Двуликий изгнанник - Хельга Ройстон

Оставив сына в живых, лорд не знал, как поступать дальше. Эдвард вырастет, и ему понадобится обучение, и тогда, окажись странный отпрыск за пределами усадьбы, не избежать слухов, молвы и вечного позора для всего рода. Но сын-неуч легко может превратиться в бездельника или безумца. Двух бед за раз точно не выдержат в семье.

Отец решил оставить мальчика в поместье, но ни в коем случае не пускать посторонних.

Никто не может предсказать, что задумано для нас на ближайшие годы, месяцы и даже следующий день. Зачастую мы тешим себя напрасными надеждами, в собственной слепоте не замечая грубейших ошибок. Наивно внушаем себе, что у кого-кого, а у нас – всё самое лучшее: дом, место в обществе, дети. И тут судьба железным кулаком спихивает нас с этого самодельного песочного трона. Кто виноват? Во всяком случае, не мы. Проще всего выместить весь гнев на самых слабых и беззащитных – детях.

Тогда они и становятся всего лишь очередным средством, орудием для достижения наших – всё тех же – тщеславных целей, и не доведи Бог, вырастают не такими, как мы думали! Им нет места в мире! Но не нам распоряжаться чужими судьбами…

2

Прошло два дня, когда-то неловко обозначенные доктором. Минуло ещё четыре года, а Эдвард всё жил. Доктор не стал разглашать тайну Мордрейков, молчал и неприметный священник. Лорд Роберт и леди Элен не лгали о мертворождённом, но на вопросы о своём наследнике отвечали немногословно. Аристократия оставалась убеждённой, что молодой Эдвард неизлечимо болен, потому и вынужден всё время проводить дома в компании родных и слуг, не принимать гостей и не посещать детские праздники. Лорд и леди его сторонились, и им было совершенно всё равно, чем занят сын, лишь бы не показывался на виду.

Каждый день Эдварда начинался с умывания, и Бетси приносила два зеркальца: маленький лорд говорил, что хочет пожелать доброго утра «второму мне» и убедиться, что не натёр ему нос.

Няня привыкла и перестала бояться. И разве можно было отказать мальчику с ангельской улыбкой и шелковистыми волосами, когда он просил:

– Второго меня причеши, пожалуйста.

– Да, милорд.

– А почему он не будет завтракать? – спросил он однажды.

– Он не умеет, сэр.

– Давайте мы его научим!

– Господин Эдвард, у нас вряд ли получится.

– А говорить – тоже не умеет?

– Нет, сэр. Доктор вчера сказал, что у «второго вас» нет языка.

– Но всё равно «второй я» такой забавный! Он мой друг. И я его люблю.

Бетси опустила взгляд, очень аккуратно подавая овсянку. После завтрака Эдвард встал спиной к окну.

– Милорд, не лучше ли будет вам посмотреть на жеребёнка на лужайке, чем на стену?

– Нет, Бетси, спасибо. Я видел лошадку вчера. А сегодня путь он посмотрит. Он может! – Эдвард закрыл глаза. – Вот! Получилось. Не зря доктор говорил, что на затылке у меня глаза шевелятся. Спиной вижу. Хи-хи!

– Как вам будет угодно.

Бетси пошла в свою комнатку на третьем этаже особняка, и только там тихо заплакала. Всех поражало, с какой нежностью Эдвард относился к своему уродству. Просил родителей целовать на ночь худенькую сморщенную рожицу. Тут же поворачивался спиной ко всему, что вызывало интерес – показать «другому мне». Единственными собеседниками Эдварда были Бетси, святой отец Альберт и доктор Джеймс Вильбанд.

Священник показывал мальчику цветные картинки ангелов и праведников.

– Смотри, это – святой Эдуард, твой хранитель. Каждый раз, когда ты делаешь что-то хорошее, он кладёт в корзинку цветок. А если ты ведёшь себя плохо, то корзинка наполняется камнями, а это очень огорчает Бога.

– Ой! – испугался Эдвард. – Вчера там оказался камень…

– Неужели? Расскажи мне, мы постараемся его оттуда убрать.

– Я…я напугал матушку, когда повернулся к ней спиной. За это отец выгнал меня из комнаты.

– Ничего, мой милый. Бог никогда тебя не выгонит, – отец Альберт перевернул страницу и показал Деву Марию – светлую, сияющую, в небесно-голубом плаще-накидке, – а вот эта Матушка любит тебя.

Таков был мир, изображённый в чудных и мудрых книгах. Со временем Эдвард надеялся научиться понимать эти странные заковыристые значки на листках, и тогда не оставить непрочитанной ни одну книгу из отцовской библиотеки – так много ему хотелось узнать.

Иногда с интересом наблюдал он за слугами. Хоть отец и повторял, что все они – «мелкие людишки на одно лицо», Эдвард никак не мог этого понять. Ведь «все они» – такие разные! Кэтрин, старшая горничная – пухлая, коренастая, никогда не расставалась со шваброй, вставала раньше всех и кликала своих подручных «девонек» – Энн и Лотти. Вот уж кого нельзя было назвать похожими друг на друга! Энн была высокая, с длинными ногами, и широкими плечами, так что платье и фартук для неё пришлось шить по меркам. Чуть выступающие скулы придавали ей обманчивую грубость. Сосредоточенная на работе, Энни улыбалась по утрам, когда, протерев окна в бальном зале и спустившись с лестницы, смотрела на солнце. Лотти же напоминала маленький рыжий огонёк. По комнатам она бегала вприпрыжку, могла состроить рожицу, натирая зеркало, но аккуратности было не занимать. Тонкие её пальчики без устали расправляли кружевные салфетки на тумбочках. Со щёткой в руках она не пропускала ни единой статуэтки или вазы. Именно благодаря Лотти в парадной галерее сверкали рамы картин и рыцарские доспехи.

В полуподвале, недалеко от винных погребов, обитала кухарка Эмма и её помощницы. Временами их было почти не видно за стеллажами, уставленными всякими диковинками – ступками, скалками, молотилками, баночками с приправами и соусами. Стена напротив огромной печи была сплошь завешана сковородками, и повсюду то и дело слышался лязг и грохот – трещали дрова, стучали по доскам ножи, а работницы постоянно состязались, кто громче споёт. «Увы, любовь моя, ты поступаешь со мной нехорошо…»,6 «Шёл я по небезивестным холмам Керри, и увидал Капитана Фаррела – он пересчитывал свои деньжонки…».7

– Мора! А ты у нас ирландка?

– Да, и что с того? Мой брат где-то выучил эту песню! А-ха-ха!

Также жарко, людно и шумно было у прачек. Добела оттирали они простыни и рубахи, а взамен получали красные рубцы на пальцах.

За конюшни и псарни отвечали Джек и Уилл. Эдвард видел этих слуг только в окно, когда полагалось выводить животных на прогулку.

Куда важнее и главнее остальной прислуги был Бенджамин, дворецкий. Сам лорд не пожалел денег, чтобы справить для него одежду и ботинки. Предполагалось, что Бен станет встречать очень знатных и богатых гостей, но почему-то они появлялись в Мордрейк-меноре всё реже. В такие моменты матушка выбегала из комнаты, искала Бетси, испуганно повторяя: «Скорее уводи его! Запирай же, запирай!» Эдвард понимал, чего так боялась мать, и покорно отправлялся к себе – командовать деревянной армией. На вопросы о том, кто приехал, Бетси отвечала коротко: «Это снова мистер Саммерс, управляющий прядильнями вашего батюшки».

О том, что за стенами особняка течёт совсем другая жизнь, Эдвард знал не понаслышке. Поздно вечером в закрытой карете то Джек, то Уилл вывозили мальчика на прогулку в Лондон, а родители строго-настрого запрещали высовываться из окна – только смотреть из-за занавески. Взрослые могли сколько угодно говорить, что в городе нет ничего интересного, но Эдварда бесконечно манили тёмные улицы, заколоченные ставни и масляные фонари, качающиеся на ветру. Мальчик мог часами наблюдать за прохожими, разглядывать вывески и думать, что бы он мог сделать для преодоления людского страха и отвращения. Впечатлениями от столицы Эдвард делился только с Бетси, милой и ласковой, а после разговоров они обычно пели по вечерам старинные песни. На ночь Бетси не оставляла Эдварда без сказок.

Но однажды, когда Эдварду уже исполнилось десять, няню пригласили в кабинет к хозяину.

– Итак, Бетси Смит, – нахмурился лорд, – я весьма недоволен твоей работой. Видишь ли, это чудовище всюду расхаживает, пристаёт к слугам с вопросами, не даёт покоя мне и моей супруге. Не доведи Бог, петь начнёт, так его слышно за милю. А я не желаю даже ненароком вспоминать о его существовании! Тебе было приказано не оставлять его без надзора и всё время занимать каким-либо делом. Ты же что творишь? От тебя никакого прока! Я найду для выродка учителя, такого, чтобы целыми днями не выпускал его из классной комнаты.

– Сэр, я общаюсь с юным лордом, как могу. Если вам неугодны песни, я могу обучить его грамоте, коли вы посчитаете нужным.

– Я позабочусь о том, чтобы учительская трость как следует прошлась по спине этой мерзости. А ты не смей врать мне: ты не умеешь читать – не положено всему вашему отродью. Иди вон!

Вся прислуга тайно не жаловала лорда. Хозяин, хоть был невысок и худ, внушал немалый ужас. Двигался Роберт Мордрейк поспешно, нервно, по коридорам ходил второпях, наклонившись вперёд – так акула прорезает толщу воды в поисках добычи. Все домашние скорее бы столкнулись с Эдвардом, смотря на него со спины, чем попались на пути Мордрейка-старшего.