Мозг и сознание. От Рене Декарта до Уильяма Джеймса - Роберт Возняк

Пьер Жан Жорж Кабанис (1757 – 1808) был одним из тех, кто попал под влияние идей Ламетри. Будучи наиболее последовательным материалистом среди представителей французского просвещения, он попросту довёл натурализм Ламетри до его логического завершения. В работе «Соотношения между физической и нравственной природой человека»16 (1802) [7] он писал: «чтобы верно понимать, откуда происходит мысль, нужно признать, что мозг есть орган, специально предназначенный для того, чтобы её производить, подобно тому, как желудок предназначен для пищеварения, а печень для очистки крови».

4. XIX век: сознание и мозг

В XIX веке проблема взаимодействия мозга и сознания стала ещё более актуальной. Она настолько захватила умы мыслителей того времени, что после 1860 года едва ли можно найти научное сочинение, в котором не обсуждался бы этот вопрос. Отчасти это можно объяснить появлением новых естественнонаучных данных. Во-первых, появились результаты первых исследований о мозговой локализации психических функций. Во-вторых, накапливалось всё больше данных о том, что ментальные процессы – мысли, убеждения, трансовые состояния, психические травмы и др. – производят выраженные физиологические изменения в теле. В существенной степени эти данные накапливались благодаря изучению пациентов с психическими расстройствами.

Хотя теории взаимодействия мозга и сознания, сформировавшиеся к XIX веку, – эпифеноменализм, интеракционизм, монизм и теория мысленного вещества – были сформулированы в рамках научного подхода, в своей основе они оставались метафизическими.

В 1870 году английский философ Шадворт Ходжсон (1832 – 1912) опубликовал двухтомный труд под названием «Теория практики»17 [8], в котором предложил концепцию эпифеноменализма. Декарт считал, что животные есть в чистом виде биологические автоматы, лишённые психической жизни. Из этого следует, что нервная система животного является самодостаточной для того, чтобы производить сложные и вполне целесообразные действия. Подобно Ламетри и Кабанису, Ходжсон распространял этот взгляд на человека, делая при этом оговорку, что у человека ментальные явления всё же существуют, но не являются причиной происходящих в теле процессов.

В своей «Теории практики» Ходжсон утверждал, что никакие чувственные ощущения, сколь бы сильными они ни были, не могут быть причиной телесных изменений. Сравнивая ментальные процессы с красками, нанесенными поверх каменной мозаики, Ходжсон считал, что камни мозаики поддерживают друг друга, а не удерживаются краской на их поверхности. Так и события в нервной системе формируют цепь причинно связанных событий, осуществляющихся независимо от сопутствующих психических проявлений. Ходжсон считал ментальные процессы эпифеноменом, который ни коим образом не может повлиять на нервную систему.

Эта идея была подхвачена, популяризирована и развита в эволюционном контексте Томасом Генри Хаксли (1825—1895). В 1874 году, выступая перед членами Британской ассоциации развития наук в Белфасте, Хаксли представил одну из наиболее влиятельных и цитируемых работ своего времени под названием «Гипотеза организма-автомата и её развитие»18. В частности, Хаксли предположил, что психические процессы есть результат молекулярных изменений в структуре мозга, достигшего необходимой степени организации. Животные, согласно Хаксли, представляют собой «осознающие автоматы».

В том же году выходит в свет работа Уильяма Бенджамина Карпентера (1813 – 1885) «Принципы ментальной физиологии»19 [9], в которой рассматривается точка зрения, диаметрально противоположная эпифеноменализму Ходжсона и Хаксли. Британский врач Карпентер получил образование сначала в Бристоле, затем в Лондонском и Эдинбургском университетах. В 1845 году он получил должность профессора физиологии, а в 1856 году занял почётное место регистратора в Лондонском университете. Сочинение «Принципы ментальной психологии» содержит детальное изложение концепции интеракционизма в том виде, в каком она была известна во второй половине XIX века.

Уильям Бенджамин Карпентер (1813 – 1885)

«Ничто – писал Карпентер – не может быть более очевидным, чем то, что первичная форма психической активности – осознанное восприятие – осуществляется посредством материальных физиологических процессов. Так, при действии на сетчатку глаза световых лучей формируется определённое физическое ощущение. Свет возбуждает некие процессы в нервах, которые передаются в мозг и вызывают определённую активность в участках мозга, которые являются инструментами нашего визуального сознания. Мы не знаем, каким образом физические изменения в наших воспринимающих структурах переводятся в психические процессы, которые выражаются в видении предметов, свет от которых попал на нашу сетчатку. Но мы также ничего не знаем и о том, как свет производит химические изменения в субстрате, на который он действует. … Всё, что мы можем сказать – это то, что и в том и в другом случае имеет место последовательность событий, тесно связанных причинно-следственной связью».

С другой стороны, «поскольку существует корреляция между психическими процессами и той формой активности нервов, которая вызывает сокращение мускулатуры, … каждый вид психической активности – ощущение, эмоции, мышление, волевое усилие – может проявляться в двигательной активности тела… Подобно тому как гальваническая батарея неактивна, когда электрическая цепь разомкнута, и начинает давать ток при замыкании цепи, эмоции, мысли, волевые усилия, достигая определённой силы, замыкают цепь, высвобождая в участках мозга некие процессы, распространяющиеся по нервам».

Как мы видим, за более чем 200 лет, отделяющих Декарта от Карпентера, решение основной проблемы интеракционизма едва ли сдвинулось с места. Цитируя широко известные слова Джона Тиндаля (1871), «переход от физического процесса в мозге к соответствующему ему процессу в сознании по-прежнему находится за переделами нашего понимания. Даже зная, что определённая мысль в сознании и определённый химический процесс в мозге происходят одновременно, мы не обладаем никаким органом, который осуществлял бы причинно-следственное преобразование одного в другое» (с. 119—120). Против этого аргумента оказываются бессильными как интеракционизм, так и эпифеноменализм. Вот почему мыслители XVIII века, как и их предшественники, были вынуждены вернуться к монизму как последнему возможному выходу из безжалостного картезианского тупика. Две наиболее влиятельные монистические концепции этого периода – двухаспектный монизм и теория мысленного вещества.

Теория двухаспектного монизма – детище Джорджа Генри Льюиса (1817 – 1878). Льюис родился в Лондоне и считался одним из наиболее разносторонних и выдающихся умов своего времени. Писатель, актер, биолог, философ, физиолог, и это далеко не полный спектр его занятий и интересов. Льюис – автор широко используемой по сей день «Биографической истории философии»20 (1845—1846). Его сочинение «Общая физиология жизни»21 вдохновило юного Павлова заняться физиологией, а пятитомный труд «Проблемы жизни и сознания»22 по праву считается классической работой в области психологии.

В работе «Физические основы сознания»23 [10] (третий том «Проблем жизни и сознания»24) Льюис предлагает современное изложение двухаспектной теории – двухаспектный монизм. Льюис не просто повторяет взгляды своих предшественников-монистов, но привносит нечто новое – нейтральный монизм. В основе нейтрального монизма лежит утверждение о том, что существует только один вид универсальной материи, разум и материя рассматриваются как разные формы существования этой универсальной субстанции.

Используя метафору Фехнера, Льюис описывает отношения между сознанием и телом как отношение между выпуклостями и вогнутостями извилистой кривой. Кривая линия остается кривой линией, какую бы замысловатую траекторию она не описывала. Иными словами, психические и физические процессы есть ни что иное, как разные аспекты единого континуума психофизических процессов. Когда этот континуум рассматривается с субъективной позиции (например, когда кто-то наблюдает за своим мышлением), мы видим его ментальную сторону. Когда он воспринимается с объективной точки зрения (например, когда кто-то наблюдает за процессами в мозге другого субъекта), то выглядит как последовательность физических событий.