Самый жаркий день - Дариа Айвер

Повернув за угол, я, в отдалении, разглядел свою машину. Теней вокруг видно не было. Мне оставалось только добежать до неё, закрыться внутри и молиться Богу (в этот самый момент я готов был поверить в кого угодно), чтобы мне хватило бензина в баке, чтобы убраться из этого проклятого города.

Как только я захлопнул за собой дверцу, меня обволокло спасительной, блаженной тишиной салона. Я повернул ключ в замке зажигания, который так и оставил, когда еще днем ушёл бродить по городу. Машина завелась с протяжным ревом, дальний свет от фар осветил улицу, заставляя тени расступиться в стороны. Резким движением я вывернулся руль до упора и развернулся с твёрдым намерением вжать педаль газа в пол и навсегда покинуть это место.

Машина стартовала под оглушающий визг покрышек, но не проехав и нескольких сотен ярдов, остановилась. Мои попытки снова завести ее оказались напрасными. Я ударил руль в яростном бессилии, а страх морозной змейкой пробежал по позвоночнику. Обернувшись, я увидел мрачные тени, обступавшие меня сзади и по бокам, везде, где только их не касался свет от фар. И тогда во мне с новой силой стало зарождаться чувство безысходности. Самое страшное из всех. Потому что за ним, как правило, больше ничего нет.

Не могу объяснить почему, но я точно знал, что если выйду из машины, то тени поглотят меня. И тогда я стану одним из них. Знал я также и то, что сейчас они медлили, как бы играя со мной, готовые в любую минуту просочиться сквозь мельчайшие щели моей машины, чтобы добраться до меня.

Не знаю, сколько именно я так просидел, сжимая руль, настолько сильно, что пальцы свело судорогой, а глаза болели от беспрерывной слежки за дорожкой света, которая становилась все слабее, пока не начала мигать: сначала редко, а потом – все чаще и чаще. И вот наконец, аккумулятор разрядился окончательно, фары померкли, как и моя надежда на спасение. Меня поглотила темнота.

Среди жителей Среднего Запада ходит легенда о городе-призраке, который уже более ста лет заманивает к себе одиноких путников, рискнувших свернуть с основного шоссе на проселочную дорогу. Он появляется только один раз в году – в самый жаркий день лета. Реалистичная иллюзия, которая во всем старается походить на настоящий город, умело завлекает в свои сети, живым из которой уже никто не возвращается. Говорят, что когда-то это был довольно обычный городок в полторы тысячи жителей, который жил в основном за счёт месторождения природного газа, расположенного неподалёку.

Но однажды, особо засушливым летом 1918-го в город пришла эпидемия гриппа, которому позже дадут название испанка. Все, кто мог, старались побыстрее покинуть город, а те немногие, которые остались, погибали один за другим.

Местный шериф в отчаянии искал выход, чтобы спасти город и в конце концов нашёл его. Ходят слухи, что он заключил сделку, которая, как это часто бывает, пошла не по плану. Все, кто остался в городе, получили право на жизнь, но на жизнь вечную. Но так как им не было места в мире живых, они стали тенями, обреченными на существование только после захода солнца. А платой за эту вечную жизнь (или смерть?) служила жертва. Каждый год они должны были заманивать одну живую душу, которая, проведя в городе целый день, с наступлением темноты становилась одной из них.

Воспоминания – это все, что осталось от меня. Уже очень скоро они появятся, на, пожелтевших от времени и песка, страницах газет и в виде дома, в котором я когда-то жил в детстве, когда еще был человеком. Их увидит уже следующий одинокий путник, который, как и я, свернёт с шоссе в поисках воды или топлива для машины, а найдёт свою погибель.

В этом году население Южуальвиля, как и каждый год до этого, стало на одну тень больше.