Следователь по особо важным делам - Анатолий Безуглов

— Передо мной только документы. Выводы логичные.

Иван Васильевич усмехнулся:

— Ив тебе, значит, сидит бумажная душа. А я думал — только в прокурорах… Говоришь, расследование тебя убедило?

— Иван Васильевич, вы мне дали ознакомиться с делом. Я его добросовестно прочёл. Именно прочёл. Если понастоящему изучать его, наверное, что-нибудь меня и не убедит.

Иван Васильевич подумал.

— Может быть, ты и прав. Людей там не видно… — Он протянул мне бумагу: — Читай.

Документ был отпечатан на именном бланке депутата Верховлого Совета РСФСР.

Директор совхоза «Маяк» Североозерского района Е. 3. Мурзин обращался к прокурору республики с просьбой ещё раз расследовать обстоятельства самоубийства Залесской А. С.

Письмо заканчивалось так: «Лично я да и многие работники совхоза не могут поверить в то, что Ангелина Сергеевна Залесская покончила с собой. Мы её знали как весёлую, жизнерадостную женщину, полную сил и молодого задора. Её любил и уважал коллектив детского сада, где она работала воспитательницей, и оказал доверие, выбрав в органы народного контроля. Установление истины помогло бы снять пятно со всего коллектива работников совхоза, которые трудятся во имя Родины. Случай, происшедший с А. Залесской, бросает тень на идейно-воспитательную работу на нашем предприятии…»

— Ну и что? — спросил я, закончив читать. — Факты.

Где они?

— Письмо Мурзина, вот уже факт.

— Это просто бумага. Людей я не знаю… — вырвалось у меня,

— Что ж, с ними познакомишься на месте… Ну, а я как прокурор возьму на свою душу бумаги. Кстати, вот ещё одна. — Он протянул мне документ, отпечатанный на нашем бланке. — Как говорится, кесарю — кесарево, а богу — богово…

Моё непосредственное руководство — заместитель начальника следственного управления отменял постановление о прекращении крылатовского дела. Расследовать его поручалось мне. Вверху стояло — «Утверждаю» и загогулины подписи Ивана Васильевича. На прощание он посоветовал:

— Веди дело так, словно до тебя не было никакого расследования.

— Понятно.

Иван Васильевич поднял палец.

— Но, — сказал он, — и не забывай, что оно было…

Как только я переступил порог кабинета зампрокурора, тут же попал в канцелярскую машину. К концу дня мне был обеспечен билет на завтрашний самолёт в Барнаул с пересадкой в Новосибирске, бронь в барнаульской гостинице.

Подразумевалось также внимание местных работников прокуратуры.

И, уже будучи не здесь, но ещё и не там, я должен был решить один важный для себя вопрос: как распорядиться последним вечером перед отлётом.

Дело в том, что за полгода нашего знакомства с Надей мы ещё не разлучались надолго. Служба моя непоседлива:

Но по непонятным причинам судьба до сих пор щадила нас.

Я не имел в последнее время продолжительных командировок. Роскошь, которую не мог себе позволить никто из моих коллег.

Мысли о необозримых расстояниях, что разделят меня с моим конструктором-модельером на бог весть какое время, поселила в душе неуютность.

Человечество кичится своими забавными игрушками — конструкциями, перемахивающими с одного места на другое с непостижимой скоростью, мгновенной передачей текста, звуков и изображения. Но оно не решило самой главной для меня сейчас проблемы: не научилось не разлучать людей, которым не надо разлучаться.

Я позвонил Наде.

— Надюша, — сказал я, когда она взяла трубку, — знаешь, я раздумал ложиться в больницу.

— Испугался?

— Нет. Жаль с ними расставаться. Хотя мы и не были хорошими друзьями, но все же — родное…

— Уезжаешь? — Я вздохнул.

— Далеко?

— Очень.

— Где мы сегодня встретимся?

— Я не хочу безликие, чужие рестораны. Хочется посидеть в семейной обстановке…

— Игорь, у тебя заскорузлый, запущенный семейный комплекс… (Через её голос прорвалась в телефонный разговор реплика Агнессы Петровны: «А что в этом плохого?»)

— Действительно, — подтвердил я.

— Что действительно?

— Что в этом плохого…

— На этот счёт восточная мудрость гласит: холостяк ничего не знает, а семейный — молчит… (Замечание Агнессы Петровны: «Счастливые браки ещё иногда попадаются. Все зависит от человека».)

— Надюша, заканчивая наш разговор «втроём», передай Агнессе Петровне, пусть отпустит тебя пораньше. Мне она не откажет.

…Мы направились в ресторан. Я выбрал ВДНХ. Там есть одно тихое, особенно в это время года и дня, место. За прудами, возле павильона «Рыболовство».

В ресторане было тепло, но неуютно. За стеклянной стеной холодно поблёскивала вода, окружённая тёмной, тяжёлой зеленью, и напоминала о сырости и пустоте осенней непогоды.

— Игорь, ты мне сегодня не нравишься, — сказала Надя.

— Не могу разделить твоего искреннего веселья по случаю моего отъезда,

— мрачно сказал я.

— Думай лучше о том, как мы снова встретимся. Давай придём опять сюда. Приятное заведение…

Я криво улыбнулся:

— Оно, наверное, будет закрыто на зиму…

— Это можно спросить у официанта.

— Надя, — сказал я, твёрдо и решительно посмотрев ей в глаза. — Пока меня не будет, разделайся со всеми своими старыми проблемами.

— Игорь, милый, ну почему ты любишь все усложнять?

— Вот те Hal-протянул я. — Наоборот, я хочу добиться ясности и простоты…

— Неужели так трудно понять простую истину, что все сложно?

— Это чьё изречение?

— Не помню. Кого-то из наших современников, кажется.

И не волнуйся. Поверь, у нас все хорошо…

Ничего себе хорошо! В её семейном положении какая-то путаница, а ей все нипочём. С мужем она не развелась, хотя фактически они не живут. Он — штурман на пассажирских международных авиалиниях. Когда-то по уши влюбился в молоденькую, красивую манекенщицу. Видимо, с годами первая страсть улеглась, и он завёл интрижку со стюардессой. Что у них там в действительности произошло, я не знаю в подробностях. Надя особенно не распространялась на этот счёт. Во всяком случае, она от него ушла. С сыном. Десятилетним Кешкой, которого я ещё не видел ни разу.

Кешка, В нем, кажется, и было все дело. Из-за него муж Нади не даёт развода. И каждый раз, когда я завожу об этом разговор, Надя старается от него уйти.

— А что думает по этому поводу Агнесса Петровна? — спросил я. — Мне кажется, её симпатии ко мне сильнее, чем у некоторых…

— В принципе она считает, что ты отличная партия, — улыбнулась Надя. — Только удивляется, почему у тебя кооперативная квартира. Могли, говорит, дать и государственную.

— Много нас таких…

— Как это много? — искренне удивилась Надя.

— Ну, следователей…

— Но ты же по ОСОБО важным делам!

— Мне кажется, все дела важные. Дела — это люди. А люди все равны.

— Но есть же громкие, нашумевшие преступления. Не обо всех же пишут в газетах.

— Это ничего не значит. Для каждого человека его несчастье — самое важное. Сопляк какой-нибудь совершил преступление. Так для его матери положение сына важнее всех несчастий на свете. Землетрясения в Южной Америке, катастрофа на железной дороге, да мало ли случается всякого на земле… Она ни о чем и ни о ком не думает в этот момент, кроме сына… Понимаешь, все относительно.

— Постой. — Надя все ещё не могла мне поверить. — Есть ещё, значит, такие, как ты?

Я от души рассмеялся:

— Нет, Надюша, ты меня время от времени просто убиваешь. Конечно! У нас в прокуратуре больше десятка.

В Прокуратуре Союза. Да ещё в прокуратурах всех республик. И знаешь, как нас называют? Важняк… Ты разочарована?

— Наоборот. Это хорошо… Ты меня даже успокоил. — Она посмотрела на меня, как мне показалось, виновато. — Вокруг столько молоденьких…

— Не говори глупости, — сказал я строго. Но её ревность была приятна мне.

Слабость у Нади прошла быстро. Она как-то встряхнулась. Две складочки, появившиеся на мгновение около губ, исчезли.

— Конечно, глупости.

Чтобы окончательно её успокоить, я весело продекламировал:

— «Для девчонок в юбчонках есть в клешах парнишки с гитарами под мышкой…»

— А ты говоришь, что нам с тобой плохо… Да, кстати.

Когда ты наконец познакомишься с Кешкой?

— Именно, кстати. Разговор самый подходящий перед моим отъездом…

— Ты же не навсегда.

— Нет, конечно. Я просто удивляюсь: сколько времени мы знакомы, а ты предлагаешь встретиться с Кешкой сейчас, когда я улетаю.

— Не сердись. А мой сын — интересное создание. Свои мысли, свой мир. Представляешь, главная забота сейчасдостать небольшого удава…

Я и раньше слышал, что Кешка увлекается животными.

Жил у них сиамский кот Ерофеич, попугай Ахмед, ёжик Пиф и ещё какая-то живность. Но удав!

— И ты согласишься жить в квартире с удавом?