Дорога к счастью (сборник) - Полина Ребенина

Самое прекрасное, самое лучшее время моей жизни я провела в Весьегонске у бабушки с дедушкой. В наш титковско-юдинский дом сьезжались каждое лето все четыре дочки Павла и Ольги со своими семьями, и каждый день за стол садилась огромная семья из шестнадцати человек. У нас скучать было некогда: купание, походы в лес по грибы и ягоды, рыбалка, охота, игры в карты, шашки, “поддавки”, шахматы и множество других игр, которые мы придумывали. Жизнь была такой счастливой, насыщенной событиями…

Дом был наполнен гостями до отказа, как сказочный терем-теремок. Вечная труженица, моя милая бабушка хлопотала целыми днями на кухне или на огороде. На ней весь дом держался. Она вставала ни свет ни заря, затапливала русскую печь, шла на рынок, чтобы купить продукты, творог, масло, мясо, а потом готовила еду на огромную семью в шестнадцать человек. Даже мытьё посуды занимало массу времени: ведь нас было много, и грязной посуды, соответственно, набиралось немало. Нужно было нагреть воды, перемыть всю посуду, ополоснуть её, перетереть и в шкафу расставить. И так три раза в день. Дочери её всё обещали, что будут маме помогать хотя бы посуду мыть, но дальше слов дело не шло.

А дедушка после еды уходил в свою комнату, сидел там у открытого окна и разговаривал с прохожими, или читал газеты, или отдыхал. Он, как всегда, возложил груз домашних забот полностью на бабушкины плечи. Он был мужчиной, а она женщина, так что все домашние дела были её заботой. Он даже деньгами ей особо не помогал: платил за дом и за дрова, а всю семью содержала на свою маленькую пенсию быбушка. Она всю зиму копила деньги, чтобы всех нас принять и накормить. Денег за еду и проживание она ни с кого из своих дочерей не брала: это было для неё свято как закон русского гостеприимства.

Спальные места имелись везде: в комнатах, в гостиной, в кладовке, на веранде. Помню, мне было лет семь, и я как-то спросила бабушку: ”Бабушка, а где же ты спишь?” И она мне ответила, смеясь: ” Не беспокойся, внученька, у меня кровать лучше всех!” И помню, как я проснулась ночью, чтобы выйти в туалет, и вдруг увидела свою бабушку, которая спала, скрючившись на лавке в кухне и прикрывшись каким-то зипуном. Это было её самое лучшее спальное место! Как мне было стыдно, ведь в её комнате и в её кровати спала я.

Еще помню, что я просыпалась каждое утро и шарила рукой возле кровати, зная, что бабушка оставляет там какой-нибудь гостинчик. Это был маленький стаканчик земляники, малины или черники или одна-две конфетки. И такой же гостинчик-подарочек получали и все остальные её внуки.

Перейдя на последний курс медицинского института, я решила обследовать своих самых близких людей – дедушку и бабушку. Анализы взять я не могла, но могла померить давление, прослушать, простукать, прощупать, как нас учили в институте… С дедушкой всё в основном было хорошо, но он упомянул о периодических болях в животе. ”Небось, рачок какой-нибудь завёлся!” – пошутил он.

А бабушка вообще от обследования отказалась. Мне удалось лишь прослушать её сердце. Когда я обеспокоенно рассказала ей о дедушкиных жалобах, она ответила мне негромко, но в сердцах: ”Его болезни – моё здоровье!” Я не поняла тогда, что она имела в виду, и осознала это лишь позднее, думая о её словах. Бабушка от непосильной физической работы страдала постоянными болями в мышцах и суставах, иногда просто невыносимыми. Она обижалась на дедушку, поскольку на ней лежал груз постоянной ежедневной домашней работы, а работы в деревенском доме и на огороде очень много, но дедушка ей помогать не привык. И приходилось ей, превозмогая боль, всё делать самой, в то время как дедушка занимался общественными делами, рыбалкой и охотой, много читал, был всегда в курсе всех мировых и местных событий…

Бабушка обижалась, но любила его безгранично. Через год дедушка умер – не перенес операции по поводу острого холецистита (боли в животе!). И бабушка сразу сникла, как будто воздушный шарик прокололи, и из него вышел весь воздух. Она сидела у гроба дедушки всю ночь одна, прощалась с ним, гладила его любимую голову и украшала её, примеряя ему платочки. И всё шептала: ”Какая любовь большая была!” А моя мама, её старшая дочь Мария, презрительно шептала: ”О чем это она? Или заговаривается?! Какая любовь? Сколько измен и предательства было!” И не понимала, что говорила бабушка о своей чистой, незамутнённой, самоотверженной любви, которую она пронесла через всю жизнь к своему непутёвому, но единственному и неповторимому мужу Павлу.

Павел часто бывал неверен и никогда не был ей настоящей поддержкой и опорой, но она, хоть и было ей иногда горько и обидно, любила его по-настоящему, глубоко и на всю жизнь. Она любила его таким, каким он был, и любила так беззаветно, что эта любовь придавала ей сил выносить все трудности и быть всегда счастливой и радостной. Мы поняли это только тогда, когда дедушка умер, и мы увидели, как сразу преобразилась бабушка: перестала смеяться, шутить и светиться радостью. Её солнышко погасло. Она стала только тенью нашей прежней улыбающейся, ласковой, весёлой бабушки, превратилась в тихую, печальную, доживающую свою жизнь старушку.

Бабушка умерла, когда ей было девяносто пять лет. На похороны собрались все её близкие и родные. Не приехать было нельзя – она была нашим семейным ангелом-хранителем. Когда её выносили из дома, страшным голосом закричала дочь Зина: “Наша мама покидает дом!” Ведь для нас всех отеческий дом и его хозяйка – бабушка были понятиями неразделимыми.

На поминках взял слово её внучатый племянник Александр Борисович Юдин, посол в одной из африканских стран, который в юношеские годы часто бывал в нашем доме, упражняясь в игре на фортепиано: “Какой необыкновенной женщиной была Ольга Дмитриевна! Её светлый образ никогда не изгладится из памяти. Никогда не забуду, как входил в дом, а навстречу она – всегда с ласковыми, приветливыми словами, с улыбкой, с шуткой. Удивительную она создавала вокруг себя атмосферу, мир семейного счастья, любви и тепла. Прекрасная, полная редкого очарования женщина, освещающая всё вокруг! Настоящая Берегиня!”

Мудрая женщина

Младшие cёстры ей страшно завидовали. Ну почему их старшей сестре Марине всегда и во всём так везло: муж у неё видный, красавец, капитан первого ранга. Она с ним жила – как сыр в масле каталась. Зарплата у мужа большая, и жили они недалеко от столицы в большой квартире со всеми удобствами. Ей и работать не приходилось, жила всю жизнь на мужнином иждивении, за ним как за каменной стеной. “Вот ведь мудрая женщина, – вздыхали они. – Надо же так ловко в жизни устроиться!”

И это когда им, бедолагам, несладко приходилось. Да и не только им, ведь почти все их ровесницы в послевоенные годы жили тяжело. Время в стране было трудное – разруха, страну из руин поднимали.

У второй сестры Тамары муж был строителем. Его постоянно со стройки на стройку переводили. Поживут они год-два на Урале, посылают их в Среднюю Азию – новый объект строить, а потом ещё куда-нибудь отправят. И так без конца. Ну, и семья вместе с ним с места на место переезжает. А детишек у них трое, и работать Тамаре надо было, потому что на одну мужнину зарплату не проживёшь. Благо, что образование у неё учительское, а эта профессия везде востребована.

Третьей сестре Зое еще больше не повезло. Муж её пил, а когда напивался, и руку на неё поднять мог. Детей у неё не было: наголодалась она в ленинградскую блокаду, подорвала здоровье, и оно так и не восстановилось. И сколько ни ходила она по врачам, сколько ни лечилась, помочь ей никто не смог. Она всю жизнь работала, надеяться вынуждена была только на себя, поскольку муж всю свою зарплату тратил на водку.

Каждое лето все сёстры приезжали со своими семьями к матери с отцом в поволжский городок. Старшая нарядно одета (она одежду у лучших портних в столице заказывала), а средняя и младшая кое-как. У Тамары платьев раз-два и обчёлся, она много лет в одном и том же синеньком платьице в горошек приезжала. Да и у младшей сестры Зои нарядов особых не имелось, но она шить и вязать обучилась и что-нибудь себе по вкусу всегда на машинке сшить могла. Побудет с ними старшая сестрица с месяц, а потом на курорт отдыхать уезжает, поскольку её мужу как руководящему работнику каждый год путёвки в санаторий в Крым или на Кавказ выделяли.

Казалась младшим сёстрам жизнь Марины счастливой и безоблачной, но не знали они подводных камней этой беззаботной жизни. Не знали, как панически боялась Марина потерять своего мужа, ревновала его к каждой юбке. Как старалась привязать его к себе всеми возможными способами – наводила уют, стала отличной стряпухой, как актриса, готовилась к приходу мужа с работы и придумывала, как его встретить и чем развлечь. Когда муж звонил в дверь, перво-наперво посылала она дочку, чтобы та кинулась папочке на шею, обняла и расцеловала его. Затем выходила на сцену сама – разодетая и раздушенная. А потом уже приглашала к накрытому столу и во время еды развлекала супруга заранее подготовленными увлекательными историями. Потерять мужа было страшно, ведь он был её хозяином и кормильцем. Марина сама от работы всю жизнь, как от чумы, шарахалась. Она была убеждена, что очень хорошо устроилась, смогла присосаться к мужчине, который и себя, и её очень неплохо содержит, и полагала, что есть немало женщин, которые будут чрезвычайно рады занять её место.