Светлая и Темный - Ольга Гусейнова

— Еще!

Девушка вскинула на меня небесно-голубой взгляд, и именно в тот момент я поняла, почему мне показались странными ее глаза. Действительно, необычные: вместо нормального круглого зрачка — вытянутый, овальный. Мало того, когда тусклый свет падал прямо на ее лицо, зрачок полностью вытягивался, превращаясь в струну, словно разрезая радужку пополам.

— Еще бульона или, может, кусочек сыра, миледи? — переспросила незнакомка и заботливо предупредила: — Вам пока много есть нельзя, так сестра Аниза сказала. Она вас выходила, миледи, с того света вернула, можно сказать.

В первый момент я обрадовалась, что она меня поняла наконец, а потом осознала, что слово «еще» прозвучало не на русском. Оно будто всплыло из памяти… Не моей! Не в силах больше издать ни одного звука, как и не успев испугаться, просто кивнула, соглашаясь на любое угощение, а сама, прикрыв глаза, задумалась. Где-то на краю сознания вновь замелькали вспышки чужих воспоминаний, не мысли, а именно воспоминания, которые, словно разрозненные пазлы, никак не могли сложиться в единую картинку. Неужели?.. Обдумать пришедшую в голову идею не посмела, потому что представить подобное было невероятно, жутко и откровенно страшно. Особенно осознав, что конкретно всплывало в чужих воспоминаниях.

К моим губам поднесли прохладный кусочек с запахом сыра, пожевала — на вкус тот оказался похож на брынзу. Солоноватую… нежную… вполне свежую съедобную брынзу. Не открывая глаз, я съела несколько кусочков, пока не почувствовала, что больше не лезет — наелась. А еще захотелось в туалет. Снова, особо не задумываясь, на чужом языке, словно такое положение дел в порядке вещей, озвучила просьбу. Под меня подсунули деревянный тазик, чем заставили испытать неловкость и стыд, но нужда долго мучиться не дала. Вскоре я снова заснула, правда, на этот раз спала мирно, без видений.

В третий раз я проснулась от зверского голода. Опять хотелось в туалет и еще — вымыться. Все тело чесалось неимоверно, обоняние раздражал неприятный запах пота. В этот раз у меня хватило сил, чтобы внимательно осмотреть место, где я находилась. Большая квадратная комната-келья, стены, сложенные из крупного тесаного камня, узкое окно, закрытое деревянным ставнем. Я лежала на широкой кровати. Старинный камин, в котором тлели угли, расположенный напротив, рассмотрела более тщательно. На каминной полке — два больших канделябра по три свечи в каждом, но горела всего одна, сильно оплавившаяся. Возле низкой деревянной двери, входя в которую непременно нужно наклоняться, стояло несколько вместительных сундуков. На одном из них, свернувшись клубочком, закутавшись в тонкую шерстяную шаль, потрепанную временем, спала девушка-сиделка.

Подумать и оценить обстановку мне ничего не мешало: мысли были кристально чисты и голова ясная. Окружающее пространство вместе с его на первый взгляд сказочно-киношными обитателями — это не наваждение, не галлюцинация, в чем я убедилась, пару раз ущипнув себя. Я проанализировала все, что вспомнила до момента аварии. Затем перебрала мельчайшие детали увиденного после. Еще раз обвела взглядом комнату и спящую незнакомку. И только тогда осмелилась скользнуть в тот жуткий закоулок памяти, где таились чужие воспоминания. Тут же ощутила жужжащий злобный клубок событий, эмоций, чувств, переживаний — всего того, что наполняло ту, другую — не мою — жизнь. Это точно! Теперь свое и чужое я могу отличить, разграничить без проблем, что принесло огромное облегчение и придало уверенности.

Снова обвела взглядом помещение, явно не принадлежащее современному миру, в котором я родилась, и судорожно сглотнула, почувствовав, как вновь накатывает паника. Усилием воли заставила себя дышать глубоко и размеренно. И снова боль выступила в роли невольной союзницы. Пока рано делать скоропалительные выводы! Вдруг я у сектантов, староверов или еще где-нибудь, что называется, у черта на куличках. Да мало ли где… И почему?!

Осторожно, прилагая усилия, приподняла одеяло, заглядывая под него. В нос ударил противный запах давно не мытого тела. Я мысленно заворчала: «Неужели нельзя лучше ухаживать за больным человеком и помыть как-нибудь?»

Лежала я полностью обнаженная — ни белья, ни рубашки, поэтому рассмотрела если и не все, то источник боли и своего плачевного самочувствия — точно. В районе солнечного сплетения алел красный воспаленный продолговатый шрам — как от ножа.

Неужели это единственная рана, полученная мной в аварии? По воспоминаниям, меня смяло в лепешку!

Руки плетьми упали вдоль тела — даже от одного движения обессилела. Я закашлялась, растревожив больное место, и от моего хриплого «карканья» отдыхавшая девушка тут же подскочила как ужаленная и спросонья испуганно уставилась на меня:

— Миледи, вы проснулись? Чего-то хотите?

Я кивнула, а затем неуверенно попросила, используя чужие слова:

— Есть и туалет!

Она едва заметно вздохнула, кивнула, обулась и помогла мне с туалетом, как и в прошлый раз, используя странную посудину. Потом, закутавшись в ту же скромную шаль, быстро вышла из комнаты. Вернулась минут через пять с подносом, закрытым деревянной крышкой, похожей на тарелку, и поставила ношу на табуретку рядом с кроватью.

На этот раз сиделка принесла густую похлебку. Определить, из чего ее сварили, я не смогла, но вкус и запах понравились. Девушка посадила меня повыше, подложив под спину подушки, и сама кормила с ложки. После обеда, а может быть и ужина: спать мне не захотелось. Зато накопилось слишком много вопросов, и я начала со знакомства:

— Как тебя зовут?

Услышав обращение, девушка замерла и уставилась на меня круглыми от изумления глазами. Бросила быстрый взгляд на дверь, словно решая, стоит ли звать подмогу, и только потом, ссутулившись, ответила:

— Ноэль, миледи!

Я переварила ее ответ, затем осторожно спросила:

— А меня как зовут?

Ноэль снова уставилась на меня недоуменным и уже явно обеспокоенным взглядом.

— Вы урожденная леди Сафира Дернейская.

Ответ показался мне равносильным удару лопатой по лбу. Показалось, даже искры из глаз посыпались, а в голове тут же набатом зазвучал голосок несчастной девочки: «Не хочу слышать, не хочу видеть, не хочу, не хочу!»

Мой же голос прозвучал хрипло и чуждо:

— А сколько мне лет, Ноэль?

— Двадцать, миледи! Вы старше меня на четыре года! — ответила она и опять замолчала в напряженном ожидании.

Снова мысленный стон: «Я старше! Я старше некоей Сафиры на шесть лет и на десять — этой девушки, представившейся Ноэль». Красивое имя, переводится как «рождество» и означает предрасположенность к жизни подвижника. Что ж, имя очень подходит заботливой голубоглазой юной сиделке.