Я – Мелантэ - Джо Смит

студентов, обсуждающих вчерашние находки, шум шагов по каменистой земле. Но Лазаридис, молча жестом указывая в сторону, повёл меня туда, где никто не мог нас услышать.

– Ты была в пещере ночью? – спросил он, не скрывая прямоты.

Я вздохнула, понимая, что отрицать бесполезно.

– Была, – ответила я.

– Ты что-то взяла?

Словно по рефлексу, я вынула из кармана артефакт. Едва он оказался у Лазаридиса в руках, я заметила, как его выражение лица изменилось. Гнев, которого я ожидала, сменился чем-то более сложным. Интерес? Или, возможно, нечто близкое к страху?

– Ты понимаешь, что это? – произнёс он, вращая находку в руках.

– Не совсем. Но я знаю, что это важно, – сказала я. – Важно не только для истории. Что-то происходит, Лазаридис. Я слышала голос.

Его глаза резко поднялись, в них мелькнуло беспокойство.

– Голос?

Я кивнула, чувствуя, как мои слова висят в воздухе, тяжёлые, будто вытесненные из него самим временем.

– Он сказал… «Найди меня».

Лазаридис на мгновение застыл, затем вернул мне артефакт и сказал, едва слышно:

– Это меняет всё.

К полудню в лагерь прибыл новый участник. Мужчина лет сорока с цепким взглядом, излучающим смесь академической мудрости и лёгкой иронии. Его твидовый пиджак, как у Лазаридиса, выглядел совершенно неуместно на фоне каменистой равнины.

– Александра, – представил меня Лазаридис. – Это доктор Аарон Морайтис, эксперт по древним языкам.

– Очень приятно, – сказал он, тепло улыбнувшись. Его взгляд был настороженным, но доброжелательным.

– Покажите мне находку, – попросил он, не теряя времени.

Я передала артефакт, наблюдая, как его пальцы скользят по гравировке. Морайтис внимательно осмотрел диск, затем нахмурился, словно увидел нечто, что не мог сразу осмыслить.

– Это смесь микенских и протосемитских символов, – пробормотал он, больше себе, чем мне. – Но эти знаки… они…

– Что? – поторопила я, чувствуя, как напряжение нарастает.

– Словно они не просто слова. Это идеи. Возможно, даже… карта.

– Карта? – удивилась я.

– Или ключ, – поправил он, подняв на меня взгляд, в котором читалось больше, чем он готов был сказать.

Дни потянулись, как вязкая смола. Лазаридис и Морайтис погружались в изучение артефакта, обмениваясь предположениями, но, казалось, каждый ответ лишь рождал новые вопросы. Всё, что оставалось мне, – это ждать.

Но ждать становилось всё труднее.

Каждую ночь меня тревожили странные звуки: ветер, уносящий обрывки шёпота, или гул, доносящийся будто из самого сердца земли. Видения из пещеры оживали во сне. Телемах, женщина в хитоне, мачты кораблей, рассекающих тёмное море.

На четвёртый день я снова не выдержала.

Вернувшись к пещере, я почувствовала, что она изменилась. И когда я шагнула в её мрачное чрево, голос раздался снова. На этот раз он был громче, отчётливее.

– Александра…

Я вздрогнула, но не успела обернуться, как услышала за спиной шорох.

– Ты явно не осторожна, – голос доктора Морайтиса заставил меня резко выдохнуть.

Он стоял с фонариком, освещая стену.

– Не могу сидеть сложа руки, – ответила я, стараясь скрыть тревогу.

Он не улыбнулся. Вместо этого подошёл ближе, провёл рукой по стене, указал на незамеченные мной прежде символы.

– Что ты видишь? – спросил он, его голос звучал спокойно, но в нём чувствовалась скрытая напряжённость.

Я вгляделась. Символы соединялись в узор, который сразу же показался мне слишком сложным для обычного алфавита.

– Это карта, – выдохнула я.

– Возможно, – задумчиво сказал он. – Или… ключ.

– Ключ? От чего?

Он посмотрел на меня, и в его глазах светилось странное понимание.

– Это и предстоит выяснить.

Позже той ночью голос снова позвал меня.

– Александра…

Я села на кровати, сердце колотилось, будто в такт звуку.

Шатёр казался душным, поэтому я выскочила наружу, не задумываясь о последствиях. Всё вокруг было тихо, лагерь спал под светом луны. Но я знала, куда идти.

На границе тьмы, у самой кромки леса, я увидела его.

Юноша из моих снов. Медные волосы, светящиеся в лунном свете, голубые глаза, будто поймавшие в себе весь мир.

– Кто ты? – вырвалось у меня.

Он смотрел прямо на меня, и его улыбка была одновременно манящей и пугающей.

– Найди меня, – сказал он вновь.

И исчез, оставив меня одну в ночи, но с чувством, что теперь я принадлежу чему-то большему, чем могла представить. Ветер не просто холодил – он обволакивал, проникал внутрь, как будто хотел что-то нашептать. Я стояла на месте, глядя туда, где только что исчез силуэт из моих видений. Его голос звучал в голове, разбиваясь эхом о стенки сознания: «Найди меня».

Что это было? Призрак, наваждение, предупреждение? Или всё сразу? Но больше всего меня беспокоила не сама встреча, а то странное, неудержимое чувство, будто мне был дан ответ на вопрос, который я даже не успела задать.

Утром я разбудила Лазаридиса и Морайтиса раньше рассвета. Они встретили меня с той смесью недовольства и настороженности, которая свойственна учёным, привыкшим к долгим размышлениям, но не к резким поступкам. Однако мои горящие глаза не оставляли им шансов на возражение.

– Мы упустили что-то важное, – заявила я, выкладывая артефакт на стол, словно бросая вызов их скептицизму. – Там есть ещё. И мы должны вернуться в пещеру.

– Ты осознаёшь, как это звучит? – Лазаридис потёр виски, явно сожалея о том, что не отправился на раскопки в другом месте.

– Как решимость, – парировала я, не дрогнув. – Мы близки к чему-то великому. Если мы отступим сейчас, мы никогда не узнаем правды.

Морайтис наблюдал за мной с неожиданным интересом. В его взгляде не было ни насмешки, ни сомнений – только тонкое, почти осязаемое уважение.

– Она права, – сказал он. – Символы на артефакте слишком сложны и не могут быть случайностью. Они соединяют культуры, которых не должно было быть вместе. Это загадка, достойная внимания.

Лазаридис закатил глаза, но сдался:

– Хорошо. Но если мы ничего не найдём, я возвращаюсь к более реальным задачам.

Мы отправились в пещеру при свете фонарей, нагруженные инструментами и надеждами. На этот раз я замечала детали, которые раньше ускользали от взгляда. Символы на стенах больше не были хаотичными: линии, вырезанные в камне, складывались в сложные узоры. Морайтис остановился у одной из стен и провёл пальцами по древним гравировкам.

– Это не просто карта, – сказал он после долгой паузы. – Смотри, линии… это созвездия.

Я пригляделась, и сердце ёкнуло: звёзды действительно складывались в незнакомый небесный рисунок.

– Но почему звёзды здесь? – спросила я, чувствуя, как холодок пробегает по спине.

– В древности астрономия была неотъемлемой частью религии и ритуалов, – объяснил Морайтис. – Люди смотрели на звёзды, чтобы найти ответы или понять свою судьбу.

Я едва слушала. Всё внутри тянуло меня к углублению в стене, которое вчера казалось пустым. Но теперь, под другим