Газета День Литературы # 138 (2008 2) - Газета День Литературы

Благодаря бурной славе "Господина Гексогена", переиздали первый волшебный сборник рассказов "Иду в путь мой" (правда, не целиком) и "Третий тост" (отчего-то потеряв при этом рассказ "Знак девы").

Следом, мощная, по-прохановски совмещающая в себе надрыв и пересмешничество, прозвучала "Крейсерова соната". И затем ещё два ещё более важных романа.

Есть сильные художники, которые, тем не менее, никак не могут сделать некую подводящую итоги, главную свою книгу. Проханов относится совсем к иному типу. Итоговым в его творчестве были и "Вечный город", и "Последний солдат Империи", и тот самый "Господин Гексоген".

Но самый страшный и точный аккорд прозвучал в 2005 году, когда вышли романы "Политолог" и "Надпись".

Первая вещь неумолимо свидетельствовала о том, что Проханов куда более успешный и куда более природный постмодернист, чем все те, кто годами кружились под ногами русской литературы. Второй книгой он воздвиг себе монумент — как писатель классический, с безупречным слухом и суровым зрением.

Мне иногда кажется, что после тех слов, что главный герой "Надписи" прочёл, облетая мистическую башню, — а там было написано: "Россия вечная, Бог есть, ты умрёшь", — вот после этого откровения, можно было уже ничего и не говорить больше.

Тем более, что "Надпись" была двадцатым романом Проханова: а я питаю некоторую слабость к ровным числам.

Но теперь у Проханова уже 22 романа. Впрочем, и это не столь много, как кажется иным его недображелателям. Александр Дюма, к примеру, написал 53 романа, Жюль Верн — более 80, наследие хоть Льва Николаевича Толстого, хоть Алексея Николаевича, хоть Лескова, хоть Горького — никак не меньше наследия Проханова.

Я бы ещё вспомнил два, казалось бы, далёких друг от друга имени — весьма плодовитого Киплинга и не менее плодовитого Юлиана Семёнова.

Дело в том, что и автора цикла романов об Исаеве-Штирлице, и Проханова называли в разные времена "советским Киплингом".

У Семёнова и Проханова даже биографии внешне схожи, — оба объездили полмира, оба написали десятки книг (Семёнов, кстати, автор 26 романов). Причём, поверхностно определяя жанр этих книг, можно назвать большинство романов Семёнова и многие романы Проханова "политическими детективами". Им обоим завидовали не столь удачливые собратья по перу. О том и о другом ходили слухи, что они — агенты КГБ. С Семёновым даже не здоровались Анатолий Рыбаков и Григорий Бакланов — подозревали и презирали. Они же, но позже, не здоровались с Прохановым.

Не знаю, как сейчас на сравнение с Киплингом (или с Семёновым) реагирует сам Проханов, но можно сказать, что, явно проигрывая Семёнову в советские времена в популярности, сейчас он его обыграл. И не только по степени известности. Тут дело в другом.

Семёнов свою судьбу разведчика, милитариста, имперца, "советского Киплинга" не доиграл до финала, и даже обрушил, в известной степени приняв сторону лавочников, которых так презирал всю жизнь. В итоге, он не нужен ни лавочникам (которых нервно потряхивает от самого слова "Империя"), ни тем, кто лавочников презирает. А Проханов судьбу свою делал твёрдо, упрямо и последовательно: за что и вознаграждён ныне.

Критики Проханова со временем забудутся и рассеются: просто потому, что всякий разумный и чуждый литературным склокам читатель прекрасно поймёт, читая Проханова: вот это настоящее.

Проханов, хотя и злоупотребляет иногда несколькими однотипными и патетичными приёмами, умеет, по сути, всё, что должно уметь большому писателю.

Он начинал как писатель деревни, чёрной земли, русской почвы — и его книжка "Иду в путь мой" имеет все права войти в антологию лучшей деревенской прозы, где уже вписаны имена Абрамова, Белова, Екимова, Личутина, Распутина. Это пожизненное знание русской природы и сердечная любовь к ней периодически даёт о себе знать в более поздних вещах Проханова — скажем, в гениальной сцене сбора грибов в "Последнем солдата Империи". Пришвин бы благоговейно шляпу приподнял, читая эту сцену.

Проханов тогда ещё услышал русскую речь, увидел лица деревенских вдов и понял русский характер во всей его достоевской неоднозначности. В том стародавнем споре, когда Шукшин обвинял Проханова в неоправданной и упрямой жестокости героев одного его раннего рассказа, я, безусловно, на стороне Проханова.

Проханов умеет описывать не только своё альтер-эго, но и замечательно создаёт целые галереи самых разнообразных характеров: как легко различимы десятки лиц в романе "Шестьсот лет после битвы", как хороши, нарисованные с чеховской чёткостью, портреты офицеров во "Дворце".

С "Дворцом" Проханов на всех основаниях попадает и в антологию русской военной прозы: где палит тушинская батарея Толстого, где переживают приступы ужаса герои Гаршина, где воюют свою страшную войну солдаты и офицеры Виктора Астафьева, Юрия Бондарева, Евгения Носова.

Проханов, как никто, умеет описывать движение, стремительность жизни и смерти, кровавый хаос, раздрай и раздор — любая его военная вещь тому порукой. И он же, как никто иной, работает со статикой — а кто ещё, кроме Проханова, сможет увлекательно описывать человеческий мозг на шести страницах?

Важно, что Проханов способен научить не только тем, что получается у него, как ни у кого другого, — даже его ошибки и самоповторы пригодятся в любой литературной мастерской: и все они мне дороги, признаюсь.

Как читатель, переживавший долгое время о судьбе книг Проханова куда больше, чем о судьбе книг своих, я очень надеюсь, что в нынешнем году переиздадут и первый роман Проханова "Кочующая роза" (написан, между прочим, в 75-м году — мой ровесник), и давно не переиздававшийся сборник рассказов и повестей "Желтеет трава", и сильнейшую дилогию "Шестьсот лет после битвы" и "Ангел пролетел".

Сделают, наконец, самый полный том "Войны с Востока" — огромную, масштабную, несравненную панораму афганской войны из трёх романов "Дворец", "Рисунки баталиста", "Сон о Кабуле", сборника новелл "Третий тост" и повести "Светлей лазури".

И хотя сегодня книги Проханова занимают в моей библиотеке целую полку, по которой впору прогуляться вполне себе взрослому бычку, и она не закачается, — думаю, мы всё-таки дождёмся собрания всех сочинений Александра Андреевича.

Я уже предвкушаю, как отправлюсь с пышными, крепкими томами в свою чернозёмную, возле горячей реки, деревню, и моё счастье читателя и ученика снова повторится.

ХРОНИКА ПИСАТЕЛЬСКОЙ ЖИЗНИ

Ещё один сокрушительный (и, хочется верить, — последний) удар по тем, кто не устаёт обвинять Михаила Александровича Шолохова в плагиате, был нанесён недавно при многочисленном стечении государственных деятелей, писателей, учёных и прессы в стенах Российской государственной библиотеки, где состоялось торжественное вручение факсимильного издания текста рукописи 1-й и 2-й книг бессмертного романа Шолохова "Тихий Дон", найденной и выкупленной у её временных владельцев. Директор РГБ Виктор Фёдоров представил собравшимся оригинал номера журнала "Октябрь" за 1928 год, в котором впервые увидели свет начальные главы "Тихого Дона". Председатель международного Шолоховского комитета Виктор Черномырдин, передавая в дар библиотеке факсимильное издание рукописи, с присущим ему остроумием попросил присутствующих на церемонии писателей не терять оригиналы своих произведений, чтобы в будущем их не постигла трагическая судьба рукописи великого романа Шолохова.

Первый секретарь исполкома международного сообщества писательских союзов Феликс Кузнецов, приложивший немало усилий для того, чтобы рукопись "Тихого Дона" была выкуплена у её хранителей, с горечью говорил о том, насколько трагична судьба Шолохова, которому пришлось уйти из жизни оклеветанным. И вот теперь, наконец, 150 экземпляров факсимильного издания рукописи, каждый из которых стоит несколько тысяч долларов, будут разосланы в ведущие библиотеки России и мира, а 100 экземпляров переданы российской академии наук.

О своём отношении к знаменательному событию говорил чрезвычайный и полномочный посол Украины в РФ Олег Дёмин, слова о непреходящем значении творчества Шолохова для читателей сегодняшней России произнёс сопредседатель международного Шолоховского комитета, председатель правления Союза писателей России Валерий Ганичев. Среди выступавших были также украинский поэт Иван Драч, лауреат государственной премии Украины Александр Сизоненко, внучка Михаила Шолохова Мария и другие.

Префект Юго-Восточного округа Москвы Владимир Зотов, благодаря которому в столице был установлен первый памятник автору "Тихого Дона", рассказал о ежегодном фестивале "Шолоховская весна", в котором участвуют более 2,5 тысяч коллективов, а также о том, что имя Михаила Александровича носят сегодня находящиеся на территории округа казачий кадетский корпус и педагогический университет.