимал ее всерьез.

Еще более странно было вступать в должность, начиная со лжи. Но Энди убедил себя, что это не ложь, а лишь недоговаривание правды – типичный самообман. Ну не мог он никак заставить себя рассказать дону Мазари про Тома сейчас.

– Спасибо за эту честь, сеньор Мазари, – Энди подошел к дону и, наклонившись, поцеловал вернувшееся на прежнее место кольцо с багряным, почти черным рубином. – Я сделаю все, чтобы вы не пожалели о принятом решении.

– Есть еще одно дело, неприятное, но необходимое, – вздохнул Мазари. Он велел Энди сесть и внимательно посмотрел на него.

– Я выяснил, кто нас предал. Мы совершили ошибку, приняв в Семью твоего друга, Томаса Бернса. Он нарушил омерту и должен понести наказание. Я хочу, чтобы ты объявил вендетту, и чтобы его нашли и принесли нам его голову.

И сердце Энди остановилось. В этот момент он понял, что любит этого проклятого ирландца.

– Я понял вас, сеньор, – каким-то не своим голосом отозвался Энди.

И лишь собственное открытие удержало его от того, чтобы выложить все карты на стол.

– Хорошо, я рад, что долг для тебя выше прочего, – отозвался Мазари. – Иди, у нас много дел. Этот город забыл, что такое твердая рука.

– Слушаюсь, сеньор, – Энди поднялся и на ватных ногах вышел из кабинета дона.

Так или иначе, у него было дело, его долг, который он должен исполнить, и для начала ему следовало встретиться с Моррисом, чтобы установить статус-кво.

Пожалуй, навалившиеся на него обязанности были лучшим спасением от клубка мыслей в голове, который запутывался все сильнее. Он установил для себя некую рутину, не в силах сразу избавиться от тюремного распорядка. Просыпался рано, по привычке тренировался, отжимался до седьмого пота, пил кофе и ехал по делам. Довольно быстро он привел в порядок свой гардероб и внешний вид, так что, когда он появлялся на пороге у старых друзей и должников, те узнавали его моментально.

Контроль над многим был утрачен, их алкогольный бизнес практически разрушен. Налаживание новых каналов производства и сбыта заняло почти месяц. Еще месяц ушел на возврат его любимого клуба, который превратился в дешевый бордель силами людей Давида.

О возвращении людей Мазари в городе заговорили очень быстро. Сначала шепотом, а потом в полный голос. На сбор Семьи вернулись все, кто мог, даже те, кто за пять лет успели покинуть Нью-Йорк. Все были готовы вступить в войну за утраченные позиции и клялись мстить отступникам.

Энди стоял за правым плечом Джулиано Мазари, привыкая к своей роли консильери и пока держался за это шаткое равновесие, боясь ступить на зыбкую почву неопределенности. Он просто решал вопросы, заново выстраивая всю иерархию, безжалостно избавляясь от крыс и предателей, подминая под себя маленькие итальянские кланы, заключая союзы и объявляя войны их конкурентам. Делая все, чтобы не пришлось искать Тома прямо сейчас.

Его тяготило то, что он не говорит и не может сказать дону всей правды.

То, что Том сейчас был за океанами им обоим играло на руку – Энди позволяло поставить эту задачу на более низкую ступень в сравнении с более значимыми, а Тому банально сохранять жизнь.

И, тем не менее, не смотря на полную погруженность в дела Мазари, Энди понемногу собирал сведения о том, что происходит в Шанхае.

Так он узнал о японо-китайской войне, которая прошла, пока он был в тюрьме, и, по его сведениям, Шанхай почти не затронула. Ощущать облегчение ему казалось неправильным, но ничего с этим поделать он не мог.

В это же время стали приходить сведения о том, что напряжённость между Китаем и Японией сохраняется. Во время