Жена Моцарта (СИ) - Лабрус Елена

Пару более странную, чем та, что вошла в палату, трудно было себе представить.

Немолодая женщина с гривой курчавых тёмных с проседью волос в вязаных шалях, что составляли основу её гардероба: шаль-юбка, шаль-кофта и большая сумка тоже шаль, перекинутая через плечо с длинной бахромой по краю, украшенная вывязанными разноцветными цветами.

А с ней коротко стриженная девушка в мужском мешковатом костюме. Белом! Скорее, её можно было принять за миловидного юношу: чистая кожа, ноль косметики, лёгкая сутулость, худоба, плоская почти незаметная грудь, но каким-то встроенным радаром всё равно безошибочно пеленговалось, что это девушка. Лет двадцати.

— Вечер в хату! — продемонстрировав белоснежные зубы, улыбнулась женщина. — А где Антон?

— Мы за него, — встала с кушетки Диана.

И я тоже поднялась, схватив остро отточенный карандаш, и спрятала за спиной — парочка не внушала доверия, хотя, честно говоря, и страха не вызывала. Скорее недоумение.

Первым у меня в мозгу возник вопрос как их пропустила охрана, стоящая у двери, но, можно сказать, женщина на него ответила: они уже приходили, раз Антон их знал.

— Мы это, типа подружки, — пояснила всё та же «дама в шалях». Пока «девушка-мальчик» рассматривала меня исподлобья молча и не мигая, словно сканировала. — Я Кирка. А это, — она повернулась к девушке, — Химар.

— Я…

— Я знаю кто ты, — перебила она, когда я хотела представиться. — И ты, — она смерила взглядом Диану.

Обращая на нас внимания не больше, чем на пустое место, она стала доставать из своей огромной вязаной сумки, не побоюсь этого слова — реквизит, и расставлять по палате: свечи, какие-то странные статуэтки, картонки-иконки, металлическую посуду. Швырнула рядом с Дианой колоду больших чёрных карт, отчего Ди подпрыгнула от неожиданности и посмотрела на меня вопрошающим взглядом.

Я и сама понятия не имела, что у Целестины были подружки. Хотя, если подумать, наверное, они и не могли быть другими, обычными, нормальными — такие же чудики. Но Диане-то я этого рассказать про Элю не успела.

— Не трожь! — приказала Кирка Ди, стоя к ней спиной и зажигая свечи, когда та потянулась к картам. — Если хочешь, я потом тебе раскину, а пока у нас дела.

Щёлкнул выключатель. Комната погрузилась во мрак, освещаемый только неровным светом свечей да небольшим монитором жизнеобеспечения. На несколько секунд я ослепла, привыкая к темноте. Но страха так и не было, хоть карандаш я по-прежнему сжимала в руке. Теперь появилось любопытство.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Кирка это же Церцея из греческой мифологии? Тётка Медеи, которая всех превращала в свиней? — всматривалась я в слегка примятую дождём курчавую гриву женщины.

— Не всех, а только мужчин, и только в тех, чей облик они заслужили, — отозвалась Кирка. — А Химар, если уж ты у нас такая начитанная, это капитан пиратского корабля. На носу судна было изображение льва, а на корме дракона, за что корабль получил имя Химера. Капитан или капитанша, — развернулась она и швырнула в Химар мешочком.

Та поймала его на лету. Растянула завязки и принялась раскладывать в небольшие чаши, расставленные по палате, смесь каких-то трав.

К потолку потянулся удушающий дымок, когда, подожжённые, они стали тлеть. И современная, напичканная оборудованием палата стала походить на чёрте что, вертеп.

— Кулинарный щуп, конечно, оружие опасное, но остро заточенный карандаш тоже ничего, — слегка потеснив, встала она рядом со мной и протянула руку. Я отдала ей карандаш. Она ткнула его в мой карман. — Носи с собой. Пригодится, — а потом взяла меня за руку. — Долго же мы вас ждали.  

— В каком смысле? — спросила Диана, которую за руку взяла Химар. — Мы же случайно приехали.

— Это вам так кажется, — хмыкнула Кирка, и кивком показала, что Ди, как и мне, надо взять за руку Целестину.

Кирка переложила на кресло тетрадь. Я проводила глазами недописанное письмо: интересно, а такое можно рассказывать?

Теперь мы стояли у кровати Эли кругом по две, с каждой стороны.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Когда ей на грудь водрузили большой, размером с линзу для хорошей лупы, выпуклый матово-белый камень я не заметила. Но зато хорошо видела, как Химар облизала бумажку, положив её ненадолго на язык, а потом приклеила Эле на лоб.

— Ты свободна! — прозвучал её неожиданно мужской, словно ломающийся, низкий голос и сорвала бумажку как пластырь. — Она отпускает тебя.

Я дёрнулась, увидев на лбу Целестины проступивший чернилами знак перевёрнутого креста на холмике земли.

Подруги соединили свои руки и заговорили хором. 

— Сальве, Реджина, матер мизерикордиа, — монотонно бубнили они, закрыв глаза, повесив головы на грудь и сжимая наши ладони, — вита, дульчедо этэ спес ноостра…

Монитор взорвался писком, показывая сбившийся сердечный ритм и зашкаливающий Элькин пульс.

Нет! Я не желаю участвовать в этом дурацком обряде! Я позову на помощь!

Но мою руку только сильнее стиснули пальцы Кирки, что так и бормотала, не открывая глаз:

— Адэ тэ кламамус, эксэсулес фили хэвэ… 

— Вы же её убиваете! — выкрикнула Диана, когда монитор показал прямую линию и взвыл монотонным «пи-пи-пи!»

Но рука Химар тоже не позволила Ди вырваться. И слова, что они произносили не стихли…

— Адэ тэ суспирамус…

— Нет! — крикнула Диана.

— Что за? — опешила я.

Мы обе замерли как парализованные, когда камень на груди Целестины вдруг засветился голубым матовым светом.

— О клемэнс! О пиа! — звучало всё громче. И вдруг оборвалось…

Воцарилась полная тишина

А затем ровная линия монитора дёрнулась и показала первый сильный удар.

Сердце Целестины снова билось. Ровно. Спокойно. Чисто.

Я очнулась, когда в глаза больно ударил яркий свет.

Что это было? Я зажмурилась и потрясла головой. Я словно спала и мне приснился странный сон. Но я не спала, я всё ещё стояла у кровати Целестины.

— Вы её чуть не убили! — услышала я гневный голос Дианы.

— А ты разве не этого хотела? — усмехнувшись, пробасила в ответ Химар. — Чтобы она умерла, а её парень достался тебе?

— Нет, не этого!

Кирка усмехнулась.

Они гасили свечи. Ссыпали пепел. Убирали свой инвентарь. Открыли окно, чтобы проветрить комнату.

И на всё это безобразие вместе со мной смотрела со своего больничного ложа Целестина.

— Эля, — покачнулась я, не веря своим глазам. — Эля! — хотела крикнуть, но на самом деле лишь прохрипела. 

Она сжала мою руку.

И, могу поклясться, что даже под кислородной маской я увидела, как она улыбнулась.

Глава 4. Евгения

Это самое странное, что мне когда-нибудь приходилось видеть, слышать и пережить в своей жизни — обряд, проведённый в больнице двумя сумасшедшими бабами.

Но ещё более странным было то, что они сказали, уходя.  Сказали не мне.

— И мать не мать. И отец не отец, — хмыкнула Кирка, забирая свои карты и смерив Диану таким взглядом, словно это она была загадка природы, а не эти две «криповые дуры», как назвала их Диана.

Они ушли. И нас тоже выгнали. Прибежали врачи брать анализы, делать какие-то замеры, констатировать кратковременную остановку сердца и, чёрт знает, что ещё.

Я искала в поисковике слова молитвы, что они читали. Картонка с ней, по иронии написанной на латыни, осталась на тумбочке.

«Славься, Царица, Матерь милосердия, жизнь, отрада и надежда наша, славься! К Тебе взываем в изгнании, чада Евы. К Тебе воздыхаем, стеная и плача в этой долине слез. О Заступница наша!..» — любезно поделился интернет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Откуда у неё этот шрам на лице? — ходила мимо меня по коридору Диана, о чём-то хмуро раздумывая. Хотя почему «о чём-то»? Я точно знала о чём: о полученном пророчестве, о том, что только что произошло. В общем, было о чём подумать.

— На неё напали, в семь лет, — не знала я какую версию рассказать: ту, что считалась официальной и знал Моцарт, или настоящую, что поведала мне сама Целестина. — С тех пор у неё тоже есть дар. Она провидица, как, видимо, и её странные подружки.