Граждане неба. Рассказы о монахах и монастырях - Владимир Зоберн

Высокоталантливый, предприимчивый устроитель наших южнорусских святынь, архиепископ Иннокентий Борисов своим горячим сочувствием в значительной мере помог восстановлению древней обители. Он прибыл в Святые Горы накануне обновления ее и в торжественной процессии, сопровождаемый толпами отовсюду сошедшегося народа, встретил прибывший из Москвы образ Успения Богоматери, копию с древней чудотворной иконы, которой московский митрополит Филарет благословил возрождавшуюся обитель.

«Святые Горы! Зрите, кто пришел к вам, и преклоните верхи ваши пред Царицею неба и земли!» – воскликнул маститый проповедник и вместе с многочисленным народом и духовенством повергся на землю перед иконой.

Святой Иоанн-затворник, чудотворец. Святогорская Успенская Лавра

Синяя ширь Донца

Неописуемый вид открывается с этого своеобразного мелового балкона, висящего высоко над окружающими его пропастями. Отвесные меловые утесы обрываются стеной прямо под ногами, теряясь внизу в густоте леса; сосны-великаны, темные и мрачные, лезут со всех сторон на обрывы скал бесчисленными полчищами, будто осаждающая их рать исполинов; сверху, над нашими головами, совсем близко тоже надвинулись грозные кручи, ощетинившиеся такими же колоссальными стрелами сосен. А ниже этих скал, обрывов и лесов каким-то чудным светлым видением выступают ярко облитые солнцем белые стройные храмы с золотыми крестами и маковками, многочисленные белые корпуса и ограды; и под ними, глубоко внизу, словно на дне головокружительной бездны, синяя ширь Донца, что ровным могучим столбом прорезал себе путь среди гор и лесов на юг, к своему батьке – синему Дону. Необозримая страна кудрявых, золотом и бронзой проступивших лесов, уходит далеко за горизонты, куда только хватает глаз, по ту сторону реки, на ее луговом берегу…

Портрет князя Г.А. Потемкина-Таврического. Неизвестный художник. 1847.

Местное предание рассказывает, будто «великолепный князь Тавриды» Потемкин, проезжая в Крым мимо Святых Гор, восхитился прекрасным видом монастыря среди лесистого берега Донца и выпросил себе у матушки-царицы этот «рай земной»

Святогорский Успенский монастырь. Фото Balkhovitin.

Странник, добравшись до этого благословенного уголка, где ему всегда готов приют и кусок хлеба, отдыхает в нем не только изможденным телом и истомленными ногами, но и смиренной душой, не избалованной радостями во враждебной суете мирской жизни

И тут на меловом утесе, и по многочисленным изворотам лестницы, поднимающейся из монастырского двора на горы, и выше нас, по белой тропе, что лепится на последнюю коническую скалу, венчающую все эти горные пирамиды, – везде бредет и копошится богомолец…

Русскому простонародному сердцу сладка и умилительна картина тихой лесной красоты, осеняющая его любимые святыни. Странник, добравшись до этого благословенного уголка, где ему всегда готов приют и кусок хлеба, отдыхает в нем не только изможденным телом и истомленными ногами, но и смиренной душой, не избалованной радостями во враждебной суете мирской жизни.

Храм Преображения Господня

Мы тоже потянулись вслед за толпой странников и странниц на макушку горы, где выстроена далеко видная отовсюду самая высокая из церквей Святогорской обители – церковь Преображения Господня, венчающая, будто гигантским крестом, семью монастырских гор и монастырских храмов.

Церковь Преображения двухъярусная. В верхнем ярусе – прекрасный резной иконостас из темного кипариса (большого вкуса и большой простоты); в нижнем – замечательно хорошо написанная икона Божией Матери, копия с Рафаэля, как оказалось, задушевное творение молодого художника-инока, безвременно угасшего в монастыре. На дворе храма в тени деревьев – огромная кадка с водой и ковшом. Это очень умный и добрый обычай – его не мешало бы усвоить другим обителям, но особенно он ценится здесь, на юге, утомленными богомольцами, которым приходится подниматься на такие кручи и выстаивать на ногах такие длинные, истинно Афонские, службы.

Меловая церковь святителя Николая

Спустились мы уже не через меловые пещеры, а по широкой, пологой лестнице с бесчисленным множеством ступеней, с часовнями и приютами для роздыха по пути, что вьется по уступам скал среди лесных чащ от главного монастырского храма внизу до меловой церкви святителя Николая. Простые иконы и картинки развешаны кое-где по стенам этой крытой ступенчатой галереи. Но жаль, что эти стены не обращены в галереи наглядного обучения иного рода, что они не рассказывают яркими и осязательными картинами последовательной истории хотя бы этой самой обители или вообще истории христианства на Руси. Я помню, какое утешение и какое полезное поучение доставляли народу подобные, даже грубо набросанные, фрески на стенах Кладезной лестницы Коренского монастыря (теперь, к сожалению, уничтоженные), изображавшие в целом ряде понятных народу картин историю Коренской пустыни и ее чудотворной иконы.

Монастырский скит

Вечером мы наняли большую невалкую лодку и отправились вверх по реке к так называемому Святому месту, где устроен монастырский скит.

Меловая церковь Святого Николая Чудотворца в Святогорской Успенской Лавре. Фото Sgiaz.

Весело и свежо на воде; дружно и споро катится нам навстречу вся мощная ширь Донца; нигде на нем ни песчинки, ни камышинки. Бегущая среди лесов и лугов река сохранила девственную глубину и полноводие, которые уже так редко встречаешь и на самых больших реках. Леса на каменных скалах слева, леса на травянистых лугах справа, и неоткуда взяться глинистым и песчаным наплывам. Это тот самый, старый, многоводный Донец, каким он был века назад на пространстве сотен верст своего течения, каким его видел еще князь Игорь, когда бежал из половецкого полона, скрываясь в дремучих чащах берегов.

Мудрый царь Петруша, рука которого до сих пор чувствуется у нас везде, недаром грозил смертной казнью за истребление лесов по берегам рек…

Отвесные горные пирамиды, мимо которых бесшумно скользит наша лодка, ловко управляемая привычной рукой, одевают своим синим холодным сумраком и нас, и прозрачные омуты реки. Мы приросли глазами к их суровой красоте и онемели, охваченные каким-то бессознательно-благоговейным чувством. Безмолвные леса из темных сосен теснятся по скатам и ущельям, будто траурные толпы гигантских монахов. Это – тоже священный храм, требующий молитвенной тишины.

Ясный вечер догорал на небе. И перед нами, и позади нас тянулась прямая, как стрела, водная дорога Донца, обставленная, словно глубокое ущелье, с обеих сторон стенами лесов, переливавшаяся то тьмой, то светом, трепетавшая, будто змеиной чешуей, сине-зеленой зыбью.

Освещенная последними лучами заката узкая полоска неба далеко впереди, не загороженная скалами, дубами и соснами, казалась распахнутой дверью в манящий, таинственный светлый чертог.

У самодельной пристани при подножии лесистой горы – маленькая сторожка. Но ни одной живой души не видно и не слышно на этой пустынной горе. Только голубые сойки и пестрые дятлы суетливо перелетают с дерева на дерево и перекрикиваются резкими голосами, наслаждаясь, вероятно, как и мы, последними лучами солнца в пронизанных им зеленых чащах. Хорошенькая серенькая змейка, вся в мелком кружеве сверкающих чешуек, выскользнула из-под наших ног. Змеи здесь водятся в изобилии; недаром и Андрей Николаевич Муравьев, высаживаясь из лодки в том же Святом месте, когда еще здесь не был построен скит, видел двух змей, переплывавших на тот берег Донца.

Крутая тропа ведет через лес к вечно запертым воротам скита мимо большого, отлично устроенного колодца. Скит построен на том самом месте, где, по преданию, в древности спасались святогорские пустынники, от которых оно, вероятно, и унаследовало название – Святое место. Вместе с тем скит оказался и на месте неведомого древнего городища, земляные валы которого отчасти окружают его и теперь. Было это старинное сторожевое укрепление, какой-нибудь стоялый острожек, оберегавший татарский перелаз через Донец в дни Ивана Грозного или Бориса Годунова, а может быть, это уцелевший остаток гораздо более седой древности, сохранивший в своем имени память о языческом святилище (ведь они всегда скрывались в лесах и на горах, на берегу больших рек). Святые Горы так давно были известны под этим именем, что невольно думается, что они могли быть святыми еще в глазах язычников. Почти все старинные христианские монастыри воздвигались на месте прежних святынь язычества, стараясь заменить их собой в религиозных привычках народа.

Скит в Святогорской Успенской Лавре. Фото Анастасии Федоренко.