Светлый демон - Сергей Бакшеев

Милиционер с сожалением отлепляет взгляд от моей тугой попы, готовясь вытянуться перед мэром города. «Мерседес» останавливается у парадного подъезда. Шофер выходит и распахивает заднюю дверцу. Появляется надменный мужчина в строгом костюме с дорогим портфелем. Он красив и ухожен, явно нравится сам себе, во взгляде неприкрытый апломб: «Мне можно всё!» Шлейф кондиционированного воздуха доносит из распахнутого салона ауру богатства и излишества. Это господин Марчук, мэр города.

Я помню многочисленные плакаты с его жизнеутверждающей физиономией: «Вы – мои избиратели, я – ваш слуга!» «Это ж какие бабки надо отвалить такому мачо, чтобы он согласился работать слугой?» – вопрошала потрясенная Ленка.

Но выборы давно позади. Бывший комсомольский работник, поднявшийся на первой волне демократии, спешит в просторный кабинет. До спасительных дубовых дверей ему четыре шага, а до скромной девчонки – десять. Я для него электорат. «Вас много, а я один», – объясняет его снисходительный взгляд. Он скользит наглыми глазками по моему дешевому платью, отмечает талию и стройные ножки. И вот уже читается: «Если тебя приодеть, а потом раздеть…»

Я знаю не понаслышке, о чем он думает. Фантазия рисует ему бесстыдную благодарность осчастливленной простушки. Он привык, чтобы его просили и благодарили. Желательно в разных позах и с фантазией. У него особый бзик – он коллекционирует победы над девственницами. Не одна интернатская девчонка прошла через его постель.

Марчук вглядывается в меня, решая, подхожу ли я для его коллекции. Он смотрит на молодую плоть, даже не ведая, что четыре года назад нагло ограбил эту девушку. Как, впрочем, и многих других сирот. Но разве большие чиновники обязаны помнить каждое свое воровство?

Я изображаю улыбку, хотя это трудно. Жизнь разучила меня смеяться. Сквозь целлофановый пакет нащупываю рукоять пистолета. Предохранитель заранее снят, затвор взведен. С такого расстояния не промахнуться. Я поднимаю руку. Надо сделать два выстрела, как приказал Барсук.

Сначала в грудь. А потом в голову…

5

Я убираю снайперскую винтовку и плюхаюсь за руль «корейца». Внутри клокочет злость на собственную глупость. В минуты смертельного риска я действую автоматически, как вышколенный солдат, а сейчас по-женски проклинаю себя за то, что вляпалась в опасную историю. В ста метрах догорают остатки «БМВ». Где-то рядом затаились ошеломленные «северяне». Вот-вот они отойдут от шока и захотят поквитаться. Месть для них равносильна чести, и мстить они будут мне.

Ох, не к добру моя жалость. И всё из-за него!

– Выметайся из машины! Живо!

Солдатик молчит. Ни жив ни мертв.

– Ты что, не понял? Получил жратву – убирайся!

Он пучит глаза и выдавливает:

– Кто вы?

Дурацкий вопрос! Сейчас не время растолковывать, что чем мощнее машина, тем больше ее бензобак и тем уязвимее она для умного снайпера.

– Ты выйдешь сам, или я тебя выкину! На размышление – одна секунда!

– Я… Они меня убьют.

– А мне-то что?! Ты просил еду – ты ее получил!

Секунды тикают. Рядом обозленные враги. Пора сматываться. Я выхожу, распахиваю дверцу и дергаю солдата за шиворот. Парень прижимает к груди нераспечатанные бутерброды и смотрит на меня снизу вверх. В глазах тоска и покорность. Сзади него на полу прозрачное пластиковое ведро, в нем самое милое на свете существо – черепашка Пифик. Вытянутая шея обращена к хозяйке, рот приоткрыт, а в глазах…

Черт! Лучше бы я не смотрела! Взгляды беспомощных голодных самцов так похожи между собой.

Хлопает выстрел. Я слышу свист пули.

Мои пальцы разжимаются. Солдатик прав, если я его брошу, его прикончат. «Северяне» звереют от обиды и вымещают злость на слабых. Сколько ему лет? Еще меньше, чем мне в тот день, когда Барсук подло кинул растерянную девчонку на растерзание патрульных.

…Семнадцать лет назад на главной площади Валяпинска я выстрелила в мэра дважды. В грудь. И еще раз в грудь. Марчук не упал после первого выстрела, лишь выпучил глаза и раскрыл рот. Непристойная фантазия мачо захлебнулась недоумением. И я не смогла выстрелить в лицо, удивленно смотревшее на меня.

Тем самым я нарушила правило.

Первая ошибка повлекла следующую. Барсук приказывал сразу после выстрелов бросить пистолет и бежать. И я побежала, двинув коленом в пах тупому сержанту милиции. Он трансформировался из истукана в скорчившегося эмбриона. А каменный истукан на постаменте остался в прежней позе, указывая рукой на место преступления и как бы восклицая: «Вот до чего докатились, отринув мои идеалы».

Я устремилась не в тихий переулок, куда велел Барсук, а на людную улицу. Уже за углом я заметила, как от меня шарахаются прохожие. Потные пальцы продолжали сжимать пистолет, на этот раз черный ствол грозно торчал из разлетевшегося в клочья пакета. Количество свидетелей множилось. Я поняла оплошность и свернула на соседнюю улочку.

А вот и спасение! Рыжая «копейка» торчала на том же месте, где меня высадил Барсук. Я запрыгнула внутрь и выдохнула:

– Гони!

Но за рулем никого не было!

Сердце беспомощно колотилось. Меня бросили! Барсук испугался!

Однако вскоре я поняла, что действительность гораздо хуже.

Ключи торчали в замке зажигания, я перелезла на водительское сиденье. Любимый муж успел научить меня азам вождения.

Поворот ключа, долгое вжиканье под капотом и – ничего! Еще одна попытка. Бесконечное зудение стартера, и вновь двигатель не заводится!

А спереди на улочку вырывается милицейский автомобиль и перегораживает дорогу. В машине двое. Один что-то говорит в мегафон и предлагает сдаться. А второй выходит и сразу начинает стрелять. Лобовое стекло вдребезги! Мент в штатском смело идет навстречу и продолжает палить.

И тут я узнаю его. Это Барсук!

Секундный шок – и ясное понимание.

Он оказался милиционером и всё подстроил! После выполнения задания он хочет меня убить!

Барсук накануне подробно рассказал мне, что и как делать, а сегодня привез на место и должен был ждать в «копейке». А сам пересел в дежурную машину милиции! Он подстерегал меня в намеченном переулочке и шлепнул бы там, если бы я туда сунулась. Он неспроста спрашивал, умею ли я водить машину. Его порадовал ответ. Барсук предусмотрел и запасной вариант – вдруг я смогу прорваться к машине. «Копейка» не заводится по его вине! Сейчас я умру за рулем, и легко будет доказать, что я сама приехала сюда. А убийство мэра – всего лишь личная месть сумасшедшей обманутой сироты.

Он всё продумал, но не учел главного. Я отлично стреляю. Три недели подготовки под руководством Кирилла Коршунова не прошли даром, у меня открылся талант снайпера. Барсук не раз талдычил мне, чтобы я бросила ствол на месте акции. Это азбука, так делают профессионалы, заявлял он. Но я не профессионал, а перепуганная девчонка, потерявшая на время голову. Он смело прет на меня, потому что уверен – жертва безоружна. Я нужна ему только мертвой!

Как бы не так! Если я захочу стать жертвой, то свою судьбу решу сама.

Я вскидываю пистолет и, практически не целясь, нажимаю на курок. Барсук дергается, оружие выпадает из его простреленной руки. Самоуверенное секунду назад лицо превращается в одно сплошное удивление. А затем искажается от страха.

Но Барсук не сдается. Он тянется здоровой рукой за пистолетом, но я уже полностью владею ситуацией. Следующая пуля разбивает косточки в его растопыренной ладони. Он падает на колени.

– Убей гадину! Шмаляй! – ревет раненый опер, дважды за час ставший предателем. Сначала он предал служебный долг, затем беспомощную девчонку.

Но обстановка изменилась. Я знаю, что делать.

Я вижу перед собой машину, на которой можно уехать, и смело иду к ней. Предатель Барсук корчится от боли, пытается отползти, но понимает, что обречен. Наши взгляды встречаются, презрение наталкивается на страх, секунда кристаллизуется в вечность. Я плюю в него и прохожу мимо. Мокрый от пота Барсук валится на дорогу.

Ствол моего пистолета направлен на дрожащего милиционера в машине. Тот, наконец, выдернул табельное оружие и пробует прицелиться. Его руки дрожат, мои нет. Звучат сразу два выстрела. Одна пуля крошит кирпич в стене дома за моей спиной, другая рвет руку и застревает в локте.

Я спихиваю раненого с водительского сиденья и сажусь за руль. Пистолет на коленях, сосульки слипшихся волос задевают ресницы. Подстраиваю зеркало. И вижу под юным обличьем повзрослевшую на двадцать лет женщину. Я веду захваченный автомобиль и молчу. Я еще не понимаю, в кого превратилась. Милиционер скулит, перекосившись от боли, и ждет неминуемой смерти.

Выехав из города, я останавливаюсь и командую:

– Вылезай!

Он просит пощады и говорит много слов. Я ничего не хочу слышать и выталкиваю его на обочину. Двигатель работает, дверца остается открытой, на коленях пистолет. Милиционер зажмурился и ждет выстрела. Но вместо пули из салона вылетает аптечка.