Хаос: отступление? - Антология

Больше парень не сказал ни единого слова; он кусал свои губы, отдувался, но молчал – так, словно кто-то запретил ему говорить, приставив нож к горлу.

С молоденькой Сьюзен Энид особо и не усердствовала, но девушка, только услышав вопрос о повязке на руке Эйрин, покраснела и сразу же выпалила:

– Я тут не виновата! Не виновата! Просто Фрейн сказал, что если на следующее лето мы выиграем сертификат, то его получу я, а не Эйрин. Вот она и позавидовала. Она всех нас решила наказать, вот как.

Сертификаты были придуманы, чтобы более разумно организовать жизнь. Чтобы у людей было, ради чего работать, чтобы они могли доказать, что могут обеспечить ребенка, могут заработать это право – родить и иметь ребенка. Предполагалось, что вокруг сертификатов не будет никакой борьбы, не будет никакого обмана.

Но люди шли на обман.

– Сьюзен, – спросила Энид, – это ты послала анонимное письмо про Эйрин?

Глаза девушки расширились; вопрос больно хлестнул ее.

– Конечно, не я. Я бы никогда такое не сделала. Скажите Фрейну, что я на такое не способна.

– Спасибо тебе, Сьюзен, за твою честность и откровенность, – произнесла Энид, и Сьюзен разразилась плачем.

В какую житейскую неразбериху она влезла! А ведь она могла уйти в отставку сразу после раскрытия дела об убийстве и избежать всего этого. Но нужно было поговорить с другими.

Когда Энид и Сьюзен вернулись в общую комнату, Фелис уже приготовила для всех чай. Она вежливо предложила чашку Энид, которая, к всеобщему смятению, приняла чай.

Около двадцати минут она сидела, смотрела на разглядывавших ее обитетелей хозяйства и, прихлебывая напиток, поддерживала общий разговор, после чего встала и сказала:

– Спасибо всем за уделенное мне время и за терпение. Если кто-нибудь захочет со мной поговорить, я буду в доме местного комитета. Через день или два я представлю свое решение, так что долго ждать не придется. Ваш город благодарит вас.

Произойти могло все, что угодно, но эти люди были так подавлены своей драмой, что многого Энид не ожидала. Вряд ли и за ночь что-нибудь изменится. Если Эйрин собиралась со своим парнем бежать, она давно бы это сделала. Главное здесь было не в этом. Здесь разрушалось само хозяйство. Пора встретиться с людьми из местного комитета.

– Они что-нибудь говорили, пока меня не было? – спросила она у Берта.

– Ни слова. Прости, что я так говорю, но это было почти забавно. Чего они так испугались?

– Нас. И историй, которые про нас ходят. Эйрин была уверена, что мы вытащим ее на улицу и вырежем ей ребенка из тела.

Берт помрачнел и тихо сказал:

– Это ужасно.

– Раньше я такого не слышала. Обычно говорили об одиночных камерах, о том, что ребенка отберут, как только он родится. Наверное, эту мысль внушил и ей, и всем остальным Фрейн – чтобы они все держали в тайне.

– Так Фрейн знал?

– Они все всё знали, я уверена. И пытались спасти хозяйство, когда убеждали меня в том, что все вышло случайно. Или что во всем была виновата только Эйрин, и никто больше. Хотя в таких случаях, когда хозяйство разваливается, всех их нужно переводить в другие места, и неважно, сколько кредиток на это потребуется. Бьюсь об заклад, Фрейн их этим и пугал.

– И что будет дальше? – спросил Берт.

– Технологии, действительно, иногда дают сбой. Будь сбой случайностью, я задним числом выдала бы хозяйству сертификат, если бы они согласились взять на себя заботу о ребенке. Но здесь другое. Если в хозяйстве появляется несертифицированный ребенок, мы обязаны расформировать хозяйство. Но если бы во всем была виновата только Эйрин, наказывать пришлось бы только ее.

– Здесь же совсем другой случай, верно?

– У тебя взгляд наметан, Берт.

– Не уверен, что это похвала. Я предпочитаю видеть в людях хорошее, а не плохое.

Энид усмехнулась, а Берт продолжил:

– По крайней мере, для тебя все это скоро останется позади, и ты устроишься в каком-нибудь уютном хозяйстве. Не здесь, конечно.

Пожилой мужчина, лысеющий и пышущий здоровьем, направился к ним, когда они вышли на тропинку, ведущую в город. Судя по серой куртке, он был членом местного комитета, и на лице его было написано такое же выражение смятения, какое появлялось у всех, кто на пути своем встречал следователя.

– Вы, вероятно, Тревор, – спросила Энид, когда между ними и мужчиной оставалось несколько шагов – слишком далеко, чтобы здороваться за руку.

– Мы не знали, что вы к нам едете, – проговорил тот. – Почему вы нас не известили?

– Не было времени. Мы получили анонимное сообщение и должны были действовать предельно быстро. Иногда такое случается, вы же понимаете!

– Сообщение? Но о чем? Если бы это было серьезно, я бы знал…

– Несертифицированная беременность в хозяйстве Эприкот-хилл.

Тревору потребовалось время, чтобы осмыслить сказанное. То, что он понял, ему не понравилось. Дело было не столько в Эйрин или хозяйстве, где она жила. Тень падала и на весь город. Их всех могли втянуть в это дело.

– Итак, Эйрин, – выдохнул Тревор.

Энид не была удивлена тем, что Тревор все знает. Более странным ей показалось то, что ее собственный офис обо всем не узнал раньше.

– Что вы можете сказать об этом хозяйстве, – спросила Энид. – Как они ладят друг с другом, как идут дела?

– Это официальный допрос?

– Почему бы и нет? Можно сэкономить время.

– Работают они хорошо, – ответил Тревор. – Но это просто хозяйство, не семья. Если вы, конечно, понимаете разницу.

– Я понимаю.

Сообщество людей, собранных вместе, чтобы что-то производить. О любви, о семейных узах нет и речи. Это не всегда плохо – связанные единой целью и чужие друг другу люди могут быть очень сильным организмом. Но если нет любви – нет и настоящего дома.

– Сколько им не хватало, чтобы получить сертификат?

Не хватало. Вот оно, это слово.

– Мне трудно судить. Может быть, совсем немного. У них три молодые здоровые женщины, но люди приходили к ним и уходили, а потому я не назвал бы хозяйство стабильным. Они не справлялись с нормой. Это иногда лучше, чем перерабатывать, но не с продуктами питания. Не выполнил норму – еда пропала, потому что портится еще до того, как попадает в консервы. Что до Фрейна, то Фрейн – не самый простой человек из тех, с кем я имею дело.

– Я знаю.

– Вы уже там были. Нужно было до начала расследования связаться со мной.

Тревор нервно сжимал и разжимал руки.

– Так вы можете сказать, в чем там действительно дело? – спросила Энид, улыбнувшись и внимательно вглядываясь в лицо собеседника.

Тот бросил быстрый взгляд на Берта и нахмурился.

– У Эйрин было романтическое увлечение в городе, как мне говорили, – продолжала Энид. – Вы знаете, кто он?

– Она вам не скажет. Будет его защищать.

– Он не подвергается никакой опасности.

– Это Джесс. Он работает в ремонтных мастерских, в хозяйстве Айронкрофт.

Тревор показал рукой, где это.

– Спасибо.

И Энид и перевела разговор на другую тему:

– Мы целый день в пути. Сможет ли комитет предоставить нам ночлег на ночь или две? Мы заплатим кредитками и сильно вас не обременим.

– Конечно, у нас есть комнаты для гостей. Идемте.

И Тревор повел их к уютному каменному дому, где располагались офисы комитета и комнаты для официальных гостей.

На всем пути их следования из домов выходили люди, собирались стайками, склонялись друг к другу головами, шептались. Взгляды тревожные, а то и неприязненные.

– Вряд ли за время работы у тебя появилось много друзей, – на ухо тихо сказал ей Берт.

– Куда уж там!

Молодой человек, служащий при комитете, принес тушеной чечевицы и свежего хлеба, а также сидра. Горячая вкусная еда помогла им избавиться от тягостных ощущений минувшего дня.

– В хозяйстве, где я живу, сертификаты висят на стене общей комнаты, – сказал Берт, отправляя в рот ложку за ложкой. – На них вышивают имена детей. Получается вся история дома.

– Так во многих хозяйствах, – согласилась Энид. – Хорошая традиция. Я ни разу не встречала человека, родившегося без сертификата. Странно подумать, что имя ребенка, которого родит Эйрин, нигде не будет написано.

– Но ведь ребенок в этом не виноват, верно? Хотя ему будет сложнее, чем остальным. Этим детям внушают мысль, что они должны работать вдвое, чтобы заслужить себе место в жизни. Поэтому обычно люди стараются быть осторожнее, чтобы у их детей было все как у всех.

– Обычно, но не всегда, – вздохнула Энид, на время переставшая быть суровым инспектором. – Мы гораздо лучше организованы, чем раньше. Наша цель – сделать так, чтобы у каждого ребенка было все, что нужно, и чтобы дети слишком тяжким бременем не ложились на наши плечи. Но желание ребенка – это слишком мощный импульс. И мы никогда не достигнем совершенства.

Роно утром в двери гостевых комнат постучал обслуживавший их накануне молодой человек.