Ничейный миллион - Сергей Север
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Допустим, это здесь при чем? – Бутовский смотрел на приятеля с большим ироничным сомнением.
– Они же катались на деньги!
– Да, но как это с нами связано?
– В том-то и дело, что с этого момента – непосредственно! – Земцов от нетерпения даже заерзал на стуле. – Официально они гонялись за общий банк, который своими же вкладами и создавали. Он был приличен, но все же невелик. Однако был и подпольный тотализатор. Его организовал некий Красников, и вот там ставки зашкаливали до небывалых высот. Люди там проигрывали целые состояния! Гонщикам на этом тотализаторе играть строжайше запрещалось, дабы избежать подстроенных финишей непосредственно пилотами. Уверен, многие участники о нем даже не догадывались. Сам же Красников наверняка покупал многие гонки, потому как уже достаточно давно имеет с этого мероприятия стабильный неплохой доход. Ну а гонщики там вроде беговых лошадей на ипподроме, выступают за «покушать».
– Не пойму, к чему ты все это рассказываешь мне? – Бутовский все еще пренебрежительно относился к словам своего собеседника, однако чувствовал, что любопытство все-таки берет верх над ним.
Это еще больше подстегивало Земцова, и он продолжал, все быстрее проговаривая свои отрывистые фразы:
– Слушай дальше! Вчера на субботнике, который вы, кстати, всей толпой успешно прогуляли, мы проводили уборку в нашей аудитории.
Бутовский лишь ухмыльнулся в ответ. Действительно, добрые две трети группы считали неслыханным унижением присутствовать на подобного рода мероприятиях и, конечно, на них не ходили, пользуясь мягкостью характера своего еще молодого куратора – Сальникова Эдуарда Семеновича, который сам только выпустился из педагогического и едва успел приступить к работе. На всевозможные дежурства и субботники оставалась малая часть группы, которая, попросту говоря, не пользовалась особой популярностью в коллективе: люди вроде Лягушонка.
– Я переставлял книги на новый стеллаж, – продолжал Земцов, – и наткнулся на очень любопытный учебник экономики.
– С каких это пор экономика для тебя представляет интерес? – рассмеялся Игорь.
– Сама экономика, конечно, никакой ценности не представляет, а вот владелец книги… – Вадим достал из своего портфеля старенький учебничек, откинул обложку и указал пальцем на выведенную в левом верхнем углу мелким каллиграфичным почерком фамилию с инициалами: «Легостаев А. А.» – А вот что я нашел внутри, послушай, – с этими словами Лягушонок извлек потрепанный тетрадный лист, вставленный между страниц, испещренный точно таким же почерком:
«Привет, брат. Я не выискиваю способ восстановить с тобой дружеские отношения, так как виноватым себя по-прежнему не считаю. Однако мне срочно понадобилась твоя помощь. Чтобы ты не отказал мне, не дочитав до конца, сразу скажу – твоя помощь одинаково выгодна как мне, так и тебе. Вчера я выиграл гонку, что принесло мне немалый доход, и, поверь, речь идет не о тех копейках, что скидывают в кассу гонщики. Я выиграл по праву, но забрать заработанное оказалось куда сложнее, чем я думал, уж слишком много стервятников слетелось на запах легкой наживы. Я всего лишь хочу взять свое, но в одиночку сделать этого не смогу. Поэтому обещаю, если поможешь, по-братски, коими мы, как ни крути, являемся, – разделю все с тобой. Вряд ли мы сможем снова по-родственному общаться, да и не нужно этого нам, и все же такая вещь, как деньги, может объединить и врагов, ведь не бывает лишнего миллиона, верно? Обращаюсь к тебе так странно, в письменной форме, потому как при личной встрече и по телефону вряд ли ты станешь слушать меня. Выигрыш я спрятал в коттеджном поселке, что по дороге в Малые Кареллы. Где именно, расскажу, как только дашь свой ответ, если согласишься, разумеется… не тяни с ним, времени остается не так уж много. Буду ждать».
– Теперь понимаешь? – едва успев прочитать, налетел на Игоря Земцов. – Он пишет: «Речь не об общей кассе участников». А посему старина Легостаев каким-то образом умудрился поставить на тотализаторе Красникова на самого же себя!
– Интересно, как? – от ироничности Бутовского не осталось и следа.
– Ну, тут история умалчивает, да и не это важно! У него там в тайнике, где-то в коттеджном поселке, целый «лямм» мается!
– А то, что записка адресована его брату, тебя не смущает? Теоретически, после смерти Легостаева в автокатастрофе, его брат, Легостаев-старший, уж точно имеет больше прав на обладание этим миллионом, чем кто бы то ни было. Что если он как-то узнал и уже ищет или даже нашел… – Игорь стал куда сосредоточенней, всем внешним видом показывая, что в голове у себя уже прокручивает возможные варианты развития событий.
– Исключено! – мигом отозвался Земцов, – я об этом думал. Спросил даже у куратора, ну, между прочим, мол, как это у него учебник Легостаева оказался? Ответ был более чем банален. Причина тому рассеянность владельца. Элементарно забыл он его. И по датам, кстати, если Сальников не ошибается, как раз в день своей гибели. Он разбился по дороге из универа домой, оставив при этом книгу. Соответственно и записка тоже осталась непереданной, так как повод-то более чем серьезный. Наверняка Легостаев-младший планировал подбросить ее сам, не в том он положении был, чтобы зависеть еще от кого-то. Из этого всего следует вывод: про выигрыш никто, кроме самого гонщика, не знал, в том числе и его брат, ведь письмо с просьбой о помощи так и не дошло до адресата. Сам Легостаев-младший трагически ушел из жизни, и миллион ему теперь без надобности. А если никто о деньгах не знает, а сам виновник происходящего мертв… Посему выходит – деньги теперь ничьи!
Земцов громко хлопнул учебником по столу, придавая торжественности гениальному, на его взгляд, заключению. Последовала томительная пауза. Бутовский прекрасно понимал, что дело совсем не шуточное. Пропажу миллиона рублей не могли просто так не заметить. Его вполне, что даже вероятнее всего, должно быть, кто-нибудь ищет, тот же Красников, к примеру. С другой стороны, его местонахождение, пусть и приблизительное, известно только им. И в голове снова забегали мысли о сцене, известности, деньгах и любимой музыке. Да, в конце-то концов, такой шанс представляется единственный раз в жизни, и то не каждому! Надо в своем жалком существовании уже что-то менять, наконец! Однако и о бдительности забывать не стоит. В первую очередь надо выяснить: может, кто еще прознал о легкой наживе, ведь Земцов наверняка был в момент, когда обнаружилась записка, не один, да и сам Лягушонок человек ненадежный, мог и взболтнуть кому по своей наивности чего лишнего.
– Кому-нибудь еще говорил? – нарушил повисшую в воздухе тишину Игорь, обращаясь к Земцову.
– Нет, конечно! Я еще не совсем дурак! – с жаром ответил тот.
– А как ты доставал записку из книги кто-нибудь видел?
– Вообще видели два этих ботаника: Лунев и Писарев, – с готовностью затараторил Земцов. – Они долго ржали над этим, по их мнению, полным идиотизмом. Я, конечно, поддержал их насмешливое настроение, так что они ничего не заподозрили, более того, уверен, даже не поняли. Нет, они восприняли послание Легостаева своему брату легкомысленно, поэтому нам не соперники.
Бутовский чуть не прыснул от того, как развязно Лягушонок рассказывал о людях, по сути, себе подобных. Видимо, ему ужасно льстило, что он находится в таких значительных среди сверстников кругах, как Игорь со своими друзьями, и считал себя с ними полностью равным. А в конкретном случае еще и является родоначальником такой блестящей идеи, которую вроде одобрили! Он был буквально на седьмом небе от счастья. Хотя в действительности его терпели только потому, что родители Вадима были очень дружны с родителями девочки из группы Игоря – Жени. Она же, уж так еще с детства повелось, может, из жалости к нему, может, из уважения к его родителям иногда брала парня с собой и решительно не позволяла его унижать, по крайней мере, в ее присутствии. Однако даже это не всегда спасало парня от насмешек в его адрес. Впрочем, сейчас, за неплохую идею, вселяющую надежду, Лягушонок заслужил хоть какое-то поощрение, и Игорь счел разумным обойтись без сарказма. Он вообще заметил за собой, что слушает приятеля с каким-то легким почтением, даже уважением. Это надо же было в кратчайшие сроки сообразить, какой шанс представился, во всем разобраться и даже придумать, куда применить такой подарок судьбы. На мгновение Бутовского посетила идея: «Надо бы посерьезней к нему относиться, что ли». Но, вспомнив его растерянную глуповатую физиономию, когда Лягушонок увидел выходившую из квартиры блондинку получасом ранее на лестничной клетке, он тут же, подавив смешок, прогнал от себя эту мысль:
– Вот что, – абсолютно серьезно заговорил он, – никому больше не рассказывай о нашем разговоре, иди домой и жди. От тебя пока больше ничего не требуется, с остальными я поговорю сам. С тобой свяжусь, когда все будет готово.