Кодекс Императора - Виктор Молотов

хороший выход. Сестра лезет туда, куда ей совсем не стоит. Да, она отлично разбирается в интригах и моде, но даже понятия не имеет, какой надо построить завод, чтобы он произвел достаточно бронетехники для охраны границ, — пальцы на правой руке закончились, в ход пошла левая рука. — Думаешь, она долго усидит на троне и удержит империю? Три года назад я подарил ей цветок в горшке. Она его разбила на третий день, но да ладно, слуги пересадили. Только ей никто не сказал, что его нужно поливать, и цветок сдох на десятый день. Она не справилась с простым цветком, так что будет делать с империей, полной людей, что хотят стабильности.

Гриша смотрел на меня с выпученными глазами.

— Продолжаю… И если средний брат полуидиот, то старший просто идиот, потому что считает, что достаточно пообещать аристократам с три короба, чтобы заполучить союзников. Да, он получит их, но не понимает всех последствий. Обещания придется выполнять, а иначе он сам одним утром может не проснуться. А наобещал он того, что точно не выполнит. Каждый из вас развалит империю до конца, но я этого не допущу! — вкладываю в свой голос побольше стали. — Если бы вы изучили Кодекс Первого Императора, то знали, у меня есть все шансы.

Брат не находит слов, что мне ответить. Пускай. Больше мне нет смысла скрывать свое истинное я. И совсем скоро… Ох, они не догадываются даже, как скоро они увидят всё, на что я способен.

Обращаюсь к черноволосой фрейлине, которая делает вид, что внимательно изучает картину на стене.

— Кому ты докладываешь?

— Я? — она указывает на себя и оглядывается, остальные дамы мотают головами.

— Да, ты! Кому служишь?

— Вороновым, — честно отвечает она.

— Вот и передай им, что клянусь родом и честью своей семьи — я стану императором!

— Ты подписываешь себе смертный приговор, — серьезно говорит Гриша.

Вороновы — могущественный княжеский род, который сейчас имеет столько власти, что завидно даже. Однако им родословной не хватит, чтобы занять трон, но вот повесить туда свою пешку, это запросто. Я достаточно их изучил, и они сейчас могут пойти на всё, что угодно. Даже на убийство наследника, и таких родов было немало, увы.

Улыбка давно пропала с его лица, и сейчас мне даже показалось, что он, и правда, переживает за мою судьбу.

— Да, подписываю, — совершенно спокойно говорю я. — Кстати, я как раз собрался на кемпинг. Вы только убийцам передайте, чтобы разом не приходили. Пусть между собой разберутся, кто лучший, и ко мне уже выйдет сильнейший.

Закончив говорить, я зашел в свою комнату под ошарашенные взгляды брата и фрейлин. Собрал всё для кемпинга и вернулся к машине, которая ждала меня у ворот дворца.

Хм, а где Денис потерялся? Два года за мной ходил, как нянька, а тут исчез, и уже два часа его не видно. А это почти прямо говорит о том, что я прав.

Иван отвез меня в лес, как и было велено. Остановился на дороге, а дальше я побрел в чащу, пока не наткнулся на знакомую поляну.

Я поставил палатку, разжег костер. Разделал тушку убитого по пути кролика, разрезал на мелкие кусочки и насадил на шампуры. От ароматного запаха специй у меня даже слюнки потекли.

Нравилось мне это место, что в этой жизни, что в самой первой из своих жизней, в той, где я был Первым императором, о судьбе которого так и любит спорить Лев Николаевич. Но я-то знаю наверняка, как меня убили.

Это была зима, и тогда в палатку вошли шесть человек для переговоров. Но оттуда не вышел никто. Странно, но спустя столько жизней и предательств, я начинаю воспринимать это как должное и всегда жду подставы. Но это не касается самых верных из моих людей, которые были у меня в каждой из множества жизней, и каждую из них я запомнил. Перерождался я в разных мирах, где время текло иначе, но каждое из этих перерождений заканчивалось чем-то уникальным.

Самой яркой была моя первая жизнь. Времена тогда были другие, более тяжелые. В свои восемь лет я уже знал голод. Но мой первый отец был другим, и до сих пор я испытываю к нему небывалое уважение. Он болел за империю всем сердцем, строил заводы, развивал сельское хозяйство, и никогда не щадил врагов. Отец не мог представить такой ситуации, когда народ голодает, а столы во дворце ломятся от еды.

Моего первого отца предали, и в возрасте шестнадцати лет я взошел на престол. Мне повезло — советники отца что-то во мне увидели… У них была призрачная надежда, что я не подведу.

И да, я их не подвёл.

О, мясо прожарилось. Ммм… Впрочем, эта история слишком долгая, чтобы вспоминать её за один раз.

Вся мораль здесь до боли проста. После ста шестидесяти лет правления я оставил своим потомкам сильную и мощную империю. Ох, если бы мой хороший друг и соратник Нарышкин Родион Витальевич сейчас увидел своих потомков, он бы вертелся в гробу, не переставая.

Хочу ли я снова стать императором? Нет. Это должно было остаться в прошлой жизни. Ведь я уже оставил своим потомкам достойное наследие, но почти за два века царствования от него не осталось ни следа. Империя слишком стремительно погружается в хаос. И больше я не вижу никого, кто мог бы остановить надвигающуюся катастрофу.

Детище, ради которого я прожил свою первую жизнь, не должно умереть.

— Кхе, кхе… — раздался чей-то кашель из кустов, слева от меня.

Уже стемнело, но это не помешало мне заметить этого человека еще полчаса назад.

— Дмитрий Алексеевич, мне придется вас потревожить. Меня направили к вам для деликатного разговора, — говорит высокий мужчина в длинном черном плаще.

— А, убийца… Ну проходи, я тебе миску с мясом подготовил. Только с костра. И чай уже заварился, только не знаю, сколько тебе сахара положить.

— Вы не так поняли… я не убийца, — отвечает мужчина и присаживается на бревно, напротив меня.

Он стряхивает с плеча опавший лист и берет в руки тарелку с ароматным мясом. Принюхивается.

— Не отравлено. Но даже если бы и было, вы же, убийцы, не восприимчивы к яду.

— Меня лишь отправили спросить, о чем ваши брошенные сегодня невзначай слова, — продолжил мужчина. — Неужели в самом деле есть лазейки? И вы примените Кодекс Первого Императора? Это же настоящее безумие.

— Безумием будет, если к власти придут мои братья или сестра. Нет, вы не подумайте, они хорошие. Но никто из