Кангасейро - Жозе Линс ду Регу

И замолчала. Звездное небо в ночной тьме миллионами своих глаз как бы созерцало трагедию обездоленной семьи. Отец Бентон умер за неделю до того, как Бентиньо прибежал из Ассу с вестью о грозившем семье несчастье. Отец умер внезапно, без единого стона. Жозефина посмотрела на гамак и увидела безжизненно свисающие руки Бентона. Когда она бежала к нему, она уже знала, что случилось. Муж отошел в иной мир, даже не подав ей знака. Сын Домисио горько плакал тогда. Пришли странники, окружили покойника, вопли у гроба заглушили песнопения женщин во время литании в хижине у святого. Жозефина не плакала, смерть мужа она не приняла к сердцу. Бентон, отрешившийся от всего земного, равнодушный ко всему, кроме своего козленка, и при жизни был уже для нее мертвецом. Тоскливо блеял козленок, будто оплакивая покойника, и казалось, что плачет какой-то хороший, сердечный человек. Домисио пришлось увести животное подальше и привязать в каатинге. Вот тогда явился в лагерь Апарисио. Жозефина увидела сына во главе кангасейро, в кожаной шапке, с ружьем на плече, с кинжалом за поясом. Хижины наполнились смехом, шутками, рассказами парней о стычках. Апарисио вошел в лачугу матери, принял благословение. Держа шапку в руках, сел рядом с ней, кроткий, как ягненок, и мягко сказал:

— Мать, почему вы не уходите? Я получил сведения, что сюда идут солдаты, чтобы покончить со святым. Они убьют всех, мать. Ни одного человека не останется в живых. Я пришел сюда, чтобы посмотреть, что можно сделать для этого святого… Лейтенант Маурисио отдал душу дьяволу, но я не сжег гнезда мерзавцев, видно, не было на то воли божьей. Пусть же земля и урубу пожрут их трупы. Я знаю, войска правительства прибыли в Ассу и готовы к нападению. Я поговорю со святым. Люди здесь потеряли голову, даже Домисио верит в силу этого человека. Я знаю, мать, что на нашей семье лежит большая вина, ведь наш дед когда-то убил святого Себастьяна[4]. Но мое оружие не боится проклятья. Мать, уходите отсюда. Наш старик умер, брат Бентиньо в Ассу. В Рокейре находится усадьба капитана Кустодио. Там вы будете жить, скрываясь, и власти никогда не узнают, кто мать Апарисио.

Главарь кангасейро кончил, и старая Жозефина сказала ему:

— Сын мой Апарисио, сам бог послал тебя напомнить нашей семье, что тяготеющее над нами проклятье не снято. Твое оружие слабее четок святого. Ты своей силой заставляешь дрожать весь сертан[5]. Но это сила про́клятых нашего рода, рода твоего отца, которого поглотит земля. Ты, Апарисио, никогда уже не сможешь остановиться. Уходи, сын мой, оставь меня, ведь это последние годы моей жизни на земле, и я хочу до конца нести свой крест. Иди к святому и приобщись к его силе. Твоя сила, Апарисио, в крови, что течет в твоих жилах, это сила твоего деда, который был тверже кремня. Пойди и поцелуй руку у святого, Апарисио. Пусть он возложит руки на твое ружье, коснется твоего кинжала, может быть, тогда бог войдет в твое грешное тело.

— Мать, я хочу только твоего благословения.

Апарисио вышел из хижины. У входа собрались странники, чтобы поближе взглянуть на властителя сертана. Апарисио посмотрел на эту испуганную толпу и уже с полным сознанием своей силы крикнул:

— Нет, я не зверь, нет!

Толпа отпрянула, как от разъяренного ягуара, готового броситься на нее. Молодцы Апарисио подошли к главарю — они ждали его приказа. Но он снова опустил голову, потом оглянулся на хижину, где на сухой земле, молчаливая и скорбная, сидела его мать; она была для него всем в этом мире. По лагерю неслось пение женщин у святого. Апарисио продолжал стоять, и молодцы его тоже не двигались с места. Притихшая толпа все еще ждала, что ягуар вот-вот прыгнет на нее, но Апарисио не пошевельнулся. Вдруг в тиши каатинги раздался крик — тоскливее крика ночной птицы Это святой, изнуренный бдением, в длинной рубахе из синей нанки, с бородой по пояс, показался вдали. Его появление потрясло людей, и они в священном ужасе, давя друг друга, устремились к нему. Люди падали на колени, и заунывная литания понеслась по всему лагерю. Но Апарисио и его парни не сдвинулись с места. Тогда мать Жозефина поднялась и подошла к сыну:

— Апарисио, сын мой, не для того ты пришел сюда, чтобы прикончить меня, убить, плюнуть в лицо, надругаться над породившей тебя матерью. Апарисио, сын мой, вот сила, которая способна сделать больше, чем твое ружье, сила, которая ранит глубже твоего кинжала. Иди к нему, Апарисио.

Слова матери повели сына, как поводырь слепого. Святой кричал, хрипел в исступлении. Апарисио и его люди подошли к нему. Но он, окруженный тысячной коленопреклоненной толпой, даже не посмотрел на кангасейро, которые так и не сняли шапок с головы. Потом, будто прозрев, святой пристально взглянул на Апарисио и его молодцов. И, подобно тому как сильный ветер, утихая, переходит в легкий, ласковый ветерок, он смягчился и обласкал своим взглядом грозу каатинги. Теперь уже не как святой грешнику, а как человек человеку, он сказал:

— Бог на небесах и мой святой великомученик Себастьян привели тебя ко мне.

Затем, прокладывая себе путь среди припадавших к его ногам странников, он направился к кангасейро, высоко подняв голову с развевающейся по ветру бородой. Апарисио, увидев святого возле себя, опустился на колени. Ружье выскользнуло из его рук, когда тот коснулся своими высохшими пальцами головы кангасейро Можно было услышать малейший шорох в тишине как бы застывшего мира. Мрачно, загробным голосом святой вознес свою мольбу к небу. Литания опять понеслась по всему лагерю. Многие кангасейро плакали, Апарисио с трудом сдерживал себя, он казался затравленным зверем в берлоге, которую окружила свора псов. Но вот он поднялся и, держа ружье в левой руке, посмотрел святому прямо в лицо. Потом взялся правой, унизанной кольцами рукой за рукоятку кинжала и во весь голос крикнул:

— Люди, я не боюсь!

II

Фазенда Рокейра расположена на берегу реки Мошото на склоне горы Камбембе. Это владение капитана Кустодио дос Сантос, происходящего из семьи потомственных поселенцев, некогда бежавших сюда от засух. Здесь земля щедрая, податливая.

Владелец Рокейры встретил старуху с сыном в своей фазенде как равных. Тотчас отвел им участок, обнесенный каменной оградой, с глиняной хижиной под черепичной крышей и небольшим амбаром рядом. Жозефина нашла здесь все, как будто была у себя в Аратикуме. Не хватало только домашнего