Кровь хищника - Якупова Гульнур Мидхатовна

А ведь глаза и брови, и нос у бабушки Зубайды, подумал Аюхан, как две капли воды Ильясовы. В бабушку Зубайду пошел сын… А с какой бы это стати, ведь она не родная вовсе, а названая?!

Аюхан решительно вышел из дома, быстренько запряг лошадь и тоже отправился на пасеку, томимый неясными предчувствиями. Словно что-то очень важное должно произойти сегодня, что-то такое, чего он, Аюхан, пропустить никак не может. Ощущения были какие-то смутные, расплывчатые, но в душе от этого становилось еще тревожнее. Одно Аюхан знал точно: надо непременно повидать бабушку, поговорить, не оставляя это на потом. Разбередила его душу жена…

Бабушка Хадия сидела за столом с подружкой Гайшой-Попугайчихой, чаевничали. Мельком глянув на Попугайчиху, Аюхан краешком рта усмехнулся. Ведь как точно люди прозвища дают! Гайша-эби и сейчас как ярко одевается, можно себе представить, как она наряжалась в молодости. На ней блестящее атласное платье, на голове цветастый платок с люрексом, а морщинистую шею оплетают двойные бусы. Бабушка Хадия одета куда как скромнее. В своем зеленом камзоле и белом платочке в мелкий цветочек она разительно отличается от Попугайчихи. Чаевничают как обычно: Попугайчиха без умолку тараторит, а его бабушка слушает и покачивает головой…

Осторожно прикрыв дверь, Аюхан сердечно пожелал:

— Приятного аппетита!

— Проходи, внучек, проходи. Садись с нами, — приподнялась ему навстречу бабушка Хадия. — Что припозднился нынче?

— Спасибо, — вежливо отказался Аюхан. — Я попил айран в чулане, утолил жажду. А что припозднился, так по хозяйству дел много. Дрова колол.

— Залия прибегала, — вступила в разговор Попугайчиха. — Запыхалась вся, взволнованная. Говорит, корова не пришла, пошла ее искать.

Аюхан с некоторым облегчением вздохнул. Значит, Залия ничего еще не говорила бабушке, не приставала к ней со своими расспросами. Оно и хорошо. Старый человек требует особого подхода, а уж его бабушка тем более. Тут наскоком ничего не добьешься, замкнется только, и уж тогда из нее слова клещами не вытянешь. Да и при Попугайчихе нельзя вести такие разговоры, старуха тот еще звонарь. Что услышит — в три раза преувеличит и по всему селу растрезвонит. Нет, не станет бабушка Хадия при ней ничего говорить. Выждать надо. И Залия молодец, характер у нее хоть и вспыльчивый, но в глупости ее не упрекнешь.

Присев в сторонке, Аюхан прислонился к стене и, полуприкрыв глаза, снова погрузился в воспоминания…

* * *

С Хамдией у Аюхана отношения действительно не сложились. Девушка и в самом деле, как мечтала, стала диктором. Когда училась в Стерлитамаке, вычитала в газете объявление о конкурсе, приняла в нем участие и выиграла. Вскоре она уехала в Уфу, а Аюхан, получив диплом, вернулся в Асанай. Первое время они переписывались, но вскоре письма от Хамдии стали приходить все реже и реже, и содержание их становилось все сдержаннее, чего Аюхан не мог не почувствовать. В родное село девушка приезжала совсем редко, а через год ее родители поехали в Уфу на свадьбу дочери. Отец Хамдии, как-то встретив Аюхана на улице, несколько виновато сказал:

— Так уж получилось, сынок… Ты мне очень нравишься, парень ты крепкий, надежный в жизни. Но мать воспротивилась, дескать, не отдам дочь в медвежий род.

— Разве дело в имени? — с нескрываемой обидой уточнил Аюхан. — Бабушка так назвала, сказала — ни на какое другое имя не согласна. Когда паспорт получал, я хотел сменить, но бабушка…

— От имени можно избавиться, а вот… — Прервавшись на полуслове, отец Хамдии нахмурился и закончил: — Девушки в деревне не перевелись, сынок, достанется и тебе твоя ягодка.

Впрочем, попереживав какое-то время, Аюхан постепенно залечил эту душевную рану, с головой уйдя в работу. Но «ягодка-невеста» скоро тоже не встретилась. За хлопотами с лесным хозяйством, а оно было не малое, шли годы. Пока освоился, пока научился рачительно управлять, возраст постепенно подошел к тридцати годам. А он все еще холост! Не раз бабушка Хадия упрекала его, что нужно не только растить лес и заботиться о нем, но и о продолжении собственного рода подумать. Тем более что за последние годы Аюхан на месте старенькой бабушкиной избушки, уже изрядно покосившейся, поднял добротный дом и хозяйственные постройки. Да, кроме того, заимел собственную пасеку, из-за чего за ним даже закрепилось прозвище «кулак». Словом, все есть для создания крепкой семьи, нет только невесты. А ведь жених-то завидный! Прощупать почву к бабушке стали наведываться сельские старухи-сводницы. С самим женихом поговорить не удавалось, он все время пропадал в лесу. В клуб ходил редко, а когда заглядывал, юные девушки не упускали случая подшутить над ним: «Ты что, дядя, с дочками кикиморы шашни водишь?» А каждая из девушек на выданье моложе Аюхана лет на десять! Мало того, еще и юнцы ходят петушатся, стараясь вытеснить «старика»-конкурента. Словом, сплошные проблемы с этой женитьбой…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

* * *

«Почему до сих пор нет Залии? Уже и сумерки сгустились, а лес он и есть лес. Как бы на зверье какое не наткнулась?»

Выйдя во двор, Аюхан направился к вышке, много лет назад построенной им на пасеке. Сын Ильяс называет ее «разведбашней», старики сельские — «минаретом». Аюхану она кажется похожей на морской маяк. Лес ведь тоже море, только зеленое. На «маяке» установлен керосиновый фонарь, чтобы ночью было видно издалека и можно было ориентироваться. Снаружи башня обшита досками, внутри — лестница. Все как на настоящем маяке.

Поднявшись наверх, Аюхан осмотрел окрестности Асаная. Хотя солнце уже село, но темно еще не было. Голубое небо долго хранит дневной свет в летние вечера… Качнув рукой фонарь, Аюхан подумал, что следовало бы его заправить, понадобиться может в любой момент. И еще этот фонарь отчетливо напомнил вдруг о первой их встрече с Залией.

Залия

Бабушка Хадия при каждом удобном случае старалась напомнить Аюхану о женитьбе.

— Суставы болят, к бурану должно быть, — бормотала она, пока Аюхан собирался в лес. — Вот ты уходишь, а я остаюсь одна. А была бы невестка, внуки бы вокруг меня бегали, все веселее было б на душе.

— Ухо чешется, снег будет, — попытался отшутиться Аюхан, отлаживая лыжные крепления. — Мне, бабушка, пчел на пасеке проверить надо, как бы не померзли в омшанике. Не до женитьбы мне сегодня.

— Ой, Аюхан! — рассердилась бабушка. — Сегодня же воскресенье, сходи в клуб. Вон какие молодые студентки на каникулы приехали, может, приглядишь кого. Хоть посмотрю на невестку, а потом и помирать можно.

— Бабушка, — рассмеялся Аюхан, — они же дети для меня, а ну как бородой моей играть начнут? То-то смеху будет.

Замкнулась бабушка, не ответила. Обиделась…

Взяв с собой съестного на пару дней, Аюхан отправился на пасеку. Пока добрался, уже и буран начался, права оказалась бабушка. Быстро осмотрев ульи, Аюхан натаскал из поленницы дров, принес воды в дом, решив переждать буран. Сосны, растущие рядом, загудели как телеграфные столбы, и темнота спустилась на землю внезапно, словно ночь наступила вне графика, средь бела дня. Даже Аюхан, человек опытный, не рискнул бы в такую непогодь идти по лесу. Подумав об этом, Аюхан решил на всякий случай зажечь фонарь на башне. Мало ли? Вдруг кто заплутал в лесу в этакой круговерти?

Забравшись на башню, зажег керосинку и, вернувшись в дом, устроился на топчане с накопившимися за последнее время журналами, просмотреть которые прежде было недосуг.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

В какой-то момент Аюхану вдруг послышалось отдаленное «А-а-а-а…», словно кто-то протяжно кричал в лесу. Почудилось, подумал поначалу Аюхан. У бурана характер такой: плачет, хнычет, ревет, голосит на все лады. Тут всякое может померещиться. Но почти сразу вслед за криком кто-то отчаянно забарабанил в дверь сеней, это Аюхан расслышал отчетливо. Торопливо поднявшись с топчана, он вышел в сени и, громыхая дверным засовом, прокричал: