Серебряный огонь - Мари Кордоньер

Но маркиза де Анделис уже давно не покидала замка в Нормандии. Десять лет прошло с тех пор, как по приказу ныне покойного отца он женился на шестнадцатилетней Мов де Брюн.

Ему в то время было девятнадцать, и он был очарован ее тонкой, фееподобной красотой. Первые месяцы супружества были подаренным счастьем. Правда, юная маркиза предпочитала романтическую сторону любви и испытывала боязнь перед его темпераментом по ночам.

Тогда он приписывал эту боязнь ее юному возрасту и надеялся на будущее. Но уже в конце первого года замужества у нее случился трагический выкидыш, от последствий которого она так и не оправилась.

Ни врачи, ни чудодейственные лекарства не помогли вернуть ей здоровье. Она увядала на его глазах, и мучительный кашель, сотрясавший ее худую грудь, год от года становился все сильнее. Лишь одно сохранялось в ее болезненном теле – бесконечно нежная любовь к жизнерадостному, страстному супругу.

Мов настойчиво отсылала маркиза прочь от себя, когда король нуждался в его услугах. Она мягко, но решительно убеждала супруга, что для нее лучше, когда он удовлетворял свои страсти в объятиях дам, находивших в этом большее удовольствие, чем она.

Странным образом его страдающая супруга стала для Филиппа Вернона одновременно высокочтимой матерью, верной подругой, любящей сестрой и надежным партнером. Страх потерять ее негромкий смех, ее разумные и порой занятные советы, ее мелодичный голос омрачал ему каждый новый год.

Разрываемый между желанием прекратить ее мучения и боязнью потерять любимую, маркиз научился скрывать свои истинные чувства под галантной маской придворного.

Лишь немногие знали, что творилось у него в душе.

Амори де Брюн, тесть, относился к их числу, так же как и, по всей вероятности, король Генрих Наваррский. Маркиз подозревал, что у короля уже были готовы планы на случай кончины Мов.

Что же произойдет, если тот узнает о приближении скорбного события? Судя по срочности послания, отправленного в Сюрвилье, надежд почти не осталось. Филипп Вернон торопился к смертному ложу.

И как ему взбрело в голову именно теперь отыскать на проселочной дороге трагический образ своей жены? Как объяснить Амори свои тайные намерения? Как, наконец, заставить это существо сыграть ту роль, которую он ей предназначил?

Он, видимо, совсем свихнулся, если рискнул даже подумать о такой возможности. Наверное, причиной всему вино, которого маркиз слишком много выпил в Сюрвилье. Не надо было топить свою неприязнь к участникам охоты в алкоголе.

Что хотел доказать граф, демонстрируя безграничную власть над подданными? Бросил вызов королю, бывшему когда-то гугенотом, и его друзьям, так и не поменявшим веры? Или всего лишь проявил обычную дворянскую бесцеремонность, не посчитавшись с интересами своих крепостных крестьян?

Ответить себе Филипп не успел. Его веки опустились на карие с зеленым оттенком, соколиные глаза. Усталость овладела и им. Маркиз не заметил, что Фелина с облегчением вздохнула.

Она не спала. После прощания с Бландиной девушка напряженно ждала начала разговора. Должен же он заговорить! Иначе зачем он приказал ей сесть в карету, как только монастырские ворота закрылись за сестрой?

Как и ожидалось, Бландина сначала была ошарашена, совершенно растеряна, а потом счастлива, что, несмотря на худшие предположения, исполнилось ее заветное желание. Смелая выдумка о просьбе аббата Видама к маркизу взять Фелину в служанки не вызвала у сестры никаких сомнений. Не вызвала их и поспешность, с которой ее вдруг отправляли в монастырь.

Фелина не знала, о чем говорил маркиз с настоятельницей, но та охотно приняла в монастырь скромную послушницу, дав ей свое благословение.

Поскольку ее новый господин настаивал на скорейшем прощании, у Фелины не было времени для долгих речей. По непонятной ей причине угрюмый дворянин предпочитал торопливую, безостановочную езду. Он заставил кучера и своих сопровождающих мчаться даже по ночным дорогам.

По крайней мере прекратился, наконец, дождь, и бледный серп месяца иногда позволял различать очертания пути, тянувшегося вдоль берега Сены. А проблески света на востоке указывали на предстоящий восход солнца.

Под защитой своих густых ресниц Фелина наблюдала за маркизом. Одно только золотое шитье на его одежде позволило бы Жану и его детям прокормиться целую зиму. Не говоря уже о смарагде размером с вишню, сверкавшем на тяжелой золотой цепи, которая свисала со складок жилета. Еще больше привлекло ее жабо с мягкими складками, на кружевах которого покоился энергичный гладко выбритый подбородок. Тонкого плетения кружевные цветы казались чудом совершенства, происхождение этого совершенства оставалось для Фелины загадкой. А ведь даже тяжелая теплая накидка, данная ей, была для нее вершиной роскоши.

– Кружева, понравившиеся тебе, из Брабанта! Ты сможешь носить такие же. Кружева, шелка и драгоценности, если сделаешь то, о чем тебя попросят...

Рассеянный грудной голос прервал ее ребяческое восхищение.

Фелина поспешно перекрестилась. Неужели этот мужчина умеет угадывать мысли? Доверительный скромный жест заставил ее собрать всю свою гордость. Да будь он хоть самим чертом, не станет она его бояться! Бояться одного из убийц отца!

Молча ждала она продолжения разговора.

Де Анделис гневно приподнял брови. Любая другая из знакомых ему женщин засыпала бы его вопросами. А эта молчала. Она сидела в позе рассерженной амазонки и ждала, что он сам все объяснит. Из-за отсутствия одухотворенности или из-за редкого таланта самообладания? Если и он замолчит, ответа он не получит.

– Моя супруга тяжело больна, – начал он резко. – Я получил известие, что ежечасно ждут ее кончины. Смерть создаст для меня немалые проблемы. Король потребует женитьбы на выбранной им самим даме. Я знаю, кого он имеет в виду, но, несмотря на все прелести сей красотки, я не желаю, чтобы именно она подарила мне наследника.

Фелина слушала, все меньше понимая. Она не чувствовала сострадания к маркизу и никак не могла связать возможный брак двух благородных персон со своей собственной судьбой.

Маркизу не составило труда разглядеть вопросительное выражение на лице девушки.

– У меня есть только одна возможность уклониться от этого брака, не обижая короля и не испытывая никаких сложностей. Мов не должна умереть! Во всяком случае, для короля. Каприз природы заключается в твоем невероятном сходстве с моей супругой.

– В самом деле? Вы хотите сказать, что ваша благородная дама должна бегать босиком и сама зарабатывать себе на хлеб? – язвительно заметила Фелина.

Она протянула к нему свои, хотя и изящные, но потрескавшиеся от тяжелой работы пальцы.