Лапочки-дочки из прошлого. Исцели мое сердце - Лесневская Вероника

– Гиперопека никого еще до добра не доводила, – выдыхаю я, выпрямляясь. – Скорее, становится причиной неуравновешенности, которая порой может привести к истерии, – добавляю аккуратно, но с подтекстом. Хотя лучше просто уйти.

– Вы только что моих девочек неуравновешенными истеричками назвали? – вздергивает соболиную черную бровь мужчина. И вновь его эмоции я могу читать только по глазам. В остальном, он непоколебим, будто оброс камнем и при всем желании уже не сможет вырваться из своей оболочки.

– Пап, кто такая истисиська? – мгновенно реагируют малявки. Приподнимаю уголки губ, замечаю, что мужчина напротив делает то же самое. Неосознанно, инстинктивно. Но в следующий момент мы оба возвращаем себе стальные маски.

– Вообще-то я не их имела ввиду, – бросаю как бы невзначай.

И мысленно ругаю себя. У меня и так проблем выше головы – не скоро выберусь из той бездны, в которую меня кинул бывший муж при помощи своих юристов. Но вместо того чтобы двигаться дальше, я стою и препираюсь с незнакомцем. Наши пути даже не пересекутся никогда! И этих рыжих девчушек я вижу в первый и последний раз. От одной мысли, что мы попрощаемся навсегда, становится больно.

Кажется, мне срочно нужен психолог. И гора антидепрессантов. Мое поведение становится неадекватным.

– О, это нам? – резко переключаются девочки на сверток в руке отца. Только сейчас замечаю логотип «Сладкая жизнь» на бумажном пакете и знакомую пометку, которую мы ставили на особых заказах, в которых должны быть исключены определенные ингредиенты.

– Аллергия? – машинально уточняю.

– Вы слишком навязчивы и любопытны, – осекает меня мужчина, передавая пакет дочкам и придерживая их за плечики. – Это тоже еще никого до добра не доводило, – возвращает мне мою же фразу. – Всего доброго, – выплевывает, как проклятие.

– И вам того же, – не теряюсь.

Но украдкой наблюдаю, как он ведет детей к машине, помогает им забраться внутрь, устраивает в автокреслах. Ныряет в салон, позволяя крошкам по очереди чмокнуть его в щеку. И, совсем другой, довольный и улыбающийся, садится за руль.

Нервно, коротко сигналит, чтобы я отошла от обочины, и выезжает на дорогу. Цепляюсь взглядом за знак «Дети в машине» на заднем стекле – и хмыкаю, сглотнув горький ком, внезапно подступивший к горлу.

Семья. Которой у меня никогда не будет.

Глава 3

– Сколько тебя ждать-то можно? – раздается мерзкий голос, по сравнению с которым приказной тон мрачного незнакомца кажется песней. Незаметно сжав кулаки, я подавляю эмоции. – В отличие от тебя, у нас много дел.

– Привет, Алька, – небрежно бросаю, не оглядываясь. Много чести для такой дряни. – То, что у тебя с моим бывшим мужем, сложно назвать делами, – добавляю двусмысленно, с тонким флером ехидства. – И кафе тут точно не при чем.

Ревнивый, презирающий взгляд впивается мне в спину между лопатками, чтобы пронзить тело насквозь и окровавленным острием выйти из груди. Разрезать меня, уничтожить, убрать с пути.

Напрасная трата сил и эмоций. Сердца нет – нечего и терять. Вместо него и так сквозная дыра.

А на предателя я давно не претендую. Вырезала из груди и выбросила на свалку. Сразу же, как узнала о его похождениях. Я не прощаю ложь, и Женя прекрасно это знает. Видимо, его любовница не в курсе.

Ненавидит и боится меня.

– Не Алька, а Алевтина Николаевна, будущая хозяйка кафе. Поэтому оно очень даже «при чем», – важно произносит, но дрожащие нотки предательски выдают ее настроение. Она волнуется. И почему-то очень сильно.

Медленно поворачиваюсь на скрип – иначе нельзя назвать отвратительный, хрипловатый, будто прокуренный, голос. Сканирую щуплую, угловатую фигурку невысокого роста, останавливаюсь на небольшом, едва оформленном животике.

Я бы не сразу заметила его между полами пальто, если бы не знала, что Аля беременна. И если бы она так демонстративно не поглаживала результат порочной связи с чужим мужем. Будто гордится этим, как главным достижением в жизни.

Если бы я могла предугадать, что милая, пугливая, скромная студентка, которую я приняла на работу несколько лет назад, в итоге уведет моего мужа…

Впрочем, это ведь не она произносила клятву верности перед алтарем. Не она признавалась мне в любви. Не она обещала «долго и счастливо, пока смерть не разлучит нас».

Не она виновата.

На ее месте могла оказаться любая. В постели моего мужа.

Любая, кто смогла бы ему родить.

– Прости, Алька, привычка, – пожимаю плечами, и мой спокойный жест заставляет ее вспыхнуть от злости и обиды. – От вчерашней уборщицы до хозяйки? – окидываю ее надменным взглядом. – Шикарный карьерный рост. Сама-то в это веришь?

– Думаешь, любимка будет против? – с вызовом вздергивает подбородок.

– Любимка? – морщусь. Какая гадость и пошлость.

Аля встряхивает волосами, которые неестественной желтизной отливают на солнце, и я только сейчас обращаю внимание, что она зачем-то сделала себе завивку. И цвет изменила – осветлила локоны до каштанового, с рыжим оттенком. Макияж совсем другой: смоки-айс, визуально увеличивающий разрез глаз, румяные щеки, пухлые губы со слабым морковным оттенком.

Не выдержав, тихо смеюсь.

– Думаешь, украла у меня мужа, кафе, внешность – и это поможет тебе прикинуться хозяйкой? Стать лучше, чем ты есть? – безжалостно бью ее неудобными вопросами. И каждым – попадаю в цель. Она ведь сама сомневается в себе. – Или боишься потерять «любимку»? – заканчиваю серьезно и ядовито.

– Он к тебе не вернется, – произносит неуверенно и двумя руками обхватывает живот. Нашла, чем привязать бабника. Надолго ли? Или пока он не наиграется в папочку?

– Конечно, нет, – чеканю твердо.

Предавший однажды – предаст еще много раз. В этом я убеждена, поэтому не строю иллюзий по поводу Жени. Никаких вторых шансов. Ни ему, ни… другим мужчинам. Я просто не выдержу очередного болевого шока.

– Вот и не мешай нам, – успокоившись после моего ответа, она резко начинает наглеть. Но спесь внезапно слетает с припудренного лица. – Ой, – вжимает голову в плечи, зыркая куда-то за мою спину.

– Аля, я просил не приезжать сюда, – грозно летит со стороны кафе.

Женя стремительно шагает к нам, нервно оглядываясь по сторонам, изучает парковку, будто ищет кого-то. И, сложив руки в карманы, останавливается рядом со мной. Скользит по мне долгим, тягучим взглядом, будто изъяны ищет. И остается недоволен тем, что я по-прежнему ухожена и красива. Неужели он ждал, что я утону в слезах и опущусь без него?

Хотя я действительно страдала. Очень. До сих пор чувствую себя так, будто все внутренности порубили, легкие перекрутили в фарш, а сердце вырвали. Но никогда не покажу истинные эмоции. Только не ему.

Натягиваю лучезарную улыбку на лицо. Сильнее раздражаю бывшего. Хотя он и до меня был на грани.

Какая нервная семейка.

– Заходи в кафе, поговорим, – холодно обращается ко мне.

Вопросительно выгибаю бровь, удивленная таким строгим тоном. Привык любовнице приказывать? Забыл, что я другая?

Смело смотрю в его серые глаза, сканирую каменное лицо, напряженные плечи. Наклоняю голову набок. Ловлю расстроенный взгляд бывшего.

Не забыл.

– О чем, дорогой? – специально провоцирую обоих. На Алю моя фраза действует безотказно. Понимаю это по сдавленному змеиному шипению.

Женя вздыхает тяжело и, потерпев со мной неудачу, решает выплеснуть свой гнев на любовницу.

– А ты уезжай! Не мелькай здесь, я же предупреждал, – цедит сквозь зубы.

Покосившись на Альку, я не сдерживаю язвительного смешка. Хозяйка. Какое громкое звание для мелкой дряни. И отношение к ней соответствующее. Ее скрывают, как нечто постыдное.

– Женечка, я соскучилась. Захотела тебя увидеть перед тем, как поеду к врачу, – Аля прижимает ладонь к животу. Натирает его судорожно, будто пытается джинна из лампы вызвать.

Бедный малыш, который стал лишь средством достижения цели. Он ведь им обоим не нужен по-настоящему. Одной – чтобы мужика подцепить, другому – для статуса.