Грим - Анастасия Худякова

возможно… Роман признался, что ему бы этого не хотелось. Но пока он не мог назвать ее смелой, той, кто не лжет себе и, значит, не лжет миру. Наблюдая за тем, как едва различимая в темноте сада ворона прячется в сухих ветвях гортензий, он почувствовал укол обиды, даже разочарования. Почему она отказывается видеть правду?

Отдалившись от окна, он вдруг снова обернулся. Роман ничего не смог рассмотреть, к тому же мешало слабое, но все-таки видимое отражение комнаты и его собственное. В темноте сада никого не было и не могло быть. Теперь никого. Он отогнал мысль, что за ним внимательно наблюдают извне, и, проглотив остатки джина, погасил свет.

* * *

Теодора Холл сидела в кресле и пристально рассматривала пестрый кардиган своей клиентки. Весь в малиновых, бирюзовых и ржавых пятнах, он наводил ее на мысли о коре многолетней, подпорченной сыростью и временем секвойи. Это было красиво, но как-то диссонировало с образом Сюзанны Даль, сидевшей напротив и в который раз тщетно пытавшейся понять причину несовершенства ее отношений с партнером. Из всех пациентов, которые были у нее за время практики в качестве психолога, Теодора сложнее всего переносила сеансы с Сюзанной. И дело было даже не в жуткой манере вести рассказ и подолгу глядеть в пустоту, а в ее точке зрения. Единственном, в чем Сюзанна была непреклонна. Ее убеждения Теодора разделить не могла. Она хотела понять, силилась сделать это из раза в раз, но не могла. Потому что это было именно то убеждение, которое нагоняло на Теодору страх и стыд.

– Ну а что было потом? Вы сказали, вас что-то вывело из равновесия? Можете ли вы сказать, что это было? – Теодора сдержала вздох и попыталась сосредоточиться на внутреннем мире фрекен[1] Даль, представлявшем для нее нечто сродни торнадо, в котором она силилась рассмотреть подхваченный домик, но никак не могла понять, он это или очередная груда мусора.

– Знаете, чувство такое… как будто выпала из космического корабля, и трос оторвался, а тебя мотыляет в космосе, среди звезд, то еле-еле, то вверх тормашками выворачивает. Вроде красиво вокруг, так, что дух захватывает, но при этом тошнит от такого вращения, – начала Сюзанна, глядя на колени, и несколько кудрявых светлых прядей упали ей на лоб и щеки. Теодора ждала. – Днем случайно узнала, что Т. уволили, так что, скорее всего, он теперь будет заходить совсем редко, и то не ко мне. Спросила себя: какая разница? А сама расстроилась. И сначала даже не поняла, а потом раз – и настроения уже нет. Началось вращение вниз головой.

Теодора молчала. Слова Сюзанне были не нужны, она находилась уже далеко за пределами их слышимости.

– Попыталась понять, что же именно меня расстроило. Ведь он не нравится мне. Нет… не нравится. Но что-то влечет, не внешность и уж точно не привычки или манера общения. Что же? То, что он опытнее меня? Свободнее? То, что относится ко мне с прохладой, но при этом оказывает внимание? Как будто подсекает рыбку. Полагаю, мне льстило его внимание. Все те взгляды, цветы, пусть их было всего два букета, и один из них – в честь дня рождения… Что ж, вероятно, я тщеславна. И теперь, когда я могу лишиться даже этих ничтожных хлебных крошек, я испугалась, расстроилась, обозлилась…

– Что же именно вас разозлило? Вы это выяснили?

– Да, – неожиданно резко произнесла Сюзанна, вскинув голову. – Думаю, да.

Теодора слегка изогнула бровь, показывая, что ждет ответа, но не торопит.

– Меня разозлило то, что на самом деле Т. ушел потому, что у Чика умерла мать, и теперь тот боится, что не сможет платить за дом, потому что содержала его старуха. Этот Чик… О, ведь он просто отвратителен и даже не понял того жеста, который сделал для него Т.!

– Почему же вы считаете, что Т. поступил неправильно? Ведь вы к этому ведете?

– Да не веду, а говорю прямо! Т. не стоило этого делать, это просто глупость!

– Но ведь Чик нуждался в повышении больше, не находите?

– Будь он хоть на половину так же талантлив и трудолюбив, как Т., что ж, возможно. Вероятно, это можно было принять за добрый жест. Но в случае Чика это просто несусветная глупость! Он этого не заслуживал, а теперь лишь убедится в том, что все должны ему, бесталанному наглецу!

– Не слишком ли вы резки по отношению к тому, кто потерпел утрату, фрекен Даль?

– О, я еще недостаточно резка. Нет в этом ничего хорошего, фрекен Холл. Это просто глупость!

– Понимаю, что уход Т. расстроил вас и…

– Вот, значит, что вы обо мне думаете? – вскинулась Сюзанна, выпрямившись в кресле. – Ревнивая дурочка, злобная маленькая эгоистка. Ну да, эгоистка! Я этого никогда не отрицала. Но злобная ли? Такие неразумные, откровенно глупые жертвы никогда не ведут к добру.

– По-вашему, будет лучше, если все начнут заботиться лишь о себе, эгоистично забывая о нуждах соседа?

– Именно так я и думаю! Не стоит забывать о ценностях. У каждого достойного человека они есть, и он не позволит себе похоронить их. Поощряя беспомощность, глупость, наглость и лень, добра в этом мире больше не станет. Вы не обязаны заботиться обо мне, точно так же, как и я о вас. Но вы просто должны думать о себе. Общество вбило в головы мысли о самопожертвовании, о святой добродетели, только где оно оказывается с такой моралью каждый раз? Я скажу вам: на краю нищеты и голода, у ног бестолкового, наглого, объедающего их правительства. И со слезами, с голодными детьми на руках хлопают глазами и продолжают слушать речи о самопожертвовании, только уже стоя на коленях!

В легких Сюзанны закончился воздух. Она упала на спинку кресла и отвернулась, словно смертельно устала от непонимания. Теодора же в ступоре смотрела на упрямое лицо в обрамлении светлых кудряшек. Ее как будто отчитали, точно это она была в кресле пациента. Отчитали за то, чем она руководствовалась всю жизнь, слепо доверяя родителям, обществу, Богу. Но… им ли она доверяла? И стоило ли это делать так рьяно? Ведь теперь она не может произнести ни слова в свое оправдание. Когда оцепенение ослабло, Теодора почувствовала нарастающую ярость, чего ей, как профессионалу, чувствовать точно не полагалось.

– Как понять, что вы не на своем месте, Теодора?

Голос Сюзанны звучал глухо, примирительно.

– Мы поговорим об этом на следующем сеансе. А до тех пор я предлагаю вам сформулировать свой вариант ответа.

– Вряд ли следующий сеанс