Неравный брак - Анита Берг

Сейчас Джейн лежала на кровати, пытаясь уснуть, однако родители, судя по всему, продолжали собачиться. И откуда у них столько энергии? Послышался грохот разбитого стекла, и девочка резко села в постели. Соскочив на пол, она ринулась вниз по лестнице.

— Мам! Пап! Ради Бога, остановитесь же наконец!

Мать медленно перевела взгляд на Джейн. Девушку потрясло выражение ее лица: пустой взгляд, опухшие от слез глаза, плотно сжатый рот.

— Нет, вы только посмотрите! Единственная красивая вещь в доме! Единственная, которую мне было жаль потерять! — Мать принялась плакать, не размыкая губ, так что сей сдавленный звук более походил на звериное рычание.

— Отец, как ты мог?! Мать так любила этот стеклянный шар!

— Ну правильно, давай теперь и ты, нападай на отца родного! Тем более что я не разбивал эту чертову стекляшку. Она сама схватила ее, да не удержала, — крикнул он в ответ на слова дочери.

Джейн наклонилась и принялась собирать острые осколки.

— Может, удастся как-нибудь склеить? — с робкой надеждой в голосе спросила она.

— Не будь такой дурой. Что разбилось — то разбилось. — Мать неожиданно оттолкнула ее в сторону. Джейн недоуменно уставилась на нее. Мать толкнула ее вторично, на сей раз куда сильнее. — Смотри, дрянь, что ты наделала! Разбила мой стеклянный шар!

— Мама, да ведь меня даже в комнате не было, когда он разбился!

— Ты во всем виновата! Из-за тебя в доме все ломается или бьется. Ведь не будь тебя, мы с отцом не затеяли бы этот дурацкий спор. О Боже… И зачем только я, дура, тебя родила!

Джейн стояла как громом пораженная. Казалось, только что произнесенные слова повисли в воздухе. Девушка чуть было не расплакалась, однако внезапно нахлынувшая злость затмила все прочие чувства.

— Я не просила тебя рожать! — крикнула она. Повернувшись и ничего не видя от нахлынувших слез, Джейн ринулась вон из комнаты. Захлопнув за собой дверь, она дала наконец волю чувствам: слезы рекой хлынули в подушку.

Глава 2

Наступило утро. Немало уже случалось в семье перебранок, но на следующий день все шло своим чередом. Впрочем, на сей раз вряд ли все останется по-прежнему.

Зачастую после таких вот скандалов мать признавалась Джейн, что давно бы уже ушла из этого дома… Однако она так никогда и не пыталась, и Джейн прежде казалось, что мать ради нее жертвует собой. И потому Джейн всегда жалела мать, такую несчастную, вынужденную из-за дочери влачить жалкое существование, вместо того чтобы попытать счастья в другом месте. Но теперь… «И зачем только я, дура, тебя родила…» Разве можно после таких слов любить сказавшего их? Впрочем, и отец давно уже не любил Джейн. Он сам не раз говорил ей об этом, но ведь так было не всегда! Она помнила, как во время войны он усаживал ее к себе на колени и она с удовольствием вдыхала запах табака, прикасаясь нежной щечкой к грубому сукну военной формы. Помнила, как низкий голос отца ласкал ее слух, когда отец читал историю про белку по имени Джейн. У них в доме была одна-единственная детская книжка, которую купил он сам и сам же надписал: «С любовью». Книга эта хранилась и до сих пор, непонятно только одно: отчего так переменился к дочери отец? Правда, был еще случай с птицей… Может, с этого все и началось?

А дело было так. Один из соседей подарил ей котенка, и Джейн была вне себя от радости, когда мать разрешила держать его в доме. Девочка окружила животное любовью и заботой, но недели через две котенок забрел в палисадник одного из соседних домов. Злобная хозяйка швырнула в несмышленыша кирпичом. Джейн нашла котенка уже в агонии. Так у нее на руках он и сдох. Горе девочки было безмерным, и мать строго-настрого запретила ей впредь заводить живность. И потому Джейн очень удивилась, что на день рождения отец подарил ей волнистого попугайчика в клетке. Дочь не выказала никакого энтузиазма и порой пыталась было объяснить, что ей страшно, потому как и попугайчик тоже может умереть. И кроме того, она совсем не хотела, чтобы птица все время сидела в клетке. Может, ее объяснение выглядело неубедительным, но как бы то ни было, а в ответ отец шлепнул ее по щеке и обозвал неблагодарной сучкой, после чего отправился в кабак. Отец ухаживал за попугаем сам. Джейн не раз видела, как тайком, думая, что его никто не видит, он подходил к клетке и гладил попугайчика, с любовью глядя на него. Ах, если бы отец так же вот смотрел на нее и так же вот ласкал бы!..

Джейн вылезла из постели. На кухне сидел отец, перед ним стояла чашка чая. Он просматривал «Дейли миррор». Джейн молча умылась, в который уже раз подумав о том, что в этом доме нигде нельзя уединиться. Затем налила себе чая, села за стол, с отвращением заметив, что возле двери стоит невылитый ночной горшок.

— Отец, могу я с тобой поговорить? — нервно спросила она.

— По-моему, нам не о чем говорить.

— Понимаешь, школа так много значит для меня…

— Охотно верю, но только тебе пора бы уже усвоить одну простую истину: не все в жизни бывает так, как ты хочешь. И чем скорее ты поймешь это, тем лучше.

— Да, но…

— Полагаю, разговор окончен. У меня много дел. — Он надел пиджак и направился к двери. — Вылей-ка мой ночной горшок. — Хлопнула дверь, тяжелые ботинки загрохотали по ступеням. Джейн услышала, как отец вытаскивает из сарая велосипед. Наверняка он решил лишний раз ее унизить — он ведь отлично знал, как ей противно убирать за ним. С выражением крайнего отвращения на лице Джейн взяла отцовский ночной горшок и осторожно вынесла во двор, более всего опасаясь, что кто-нибудь заметит у нее в руках этот унизительный предмет. Возвратившись на кухню, она вскипятила воду, чтобы ошпарить горшок, и, расправившись с этим, принялась тщательно намыливать руки «Лайфбоем».

Затем девушка стала подбирать в маленькой гостиной оставшиеся после вчерашней перепалки осколки, наивно полагая, что их еще можно как-нибудь склеить. Наконец она оглядела крохотную комнату, где стояли покрытый пледом небольшой диван, отцовское любимое кресло из искусственной кожи, пыльный обеденный стол на уродливых, как бы распухших от водянки ножищах. Она поправила висевшую на стене картинку, изображавшую верблюдов в Сахаре; картинка почему-то всегда оказывала на Джейн удручающее впечатление. Потом она посмотрела на свое отражение в зеркале — «со скошенными краями», как неизменно с гордостью говорила ее мать. О, каким же ненавистным показался ей этот убогий дом с его отвратительно обставленными комнатами, с обшарпанными панелями. Она ненавидела эту жизнь, в которой соседи плюют из окон и надо выносить ночные горшки. Но она также понимала, что если не удастся остаться в школе, то из такой нищеты ей вообще не удастся выбраться. Никогда.