Клубничное убийство - Галина Куликова

– Что это? – озадаченно спросила Белоярова. Доверив создание интерьера ответственному секретарю, она перестала обращать внимание на обстановку в офисе. Картину с голубем она точно не заметила. – Откуда это?!

Если бы Люсю спросили, что в ее начальнице прежде всего обращает на себя внимание, она без колебаний ответила бы – холодные глаза. Люся восхищалась успехами Белояровой, ее деловитостью, раскованностью и женским изяществом. Но, сказать по правде, совсем не хотела, чтобы к тридцати двум годам у нее был подобный взгляд. Люди с таким взглядом вырастают из детей, не верящих в Деда Мороза.

– Это коллаж, – ответил Милованов, закипая от вида глумливой ухмылки арт‑директора. – Прекрасная вещь. Доверьтесь моему художественному чутью. В конце концов, вы разговариваете с профессионалом.

Было ясно, что за гадящего голубя он станет биться до последнего и наверняка победит. Его творческое самолюбие к настоящему моменту достигло угрожающих размеров. Поначалу, во времена становления Милованова как художника, самолюбие было маленьким червяком, точившим гранит его мужского характера. Сегодня червяк разросся до размеров древесного питона и то и дело норовил отхватить у хозяина то совесть, то разум. Ладить с ним Милованов не умел.

– Пусть висит, – неожиданно решила Белоярова. Сделала глубокую затяжку, быстро выпустила дым и посмотрела на Люсю: – Можешь идти, у тебя еще куча дел. Журналы не раздавай кому попало.

– Хорошо, – ответила та. – А кто попало – это кто?

– Кто попало – это все, кроме меня, – отрезала начальница и мотнула подбородком в сторону приемной, побуждая секретаршу двигаться.

Она явно была чем‑то расстроена и раздражена.

Хотя выглядела все равно сногсшибательно. Правда, постриженные под мальчика темные волосы топорщились на макушке, но никто не находил это забавным.

Секретарша молча развернулась и отправилась на свое рабочее место, бросив взгляд на торжествующую физиономию фотографа. Свиноедов молчал, глядя на голубя с брезгливой печалью. Было ясно, что он рассчитывал на поддержку, и теперь разочарован до глубины души.

Очутившись в коридоре, вне поля зрения начальницы, Люся позволила своим плечам поникнуть. Обидно, когда тебя пинают ни за что, ни про что. Просто потому, что ты не можешь дать отпор. Или нужно было дать отпор? В конце концов, она секретарь, а не крепостная. В этот момент до огорченной девушки донеслись слова, заставившие ее замереть на месте. Дождавшись, пока ее помощница уйдет, Белоярова понизила голос и сердито прошипела:

– Андрей, как могло случиться, что Антипова не попала в номер?

– А кто это – Антипова? – удивленно переспросил фотограф.

– Это Люся, которая только что стояла перед тобой, моя секретарша.

– И чего я ей сделал?

– Ты ничего не сделал! Ты не сфотографировал ее для новогоднего номера. Я только сейчас сообразила, что ее там нет. Вот, пролистай страницы. Ее нет!

Люся обмерла, не в силах сделать ни единого шага. Она прижалась спиной к стене и приложила руку к груди. Сердце загрохотало так сильно, что его стук теперь отдавался в ушах.

– А мне кто‑нибудь говорил, что ее следует фотографировать?

– Разве нужно было говорить? Решили делать снимки всех сотрудниц редакции без исключения.

– Но номер ведь долго готовили, – обиженно сказал Милованов. – Наверное, она тогда еще не работала. Она же новенькая!

– Ерунду ты несешь, – Белоярова перестала шипеть, уверенная, вероятно, что Люся уже давно достигла приемной. – Я отлично помню, как ты бегал тут со своим фотоаппаратом, сгоняя дам в комнату, где был выставлен свет. И еще спрашивал у Антиповой, как ей нравится идея украсить мою спину татуировкой.

– А, точно. Она, дурочка, удивилась. Татуировка! Пришлось объяснять, что это всего лишь картинка, которую легко смыть. Да… Выходит, она действительно уже работала.

– Она работает здесь три месяца и два дня, – неожиданно сказал Свиноедов пресным голосом.

– Раз ты все знаешь про нее, мог бы и напомнить, – обиделся фотограф. – Я ведь ничего против нее не имею! Она мне даже нравится.

– Ладно, хватит врать, – резко одернула его Белоярова. – Тебе нравится только один человек – ты сам. Поэтому, несмотря на безумные похождения, ты до сих пор не женился.

– Так я собираюсь! – неожиданно признался Милованов. – Выбрал себе зрелую женщину, у которой нет всей этой дури в голове… Романтики всякой и надежд, которые я не смогу оправдать.

– Да, пожалуй, не сможешь, – холодно ответила Белоярова. – Извините, мне нужно спуститься вниз.

Люся, которая все это время почти не дышала, отклеилась от стены и уже хотела было ретироваться, как вдруг дверь кабинета Яковкина, от которой она находилась в непосредственной близости, тихо скрипнула и начала медленно открываться. Люся отпрыгнула в сторону, чтобы не показалось, будто она торчит у замочной скважины. Однако волнения оказались напрасными – из кабинета никто не вышел. Вероятно, дверь отворилась сама по себе, просто потому, что ее неплотно прикрыли. И снова до Люси донеслись слова, не предназначенные для ее ушей.

– Да, номер привезли в редакцию. Я уже видел. Снимок получился фантастическим, баба – пальчики оближешь. Прости за каламбур, но это баба, которая принесет нам бабки. И еще какие! Помяни мое слово. Завтра номер поступит в продажу, и они немедленно активизируются. Они просто посыплются на наши головы, как кокосы с пальмы! Как только я увидел ее, сразу понял, что это отличная приманка. Это крючок!

Взбудораженная, заинтригованная, Люся осталась стоять на месте. Господи, раньше она никогда не подслушивала! Ну, разве что в детстве, когда еще заплетала косички. А тут такое искушение…

– Подожди‑ка, – неожиданно продолжил Яковкин. – Я выгляну за дверь. Мне показалось, там кто‑то есть.

Люся заметалась, не зная, куда деваться. Делать вид, что она идет из приемной в холл? Или наоборот? Господи, так туда – или обратно? Еще не хватало нажить себе врага! Не придумав ничего лучше, она схватилась за дверную ручку соседнего кабинета, который занимал заместитель главного редактора Полусветов. В конце концов, можно придумать какое‑нибудь пустяковое дело. Яковкин не должен ничего заподозрить.

Она знала, что этого человека следует опасаться. Ее предшественница, сдавая дела, предупредила: «Ответственный секретарь – самое опасное существо в коллективе». Сейчас самое опасное существо глядело на нее в упор. Она не успела даже на ручку двери нажать, когда он возник на пороге – совершено бесшумно. Улыбка выступила на его губах ядовитой росой.

– Так это вы тут бродите?

– Я не брожу, – вскинулась Люся. – Я к Полусветову.

От страха ответ получился довольно грубым. Она наконец справилась с дверью и проскользнула к заместителю главного редактора. К счастью или нет, но Полусветова не оказалось на месте. Вместо того чтобы сразу выйти и укрыться в приемной, Люся зачем‑то подошла к его письменному столу и нервно переложила пачку бумаги с одной стороны стола на другую. И при этом задела чашку, которая стояла на самом краю. Чашка что‑то недовольно буркнула, роковым образом покачнулась и секунду спустя грохнулась оземь.

Ахнув, Люся обежала стол и увидела, что чашка разбилась вдребезги.

– Антипова! – раздался в этот миг из коридора низкий голос ее начальницы. – Вернись на рабочее место! Ты мне срочно нужна.

Люся дернулась в сторону выхода, потом к осколкам, снова к выходу… В этот момент дверь кабинета распахнулась и перед ней возник заместитель главного редактора, Николай Клебовников, неофициально носивший звание «первый», – худощавый сорокалетний мужчина с поразительно спокойными глазами. Он был приветлив, часто улыбался, иногда шутил, но взгляд его при этом никогда не зажигался. За рабочим столом он сидел в одной и той же позе: поставив локти на стол и держась руками за голову, отчего всегда казался взъерошенным. Еще он не любил носить костюмы и чаще всего появлялся в редакции в брюках и темных рубашках, туго заправленных под ремень.

– А, это вы, – повел бровью Клебовников. – А Полусветова, стало быть, нет на месте. Кстати, вас разыскивает начальство. Слышите? Вот, опять… разыскивает.

– Я уже иду! – Люся рванулась к двери, проклиная собственную неуклюжесть.

Недавно в одном журнале она прочла статью, в которой подробно разъяснялось, что если ты постоянно спотыкаешься, роняешь вещи и налетаешь на людей, значит, у тебя есть нерешенные психологические проблемы.

Втайне Люся считала, что у нее только одна проблема – отсутствие любви. Ей уже двадцать три, а ее до сих пор никто не целовал. Ну, тот поцелуй с Гусевым в третьем классе – не в счет. Всю юность она провела в ожидании чуда, а оно не случилось. В нее никто никогда не был влюблен – в этом‑то все и дело. Если бы она кому‑нибудь понравилась, мир изменился бы в ту же минуту.