Преследуемая нападающим - Майра Стетхем

Широко распахнутое. Прозрачные занавески колыхались на ветру, искушая украдкой взглянуть, пока та сидела на диване, потом позже, когда передвигалась по квартире, прежде чем погас свет.

Я стоял на другой стороне улицы, когда беспокойство просочилось в вены. Беспокойство и страх.

У меня была ранняя утренняя тренировка с Хеми и некоторыми другими ребятами на линии обороны, которую нельзя было отменить. Но я знал, что если пойду домой, то ни за что не смогу уснуть. Опасаясь за ее безопасность, я сделал первый шаг к тому, чтобы пересечь черту, от которой, как предполагалось, будет трудно отказаться.

Я осторожно взобрался по пожарной лестнице и закрыл окно.

Не вторгся в ее личное пространство, просто не осмелился бы.

Сколько раз я мысленно ругал своего лучшего друга за то, что тот переступил черту, вторгшись в личное пространство Милы?

Но потом, на следующий день, это повторилось, и я пожалел, что внутри нет камеры. Какого-нибудь способа увидеть ее. Способа узнать, была ли она в целости и сохранности в стенах своей двухкомнатной квартиры. Способа выяснить, что с ней все в порядке.

Вот тогда-то мне и пришла в голову мысль о камерах.

Если я поставлю одну снаружи, а другую внутри, в месте, которое является достаточно невинным, все было бы в порядке. Я бы знал, что Сара в безопасности, или, по крайней мере, так рассуждал сам с собой.

Но дорога в ад обычно была вымощена благими намерениями.

Приобрести их было несложно, а вот с настройкой пришлось повозиться. Первую я поставил ранним утром, после того как она ушла на работу, а соседи спали. Ту, что теперь находится у нее дома, поставить было посложнее. Я отказался идти по пути Джеймса. Подкуп управляющего, чтобы тот передал копию ключа, проникновение в личное пространство, когда той не было рядом, казалось мне неправильным.

Я знал: этот поступок хуже того, что сделал Джеймс. Я снимал ее без согласия. Наблюдал, когда та об этом даже не подозревала. Но опять же, зверь внутри оправдывал это.

Вот тогда-то я и установил вторую камеру. Вскарабкался по скрипучей пожарной лестнице, и когда укрепил оконную раму, зверь подтолкнул меня вперед.

«Моя. Наша,» — прорычал он, заставляя чувствовать, что я разваливаюсь на части.

И тогда это случилось.

Из спальни доносились звуки жужжащего вентилятора. Так тихо, как только мог, я подошел к двери и глубоко вдохнул. Руки сжали деревянную раму, и я пожалел, что та не открыта. Ее запах в наполнил легкие, и у меня потекли слюнки. Неописуемо сладкий. Ваниль и коричневый сахар, смешанный с чем-то еще. Чем-то, что я не мог точно определить, но навсегда запомнил.

Моя Сара.

Стоя там, я еще больше понял лучшего друга. Эту потребность, которую он, казалось, испытывал — находиться в пространстве Милы, в окружении ее вещей. Но я и ногой не переступал порог ее спальни. Вместо этого тихонько установил камеру рядом с телевизором и ушел, убедившись, что закрыл за собой окно.

Теперь оно было открыто.

Снова.

На этот раз только наполовину, и я подумал, не сломалось ли окно. Повышение и понижение температуры иногда приводит к повреждению древесины. Я бы ни за что не подошел. Или так бы и сделал?

Вопрос тяжелым грузом висел в голове, когда я подошел к краю здания и осторожно поднялся по пожарной лестнице. Она была дома, в постели. Неужели я пропустил достаточно времени, чтобы она заснула? Приблизившись к окну, руки прошлись по дереву, и я протиснулся внутрь. Я — достаточно крупный парень, но благодаря футболу знал, как быть тихим. И действительно, воздух в квартире снова стал густым и тяжелым, а на шее выступил пот.

Как она может спать в такую жару?

Кондиционер не работает?

Затем я услышал нечто, заставившее каждую молекулу, из которых состоял, ожить. Тихий стон разнесся по квартире, и без каких-либо размышлений я пошагал к двери. Он притягивал ближе к спальне.

Я не осмеливался украдкой взглянуть.

Не тогда, когда звуков было достаточно, чтобы заставить кончить, и я знал, что она там делает.

Стоны.

Мягкие и сладковатые. Казалось, они эхом отдаются в пространстве, хотя на самом деле, вероятно, это был лишь приглушенный шепот.

Сара трогала себя под простынями, и все, что я мог делать — надеяться и молиться, что она думала именно обо мне. Я прислушался. Уши напряглись, чтобы уловить хоть какие-нибудь звуки. Руки сжаты в кулаки, ногти впились во внутренние стороны ладоней, почти до крови. Ее дыхание сбилось, и вместе с тихими всхлипываниями ожил жужжащий звук..

Во рту сухо как в пустыне.

Иисус. Я так близок к смерти.

Не осмеливался разжать руки. Слишком боялся того, что сделаю, если не буду спокоен. Вытащил бы член и начал трогать себя, выкрикивая ее имя, кончая прямо на стену гостиной? Вошел бы в спальню, умоляя позволить потрогать ее, и в то же время напугав до чертиков?

Вина и отчаяние закружились и смешались, тяжело оседая в животе.

Но каким бы дерьмом себя ни чувствовал, я не двинулся с места.

Не перестал прислушиваться к звуку ее дыхания.

Амплитуда тихих стонов, которые, казалось, усиливались и набирали скорость вместе с тихим скрипом матраса, пока она не кончила. Тихий вскрик сорвался с ее идеальных губ, прежде чем я услышал, как та выдохнула и вдохнула. Казалось, она поерзала в постели, устраиваясь поудобнее.

Я оставался неподвижным, не смея пошевелиться еще долго после того, как ее дыхание выровнялось и замедлилось. Я шел по натянутому канату, зная, что упаду. Какого хрена я делаю? Удивлялся сам себе, закрывая глаза в слабой попытке рассуждать рационально. Вместо этого на меня обрушились образы того, что только что произошло. Я услышал, как она кончила. Слушал, как Сара прикасалась к себе.

Неужели она уже была мокрой?

Много ли ей потребовалось времени, чтобы кончить?

Каждый чертов вопрос заставлял умирать от желания войти, разбудить ее и узнать об этом. Но я не мог. Господи Иисусе, блядь, я был в беде. И, с трудом сглотнув, сделал шаг назад. Все в моем теле кричало не уходить, остаться и заглянуть внутрь, посмотреть, как она спит. И я действительно очень этого хотел.

Но не мог.

Знал, что в тот момент, когда переступлю эту черту, я окажусь в еще большей беде. Не смог бы остановиться ни на одном украденном моменте.

Собрав все самообладание, на которое был способен, я выскользнул в окно, убедившись, что закрыл его, прежде чем поспешить вниз по пожарной лестнице