Скачка - Иосиф Герасимов

Она слушала его и все не могла вспомнить, каким был этот парень, когда они учились в школе. Вообще-то она его помнила: и как он дрался в школьном дворе, низко пригибаясь, вертясь волчком, бил в лицо кому-то из старшеклассников неожиданно и беспощадно, помнила, что и дома у них с другими ребятами бывал, и как танцевал он, всегда горячо, пока не взмокнет на нем рубаха, и еще помнила — учился он неплохо, особенно по математике, ну, а остальное все забылось. Да и не в этом дело, совсем не в этом... Через него к ней долетали отголоски совсем иной жизни, чем та, в которой она обитала много лет. В московских ее буднях все было ясно, хотя эта ясность тоже давалась нелегко, путем напряженной работы. Но то, о чем рассказывал Кляпин, находилось где-то в стороне от нее, а может быть, и позади, потому что семнадцатилетней девчонкой она оставила эти края, и тогда уклад жизни в ее родном городе был иной, а может быть, ей казалось, что был иной, многое просто стерлось в памяти или заслонилось другими заботами. Но там, в той жизни, оставался отец, и не только он, а, видимо, и многое из того, что ей казалось отброшенным навсегда.

И еще одно настораживало ее в болтовне Сергея — упоминание о Трубицыне. Едва Кляпин назвал его фамилию, как она хотела спросить: а не тот ли, которого она знала прежде, да все не решалась, но тут рассердилась на себя и сказала:

— Твоего-то хозяина как зовут?

— Да я же говорил: Владлен Федорович. Постой, да ты же его знаешь. Ну, его батя у нас завучем был.

Да, конечно, она его знала, но очень давно, он был тогда строен, спортивен, с усмешливым лицом, приезжал на летние каникулы из областного города, играл в теннис. В Третьякове никто этой игры не знал, и Трубицын взялся тренировать ребят и девчонок. Они соорудили корт; он научил надевать белые юбочки и белые майки, их специально пошили по привезенным им модным журналам. Так в Третьякове образовалась теннисная команда... Да, Светлана его знала. Надо ж было, чтобы этот самый Трубицын стал тут председателем! А почему бы и нет, он ведь всегда думал о карьере, и отец его любил говаривать: «Влад далеко пойдет. Государственного мышления человек...» «Ну, допустим, не так уж далеко и пошел»,— не без злорадства подумала Светлана, но сразу одернула себя: да ведь еще путь-то им всерьез только начат, сам-то он, если ей память не изменяет, журналист, а руководит районом, городом, хоть и не крупным, но все-таки имеющим свою славу... Конечно же, Антон его знал, но вроде бы они никогда дружны не были.

Сергей говорит, будто Трубицын помог Антону... Да, конечно, он и должен был помочь...

— Ты чего, Сережа, замолчал? — сказала она.— Вроде бы говорил, будто Антон тебе по шеям надавал. За что же?

— А-а, да так... Мелочь! — засмеялся Кляпин.— Ты Синельник-то помнишь? Километров восемь от Третьякова, а угол. Ну, туда отродясь хорошей дороги не было. Однако ж там бахча знаменитая... Да помнить должна! Песчаник там, и арбузы такие произрастают. Ну, сахар. Разрежешь — трещит, на красном — снежный налет. Ух! Я туда за этими арбузами и прежде мотал, когда твоим Антоном там и не пахло. Кто же синельниковского арбуза не хочет? Трубицыну говорю — я сгоняю. Он кивает: давай, мол. Только набрал машину, гляжу — твой Антон пылит. Посмотрел, поглядел. Ну, говорит, если тебе арбуза захотелось, давай к нам на склад, там взвесим, и по продажной цене в кассу вноси. Ну что ты будешь делать — дурак дураком. Когда такое было? Я его послал. Спокойно, чтобы он не очень заходился. Я ведь знаю, он драке обучен, а свидетелей нет. Тогда, веришь ли, что сделал? Меня из машины выволок. Я и очухаться не успел, он мне руки за спину, ремнем стянул, на эти самые арбузы кинул, а сам за руль. Я лежу, его поливаю, а он будто не слышит. Подогнал к исполкому, прямо под окошко Трубицыну. Сигналит. Тот из кабинета выглянул. Антон машет рукой: давай, мол, сюда. Тот, конечно, вышел. А Антон ему: вот, мол, товарищ председатель, ваш шофер воровством занимается, я его, мол, для наглядности в таком виде и доставил. Трубицын тоже все понимает, его на «гоп-стоп» не возьмешь. Зачем, спрашивает, вы его ко мне. Есть милиция. А вы самоуправствуете, людей арестовываете. Что же касается арбузов, то товарищ Кляпин сейчас с вами подъедет и стоимость их в кассу внесет. И тут же мне на глазах у Антона сотню дает, говорит: надеюсь, этого хватит... Ну зачем до такого доводить? А?.. Можно было бы и по-хорошему. А Антон твой через каблук повернулся. Флотский форс показал и ушел. Говорит: в райком. А что в райкоме? В нем Николаев. Он у нас сколько в секретарях?.. Я и не вспомню. Сейчас-то ему семьдесят с хвостиком. Он, Николаев, больше болеет, чем на бюро сидит. И на свое место, конечно же, Трубицына мечтает подвинуть. Вот скажи, Светка, ты умная баба, если профессор...

— Я не профессор.

— А все одно... на научном деле. Скажи, от большого ума человек такое сделает? Да я — ладно, я не обидчивый. Но ведь на эту самую синельниковскую бахчу кто только не мотает... Ты сама, небось, когда девчонкой была, хаживала. Да и Антон... Ну, а чтобы на Трубицына из-за такого полезть! Сколько там этих арбузов сгниет зазря...

Все, о чем он говорил, она хорошо представляла, и Антона видела в его неуклюжей решительности, и не сомневалась, что он мог такое сделать. Он вообще ведь был человеком спокойным и, если на что-нибудь решался, то действовал без всяких лишних слов. Наверное, и этого Кляпина скрутил быстро и без особых усилий.

Но додумать она не успела. Впереди на дороге образовалась пробка из множества машин, и Сергей настороженно стал тормозить.

За пыльными топольками вырисовывались дома поселка кирпичного завода, и там возле самой дороги работал экскаватор, из-за него-то и сузилась шоссейка, машины двигались в один ряд.

— Вот черти,— усмехнулся Сергей,— опять трубу перекладывают. Они ее тут, может, в двадцатый раз...— И, не договорив, сильно засигналил, повел «Волгу» вперед; от его сигнала тяжелые грузовики застывали. Видимо, эту черную машину знали и старались уступить ей дорогу. Кляпин прорвался вперед, но нежданно путь перекрыл большой желтый автобус, он медленно двигался поперек дороги, стараясь выбраться на левую обочину и никого не задеть. Водитель и пассажиры смотрели куда-то вправо, очевидно, там было что-то такое, что заставляло опасаться, но разглядеть, что же именно, Светлана не могла. Сергей подвинул свою машину почти к самому автобусу, остановился и засигналил, но водитель на сигнал его не обратил внимания: видно было по его массивной красной шее, как он напряжен. Автобус медленно двигался. Сергей оглянулся, чтобы сдать назад, но там уже стоял какой-то молоковоз, и тогда он снова засигналил, но опоздал. Раздался хруст и сразу же звон стекла. Это было так неожиданно, что Светлана вскрикнула от страха, над нею нависло несколько лиц, прилипших к окошку автобуса.

Сергей выскочил из машины, водитель автобуса увидел, что случилось, чуть сдал назад и тоже выпрыгнул наружу. Это был здоровый, широкоплечий мужик в синей джинсовой куртке и джинсах, заляпанных мазутными пятнами. Он остановился и замер, словно на него напал столбняк. Он так и стоял, приоткрыв рот, пока Кляпин медленно, по-кошачьи мягко ступая в кроссовках, обходил свою «Волгу». В это время экскаватор прекратил работу, и наступила тишина. Светлане даже показалось — все на дороге замерло, пока Кляпин молча созерцал машину, словно пытался оценить нанесенный урон. Светлана не выдержала, тоже вышла. Слева бампер был согнут и раздавило подфарник — в общем-то, пустяки, определила она, но ее удивил страх, сковавший здорового водителя.

— Сер-рр-гей Васильевич...— пролепетал он.

Но Кляпин к нему не обернулся, он стоял, покачиваясь на носках, потом присел, заглянул под машину, выпрямился и в задумчивости погладил тоненькие усики. Светлана огляделась, милиционера не было поблизости. Переездом через узкую полоску асфальта руководил дорожный рабочий в оранжевой жилетке и с красными флажками. Пробка впереди рассеялась, словно и там, где рыли канаву подле шоссе, испугались происшествия и исчезли, только медленно двигались вперед две инвалидные машины: их-то, наверное, и боялся задеть водитель автобуса, когда пробирался вперед.

— Сергей Васильевич,— снова пролепетал водитель.

И опять Кляпин не обернулся к нему, лицо его сделалось непроницаемым; он тихо спросил:

— Ты чью машину?.. Чью машину... С похмелья, что ли?

— Да ведь я не пью, Сергей Васильевич, вы же знаете...

— Мало ли знаю... А тут,— он указал на «Волгу»,— тут...

Светлане все время казалось: он вот-вот разорется, но Кляпин вел себя подчеркнуто спокойно, он оглянулся на автобус, увидел лица пассажиров, кивнул Светлане, чтобы она садилась, и сам сел за руль, кинул водителю:

— Подойдешь туда...

Они проехали мимо экскаватора, остановились на обочине за деревянным щитом, ограждающим канаву, туда, задыхаясь и потея, подбежал водитель.