Летальный исход - Олег Маркеев

— В чемодане комплекты биологической защиты для трех человек. Остальные лежат в багажнике моей машины. Это на тот случай, если тут действительно что-то есть.

— А не поздно? — вяло поинтересовался  эксперт.

Форестолл разлепил губы в резиновой улыбке.

— Ну, джентльмены,  мы же сознательные граждане и не хотим, чтобы через сутки весь Нью-Йорк скосила африканская зараза. Нет? Защита нужна не нам, а от нас. Предположительно, мы все сейчас биологически опасны. Такова версия, и отмести ее может только срочная экспертиза. Пока не снята биологическая угроза, никто не покинет помещения. Это я гарантирую. Мои люди стоят у лифта и в холле здания.

Он чуть раздвинул полы пиджака, показав кобуру.

О’Конор понял, что проиграл психологическую дуэль. В его мире все было проще — пули, ножи, кастеты. На худой конец — цианид или передоз героином. Один раз даже использовали для убийства микроволновку. Пробили голову укуренному в хлам сутенера. Но никакой микробиологии.

Вместо ответа он бросил окурок на пол ванной так, чтобы тот  попал в кровавую жижу. Кончик сигареты зашипел и сразу же окрасился в мутно-бордовый цвет.

Форестолл вскинул указательный палец. По его сигналу напарник поставил кейс на пол, отщелкнул клеммы на крышке.

— С вашего разрешения мы проведем экспертизу. Копию заключения, естественно, оставим полиции. Если по нашей части здесь ничего нет, мы удалимся. Это займет максимум десять минут, не больше.

— Вот так быстро? — сыграл удивление О’Конор.

— У нас неограниченные технические возможности, — сухо произнес Форестолл.

Он глазами указал на балконную дверь. О’Конор, помедлив, кивнул.

                                                              * * *

На открытой террасе гулял ветер. Сквозь свежесть зелени, принесенную из Центрального парка, отчетливо проступал смог и запах канализации. Нью-Йорк, несмотря на звание столицы мира, пах выгребной ямой.

О’Конор закурил очередную сигарету.

«Черт, лучше уж от рака легких, чем вот так, с кровью в брюхе. При раке всегда есть возможность подставиться под пулю в первой же перестрелке. Какой — ни какой, а все же выбор. А тут… Дай бог, чтобы сразу и не очень мучиться. Меньше всего охота помирать несколько месяцев в их клинике, нашпигованным по самую задницу экспериментальными лекарствами».

Он сплюнул через парапет. Белесый комок слюны подхватил ветер, унес в темноту.  

О’Конор надеялся, что плевок плюхнется кому-то на голову. Сейчас он ненавидел все человечество глухой ненавистью обреченного. Он запретил себе смотреть на часы. Сигарета горит примерно десять минут, достаточно и ее для отсчета времени.

Напарник Форестолла попросил всех присутствовавших на месте преступления плюнуть в пробирки, которые потом поставил в специальный бокс и накрыл крышкой из матового стекла. Попросил подождать десять минут.

Форестолл, конечно же, не курил. Берег свое высокооплачиваемое здоровье.

Он, прислонившись задом к парапету, через панорамное стекло следил, как в студии работает его эксперт. Лицо было непроницаемым. Порывы ветра безуспешно пытались растрепать его тщательно уложенный волосы. Серебряные ниточки на висках, холодные, с прищуром глаза, твердый подбородок с ямочкой. Стандартный, надежный и опасный, как «кольт» сорок пятого калибра.

 О’Конор крякнул в кулак. Форестолл никак не отреагировал.

— Интересно, где таких, как ты, лепят? — с язвинкой в голосе спросил детектив.

— Десять лет службы в ФБР, полевой агент, последняя должность — офицер для особых поручений шефа Бюро. Можешь позвонить прямо сейчас. Тебе подтвердят.

— Допустим. А почему ушел?

— Ранение, — коротко ответил Форестолл.

В окно было видно, как напарник О’Конора усаживает обратно в кресло вскочившую на ноги девушку. Успокаивая, протянул ей стакан. Толстые стекла не пропускали звуков, в мягком свете ламп сцена казалось ирреальной, из совершенно другой жизни.

— Девку зовут Наташа Кричевская, — монотонно, как автоответчик, произнес Форестолл. — Русская, иммигрировала два года назад. Работает в модельном агентстве «Голден Лук». Николас подцепил ее на вечеринке у Артура Вайсмана, это его приятель из богемных кругов.  В двадцать два часа тридцать одну минуту привез сюда. Спустя ровно двадцать  минут она вызвала полицию.  В этот промежуток времени в дом никто не входил и не выходил.

Профессионально чутье О’Конора взвизгнуло, как сторожевой пес, почуявший опасность.

— Ты за ним следил?

— Без комментариев. Что она тебе рассказала?

— Ничего.

Форестолл покачал головой.

— Нет, она рассказала твоему парню, что непосредственно перед смертью Николас поставил кассету с записью симфонического оркестра. И он записал ее слова в блокнот.

О’Конор раздраженно поскреб подбородок.

— Та-а-ак… Еще круче. «Жучки» в квартире?

— Квартира находится под постоянным контролем службы безопасности «Брант Майкробиотекс». Камеры и микрофоны подсоединены к нашему головному компьютеру.

— Здорово. А покойный это знал?

— В его контракте есть пункт, разрешающий моей службе применять любые меры, направленные на его личную безопасность и сохранение коммерческой тайны.

— Ну-ну… За миллион в год я бы тоже разрешил поставить видеокамеру в свой сортир, — хохотнул О’Конор. —  Может, ты и девочку к нему подвел?

Форестолл бросил на детектива такой резкий взгляд, что О’Конор понял, интуиция и на этот раз его не подвела. Плохо было то, что она промолчала, когда в участке потянулся за урчащей телефонной трубкой и повесил на себя этот вызов. Знал бы, вообще, оторвал бы провод у телефона, сказался больным и всю неделю просидел дома. Там жена, конечно, грызет печенку, но не как вирус Эбола, это точно.

— Черт, угораздило же… — О’Конор сделал глубокую затяжку. Выплюнул дым. — Если я хоть что-нибудь понимаю в безопасности, здесь давно уже пора быть федералам!

— Они уже здесь. Бригада агентов  ФБР находится  в подземном гараже, ждут, когда мы дадим отбой биологической тревоги.

— Очень умно! Значит, если мы тут кровавым поносом все засрем…

— Не каркай! — отрубил Форестолл.

— Если ты такой крутой и умный, то где ты был раньше? Или специально ждал, когда парень загнется?

Форестоллу улыбнулся через силу так, как это делают штангисты под гнетом двухсоткилограммовой тяжести, вскинутой над головой. Резиново и страшно.

О’Коннор по опыту тысяч допросов знал, пробив трещинку в защите, надо долбить в нее вопросом за вопросом, пока все оболочка не треснет, как яичная скорлупа. И он врезал вопросом:

— Это не первый случай за сегодня? Ты просто опоздал, да?

Веки Форестолла чуть дрогнули. Кто-то бы подумал, что от порыва ветра. Только не О’Коннор.

Он резко развернулся, вцепившись взглядом в лицо Форестолла.

—  У парня был отключен телефон и пейджер. Ты просто не успел предупредить, хотя висел на хвосте весь вечер. Что у вас там стряслось? Не молчи, крутой, нам же на соседних койках помирать!

Форестолл, поймав сигнал своего эксперта, отлепился от парапета.

— Пойдем, детектив, выслушаем приговор.

                                                          * * *

Полицейский эксперт сразу же метнулся к О’Конору, жарко зашептал в самое ухо:

— Это просто фантастика, просто фантастика! Мы так только кардиограмму снимать умеем. А они подключились через модем к своему головному компьютеру — пять минут и все.

О’Конор локтем оттолкнул эксперта.

— Отвали, Джек. Твое дело в заднице у трупа температуру мерить, а не лезть в расследование.

Аппаратуру напарник Форестолла установил  прямо на кейсе,  в  углу студии, оборудованном покойным под кабинет.

Принтер с повизгиванием полосовал ленту бумаги ровными строчками букв. Форестолл подхватил свободный край ленты, читал, хищно сузив глаза.

— Ну? — сглотнув комок в горле, спросил О’Конор.

Форестолл с треском оторвал лист распечатки.

По стальным глазам ничего прочитать не удалось.

— Слюнная лихорадка, — обронил он.

Эксперт за спиной О’Конора издал нервный смешок.

По тому, как сузились глаза Форестолла, детектив понял, что, несмотря на смешной диагноз, тут вовсе не до шуток.

* * *

Вашингтон, округ Колумбия, США

лето 1989 года

01 час 15 минут (время местное)

Телефонный зуммер буравил густую тишину кабинета. Хотя на определителе уже высветился номер, и Арон Миллер давно знал, кто звонит,  он не спешил снять трубку. Он задал себе вопрос, но внутренний голос не хотел дать определенного ответа. Все, что удалось выпытать у своей интуиции, была тревога. В крайней ее степени. Как выражаются военные — код «красный». Прямая и явная угроза национальной безопасности.