Путь к колодцу - Владимир Афанасьевич Середа

руки глубоко в карманы. Он сильно ссутулился, и на мгновение мне показалось, что у него не всё в порядке с сердцем.

— Что случилось? — с тревогой спросил я у него.

— А? — удивлённо взглянул он на меня, только сейчас меня заметив:- Да нет… Нет. Всё в порядке.

Анатолий Иванович, Щурясь против света фар, смотрел на меня, как будто пытался вспомнить что-то важное. Но так ни чего и не сказав, сел на своё место. Я невольно пожал плечами, и сам, усаживаясь в машину.

— Поехали. — Хмуро кивнул вперёд и откинулся на спинку сидения, не вынимая рук из карманов. Резкая перемена его настроения озадачила меня. Я всё пытался понять, — что же случилось? Настороженно покосился на Анатолия Ивановича, он уже сидел наклонившись вперёд, поза была неудобной, но он, не замечая этого, казалось прислушивается к чему-то, слышимому только ему одному. Я не решился его побеспокоить вопросом о причине.

Вскоре, по километровым столбикам, я понял, что мы достигли цели, и, немного проехав за километровую отметку, я осторожно съехал на обочину, заглушив двигатель, повернулся к Анатолию Ивановичу.

— Приехали..? — полувопросительно протянул он, не меняя позы.

Снег прекратился, затих в лесу и ветер, и только редкие огромные хлопья снега медленно оседали, сразу темнея при соприкосновении с покрытием дороги.

После убаюкивающего урчания мотора и сумрачного уюта салона было несколько неуютно и зябко в покрывающей всё лесной тишине, и даже едва слышимый рёв далёкой авиационной турбины не нарушал её. Накатываясь волнами то, затихая то, усиливаясь, он своим звучанием только подчёркивал вязкую её глухоту, как звон в ушах.

Склонившись к мотору, я был весь внимание, вглядываясь в черноту стволов, начинающегося сразу у дороги леса, стараясь среди них уловить малейшие проблески света. Но сумрачно серели только пятна снега на далёких ветвях лесных великанов.

Минут через десять, изрядно продрогнув, я уселся в машину, закрыв капот, поднятый мною в порыве имитационного усердия. Анатолий Иванович сидел всё так же неподвижно, казалось, он полностью ушёл в себя.

Отключившись от внешнего мира, нет ему ни до чего дела. Так прошло полтора часа в вязкой неподвижности тишины, которую я не решился нарушить, как вдруг без видимого повода, Анатолий Иванович, не поворачиваясь ко мне, сказал:

— Давай домой.

Мне этот приказ пришёлся по душе, машина уже достаточно выстыла, что бы понять насколько снаружи холодно, и я почувствовал это уже достаточно хорошо, да и тоскливое это подвывание далёкой авиационной турбины в ночной тишине отнюдь не будило приятных воспоминаний.

На всякий случай я проехал несколько километров вперёд, но на пропитанной влагой каше снега, укрывающего дорогу, не было ни каких следов. Развернув машину, я покрепче прижал акселератор.

— Полегче. — равнодушно произнёс Анатолий Иванович, когда я с заносом проходил очередной поворот, при въезде в город.

— В Агентство. — устало приказал, заметив включенный мною на повороте к его дому, указатель поворотов. Но тут же взглянув на меня, добавил:

— А ну останови.

Я остановился, подрулив к тротуару, он утомлённо улыбнулся:

— Валяй домой, гонщик.

И, пересев за руль, плавно стронул машину, оставив меня в недоумении стоять на тротуаре, но не надолго, было уже около часа ночи, поэтому я быстро бросился к ближайшей станции метро, идти домой по такой слякоти мне не хотелось.

* * *

Когда наследующий день, около половины десятого, я зашёл в наш кабинет, то сразу наткнулся на внимательный взгляд Анатолия Ивановича:

— И каковы ваши впечатления от вчерашней поездки, Евгений Денисович?

Хмуро рассматривая меня, задал он вопрос, после взаимных приветствий. Тон, которым это было сказано, не обещал ни чего хорошего, это меня насторожило, — что-то произошло, и, вероятно, по моей вине, решил почему-то я. Напрягая память, я начал припоминать, где и что я мог сделать не так.

— Я жду.

Это уже был приказ.

— По-моему, необходимо установить круглосуточное дежурство… — потянул я вяло, пользуясь студенческим правилом, говорить всё что угодно, но не признаваться в собственной беспомощности, спешно припоминая при этом подробности поездки. Но Анатолий Иванович сразу же утратил ко мне интерес, мой ответ не произвёл на него впечатления, и он перевёл сразу ставшим безразличным взгляд в окно:

— Значить ты считаешь, — поездка не удалась?

Я пожал плечами, снимая у вешалки куртку:

— Мы ведь так ни чего и не увидели.

Он повернулся ко мне, с насмешкой рассматривая:

— А тебя ни что не поразило вчера в лесу?

На мгновенье я застыл, вытягивая руку из рукава, но всё-таки решился:

— По моему вам вчера было нехорошо? Возможно обострение..? — нерешительно добавил, Анатолий Иванович хмыкнул иронично:

— Именно обострение!

Мне его усмешка не понравилась, смеялись, искривившись, только губы, а глаза были наполнены холодным вниманием:

— Значит ни чего кроме моего состояния, тебя не удивило? — это был полу вопрос, полу утверждение: — А вы, Евгений Денисович, не поясните мне — кто это глубокой ночью гонял в заповедном лесу авиационную турбину? — голос его приобрёл неожиданную твёрдость:

— Не скажете ли, лейтенант, где у нас ближайший аэродром, и лётная ли вчера было погода?

Морозом дохнуло мне в спину, заставив невольно передёрнуть плечами. Я вдруг отчётливо вспомнил тот непрерывный, даже тогда показавшийся мне зловещим, рёв авиадвигателя, доносившийся из лесу. И опять мимо меня прошло самое главное! Всё огоньки высматривал… Анатолий Иванович поднялся и подошёл ко мне:

— Ладно, ладно… — похлопал он меня по плечу, не глядя:- По началу всякое бывает…

Видно я здорово огорчился, раз заслужил утешения, но легче мне от этого не стало:

— А что это ревело? — робко спросил я, он уже отошёл к окну и стоя спиной ко мне, приложил ладони к стеклу:

— Этого я не знаю, — тихо произнёс он: — Это мы и попробуем выяснить сегодня.

И, повернувшись, он вернулся к своему столу и сел, охватив голову:

— Факты пока таковы: единственный городской аэродром находится, как ты знаешь, с другой стороны города, расстояние между этими пунктами, почти шестьдесят километров, по прямой. Погода вчера была нелётная, и не один самолёт ни над городом, ни вблизи его не был зарегистрирован станциями радарного слежения.

Напряжение в его голосе, в его взгляде, передалось мне, заражая тревогой. Жутью повеяло на меня после его слов, волнение перехватило дыхание, а он продолжал устало:

— Я всю ночь уточнял эти данные. Все источники единодушны, ни каких разногласий, ни ВВС, ни гражданский флот, а о случайных самолётах и речи не может быть…

Устало помассировал он висок:

— Вот так-то, лейтенант…

Взглянув на меня, едва скривил губы в вялой улыбке и жестом предложил садиться. Только сейчас