Антология современной словацкой драматургии - Иван Буковчан

ДОКТОР. Моника у меня перманентно разводится. С ней легко: никаких скандалов, безобразий, Моника — интеллигентка.

МОНИКА. Ты думаешь? Мои мужья придерживались обратного мнения.

ФИЛИПП (поднимает бокал). Да здравствует Лупино! Боже мой, вот это был экземпляр!.. Он регулярно писал слово «лиса» через «ы», а такие слова, как «сыр» или «рыба», через «и»!.. Вы помните, как его показывали школьным инспекторам!..

ЛУПИНО (смеется). Что было, то было… Сейчас я — ассистент на факультете!

ДОКТОР. Однако потом… потом его показывали переполненным стадионам! И народ хлопал его гениальным ножкам!

ЛУПИНО (скромно). Не всегда. Иногда и ругали, свистели, протестовали… Но случалось, после матча выносили на руках…

СВЕТАК. Или на носилках.

ЛУПИНО. Здорово было… (Светаку.) Понимаешь, травмы — это еще не самое страшное… Страшнее, когда приходят они… Когда приходят молодые…

МОНИКА. Тогда — конец. Но ведь это нормально, Лупино.

ЛУПИНО (покорно). У них все другое, другие легкие-другое дыхание, и как только они придут — собирай манатки… Повесишь бутсы и… Вдруг ты — пустое место… Никаких фотографий… никаких интервью… Всего один миг — и ты как бы не существуешь…

ШЕРИФ (деловито). Это зависит от того, чем человек занимается.

МОНИКА. А ты не боишься молодых, Шериф?

ШЕРИФ (добродушно). Что я — футболист?

ЛУПИНО. Между прочим, игрок хотя бы знает, когда надо уходить… когда он уже не нужен… (Шерифу.) У нас это трудно распознать! (С горечью.) Но это несправедливо… Лучшие годы человек проведет на газоне, бегает, забивает, ломает ноги, свои и чужие, и вдруг даже ни один пес о тебе не вспомнит! (Пьет.) Сейчас воскресные дни проводим спокойно. Садимся с детьми в машину и едем собирать камешки для аквариума.

БЛАНКА. У тебя такие маленькие детки?..

ЛУПИН (смеется). Хороший футболист сначала выдает результаты. А уже потом — детей.

Сразу становится тихо. Никто не смеется. Разговор вязнет.

В чем дело?.. Ведь я пошутил.

МОНИКА (Бланке). У тебя сколько детей? Один… два… три?..

БЛАНКА. Два красавца… вот такие! (Показывает выше головы. Затем). Откуда у тебя этот материал, Моника?

МОНИКА. Я уже и не помню.

Снова тишина.

ШЕРИФ. Но… нас как-то мало собралось!

СВЕТАК. Ровно столько для того, чтобы приятно поскучать.

ШЕРИФ (Филиппу). Как ты все это организовал, приятель?..

ФИЛИПП. Дело обстоит таким образом, что некоторые прийти уже не могут, потому что… (Жесты.) Последним нас покинул Самко Цабан… бедняга, говорят, упился до смерти…

БЛАНКА. Да, я знаю его жену, мы встретились на похоронах. (Пауза.) Она выглядела очень отдохнувшей…

СВЕТАК (иронично). В самом деле?..

ФИЛИПП (оживленно). А те, которые смогли… (Он достает какую-то бумажку.) Десять человек вообще не ответили, свиньи! Конечно, в их числе и пан лауреат Янко Чечман!

МОНИКА. Вероятно, он не мог преодолеть свое негативное отношение к неоплачиваемому труду.

ФИЛИПП. Семеро откликнулись, приветствуют, сожалеют, не могут и тому подобное. Йожо Фурдик оформил страхование жизни и сразу же тяжело заболел, Мелеговы как раз переселяются… Карчи Богуш купил списанную служебную машину, он сердечно приветствует вас из больницы… Еленка Тиха снова рожает. Одним словом… Сплошные отговорки.

МОНИКА. Елена?.. После сорока? Господа, вот это старательность!

СИРИУС. Алхимик… Алхимик не откликнулся?

ФИЛИПП. Алхимик прислал телеграмму. (Достает из кармана и читает с выражением.) Я не приду. Я не переношу идиотские вечеринки. Подпись: Марек.

БЛАНКА. Какие вечеринки?..

ФИЛИПП. Идиотские, душенька.

БЛАНКА. И как только это у него приняли на почте!

МОНИКА. Наверное, не поняли. «Идиот» — это иностранное слово, которое у нас редко употребляется.

ДОКТОР. Марек не изменился. Он всегда говорил то, что думал!

ШЕРИФ (весело). Наш Алхимик! Он всегда что-то смешивал, испытывал, искал — все ночи напролет он проводил на кухне! (К Лупино.) Ты помнишь, когда он смешал новый проявитель собственного изобретения?.. (Остальным.) А мы с Лупино ему в этот проявитель — прошу прощения — втайне от него немного написали!

ЛУПИНО. Знаете, что я вам скажу?.. У него получились тогда отличные фотографии, он даже послал их на выставку!

ФИЛИПП. А когда мы выбросили его мебель и в пустую мансарду притащили сантиметров тридцать земли?..

ДОКТОР. Он вернулся из кино и обнаружил японский сад!.. Цветы… дорожки и даже маленькое озерцо с пробковым лебедем!

ФИЛИПП (смеясь). А посреди мансарды сидел зеленый гномик, которого мы сперли у начальника станции!

МОНИКА (успокоившись). Все мы были немножко чокнутые, весь класс. А он был чокнутый как-то иначе, по-другому, не так нормально, как все мы.

ШЕРИФ. Марек Алхимик!.. Послушайте, эти наши старые школьные имена… в них было всякое… фантазия и характер… какое-то предугадывание, предсказание…

ДОКТОР. Что касается меня, то вы дали маху! Вы звали меня Доктор, потому что моя семья хотела иметь своего ветеринара, а я…

МОНИКА. …а ты стал судьей по разводным делам. Разве это не одно и то же?

СВЕТАК. А у меня получилось!.. Светак!.. (Саркастически.) Вам это удалось!.. Весь мир — вот такой!.. (Жестом вырезает небольшой прямоугольник.) Не вижу неприятных лиц. Вижу только пальцы! Одни ногти… ногти… ногти!.. Грязные, обгрызенные, покрытые лаком, отвратные, мерзкие ногти!.. В течение восьми часов — ногти… а после — промозглый панельный дом и особа, с которой я живу… (С отвращением допивает. Мучительная тишина.)

БЛАНКА (быстро говорит). Меня это не коснулось. Собственно, у меня… никогда и не было имени…

СВЕТАК (неподвижно глядя в бокал). Такие большие… садовые ножницы… Взять и остричь эти ногти вместе с пальцами! (Пьет и смеется.) Светак!.. И пани Светачка!.. Поздравляю!..

ФИЛИПП (Светаку). Жалобы на супругов — после ужина, не на голодный желудок! (Мужчинам.) Думаю, единственного, кого из нас уберегла судьба, — так это Сириуса! (Сириусу.) Почему ты не женился, ты, трус?

СИРИУС. А что, это наказуемо?

ДОКТОР. Конечно! Ты портишь статистику популяции. А это будет наказываться как предательство родины!

ФИЛИПП. Замаскировался и исчез… попросил природу-мать об убежище, на нас сыплется пепел и пыль, а он сидит себе под звездами, разговаривает на «ты» с горными козлами и лишайниками — наш приятель Сириус. Созвездие Гончих Псов, первый социалистический отшельник, подобие святого Франциска из Ассизи![14]

МОНИКА. Отшельник — это звучит не только гордо, но и в целом разумно.

СИРИУС. Турбаза на Ястрабиной вершине[15], пожалуйте, друзья! Но только не будьте ленивыми: три часа вверх вдоль долины!

ЛУПИНО. Не сходи с ума! Пешком?.. А что там делать?..

СИРИУС. Что угодно. Например, слушать тишину.

БЛАНКА. Слушать тишину?..

СИРИУС. Там хорошо… Тихо и чисто… (Пьет.) В городе у меня такое ощущение, будто я… будто я задыхаюсь…

ШЕРИФ. Может, я когда-нибудь и приду поохотиться на оленя. Но ты должен обеспечить мне четырнадцатилетнего!..

СВИТАК (поднимает бокал). За твоего четырнадцатилетнего, Шериф!.. За всех оленей, серн, кабанов и фазанов, которых учтиво пригнали под твое ружье! (Остальным.) С Шерифом у нас получилось, нет так ли?.. Он был нашим шерифом и оказался среди шерифов! (Вызывающе чокается с ним.) За твою карьеру шерифа, Шериф! (Пьет, заносчиво.) Скажи мне… Каково это ощущение? Когда все у тебя получается… и ты всегда прав, и люди тебя боятся… лебезят перед тобой… потеют… улыбаются… как будто все в одно мгновение стали голубыми?..

ШЕРИФ (простодушно). Ну что, Светак, шампанское нам пришлось кстати?

МОНИКА (Светаку). Довольно приятное ощущение, Эмиль. Хотя приятные ощущения, к сожалению, никогда не длятся долго.