Кровь хищника - Якупова Гульнур Мидхатовна

— Аюхан, куда ты уставился?

Отогнав воспоминания, Аюхан негромко ответил:

— Да, Хамдия, на Уктау смотрю.

— Что, уктауская кикимора машет рукой, к себе зовет?

Разве в такой прекрасный вечер позволительно говорить о какой-то там кикиморе? Аюхан взял руки Хамдии в свои ладони. Казалось, в изящных пальчиках девушки отдается биение ее сердца. Только ведь это его собственное сердце колотится, готовое выскочить из груди. Он всегда чувствовал теплое отношение Хамдии к себе, но это было их первое свидание. И девушка сама назначила его, велев прийти к Сукайташ — «Торчащему камню». Это по сути разноцветный диковинный валун, лежавший на берегу реки, единственный в своем роде. Такой огромный и приметный.

— Значит, твердо решил в лесники податься?

— Да. А ты что надумала?

— Я?.. Ну… Только не смейся… Я поеду в Стерлитамак, поступать в училище, где артистов готовят. Если, конечно, примут. Скоро в райцентр приедет комиссия, попробую подготовить декламацию.

— Ну уж если тебя не примут…

— Аюхан, я ведь хочу диктором стать. Родители пока еще не знают, тебе первому говорю. Мать надеется, что я в деревню вернусь, буду клубом заведовать. Она и сама в молодости пела, прямо-таки со сцены не сходила. Потом отец запретил.

— Диктором?!

— А что ты удивляешься? Разве это такая редкая профессия?

— Нет, но… Дикторы же в городе, в самой Уфе должны жить.

— Конечно, Асанайского радио пока нет, есть только Башкирское.

Аюхан улыбнулся, и Хамдия вторила ему серебристым смехом. Потом, посерьезнев, спросила, в упор глядя на Аюхана:

— Будем писать друг другу, Аюхан?

— А ты будешь отвечать? — тоже посерьезнев поинтересовался он.

— Обещаю.

Домой парень вернулся только под утро, проводив девушку до ворот ее дома.

Когда Аюхан уезжал в Уфу на учебу, бабушки тоже проводили его до сельских ворот, которые и поныне называются — Большие ворота. Удивительно, что обе они запомнились ему именно вот такими, застывшими возле ворот с какой-то прощальной тревогой в глазах. Бабушку Зубайду он видел живой в последний раз.

…Плавно плывут в памяти Аюхана воспоминания, то черно-белые, то цветные, какие-то обрывочные. Может быть удастся скроить из этих обрывков лоскутное одеяло прошлого?

На поминках, устроенных на седьмой день после похорон бабушки, пришедшие помянуть ее старухи болтали:

— Ох уж эта жизнь, что вода быстротечная. Ведь только-только разменяла Зубайда шестой десяток. Рано, ох рано ушла…

— Убивалась она сильно по Муниру. Ушел на войну и пропал ее единственный сыночек.

— Наверное, по милости Аллаха случилось так, что Хадия, вернувшись из дальних краев с мальчонкой, постучалась именно в дверь Зубайды. А Зубайда и выдала Аюхана за своего внука. И скажи, как второе дыхание у нее открылось после этого! А окончательно оправиться так и не смогла, шибко тосковала по Муниру.

— Как это выдала за своего внука? Разве ж он не сын Мунира? Я-то слышала другое!

— Гм, тогда получается, что душа погибшего на фронте Мунира переселилась в того медведя, что ли?

— Да ты что такие напасти рассказываешь!

Бабки замолчали. Аюхан, находившийся в это время по другую сторону печки за занавеской, еще долго сидел навострив уши, но старухи так больше и не вернулись к этой теме. К тому же в избу вошла бабушка Хадия с большим деревянным подносом для раздачи гостинцев…

…Нет, из таких лоскутов одеяла не сошьешь. Не желая и дальше забивать себе голову бесплодными мыслями, Аюхан решил отвлечься физической работой. Лучше всего поколоть дрова, все переживания с потом выйдут. Тем более что во дворе давно валялись пересохшие чурбаны, все руки до них не доходили.

С поленьями Аюхан расправился скоро и вспотел от души, однако мысль, занимавшая его, будто гвоздь, застряла в мозгу, и нелегко было от нее избавиться. Удивительно, почему он в свое время, когда впервые услышал об этой «звериной крови», о «хищнике», не попытался разобраться. Молод был, особого значения не придавал. Да и имя его буквально означает «медвежий хан», не редкое в народе, между прочим. Не было такого, чтоб сильно его задевали слова «медведь», «кровь хищника». Слышать-то слышал, да тут же забывал. А ведь и жена как-то высказалась в том же духе: что, мол, ты все по лесу шастаешь, домой тебя не дождешься, или ты на самом деле медвежий сын, упаси Аллах?!.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Чудище

И вправду, Аюхан вроде как пуповиной к лесу привязан. После окончания техникума ему предлагали должность в райцентре, только он отказался. Сослался на то, что бабушка старенькая, живет одна и нуждается в присмотре. А бабушка Хадия в действительности была здоровехонькой, ей еще и шестидесяти не было, и себя обихаживать она могла вполне и сама. Просто не прельщала Аюхана работа кабинетная, не хотелось ему киснуть в духоте, чихать от бумажной пыли. Манил к себе лес, его свежесть и прохлада, многократно исхоженные еще в детстве тропы и поляны. И он вернулся в Асанай в качестве лесничего. А ведь хозяйство было огромное для молодого специалиста, которому еще и восемнадцати не исполнилось. Однако Аюхан не трусил. Всю округу он знал вдоль и поперек, и не было чащи, сквозь которую он не продирался бы, не было болота, в котором ему не приходилось бы вязнуть.

Как раз в это время в райцентре открыли леспромхоз, и пришло указание спилить старые деревья, а вместо них посадить саженцы. Ссылаясь на нехватку специалистов, добились, чтобы Аюхана освободили от службы в армии, хоть и хотелось ему примерить на себя солдатскую форму и попробовать вкус солдатской каши. Но и желания остаться в родном краю и заниматься любимым делом было не меньше.

В одно время такая суматоха поднялась: всем нужна была древесина. Лес начали уничтожать под корень со стороны Круглой поляны. Не успели оглянуться, как «облысели» ближние сосняки и рощи. С утра до позднего вечера завывали бензопилы, со стонами и прямо-таки человеческими вздохами падали могучие деревья. Трактора отволакивали очищенные сучкорубами деревья на поляны, откуда их отправляли в леспромхоз. Деревья, оставшиеся без ветвей, очень напоминали безруких и безногих инвалидов. И болью в сердце отзывалось это жутковатое сходство…

— Внучек, что это за штука такая — леспромхоз? — поинтересовалась однажды бабушка Хадия. — Что делают они с такой прорвой леса?

— Чудище это, бабушка, ненасытное, — в сердцах выпалил Аюхан и сам удивился неожиданно пришедшему в голову сравнению. А бабушка не унималась:

— Неужто на Уктау поползет это чудище?

— Самые лучшие делянки там и находятся, бабушка. Из-за расстояния до них пока очередь не дошла. Но, боюсь, и туда доберутся, планом предусмотрено.

— Ах, так и выведут всех зверей! Медведи же и так, от людей спасаясь, на Уктау перебрались. Стало быть, конец им придет… Не трогай их, внучек. Сам не трогай и другим не позволяй. Не обращай на себя их обиду. До других мне дела нет, но ты не бери греха на душу! Аюхан, ни в коем случае не вздумай ослушаться меня!

Бабушка, взволнованная до крайности, крепко вцепилась в руку Аюхана, словно тот уже прицелился в медведя. Перехватив удивленный взгляд внука, она отпустила руку. Постояла некоторое время, обхватив голову руками, тяжело вздыхая. Потом наклонилась, подняла оброненное на пол веретено и продолжила сучить шерсть. «Замкнулась бабушка», — подумал Аюхан и не стал к ней приставать с дальнейшими расспросами, зная, что это бесполезно. Не зря же ее прозвали «замкнутая Хамдия». И еще мелькнуло в голове: «Снова все вертится вокруг этого медведя! Будто нет других зверей в лесу, все разговоры упираются именно в косолапого…».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

По спущенному сверху плану началась повальная вырубка Асанайских лесов. Нельзя сказать, чтобы Аюхан не пытался воспрепятствовать этому, предпринимал он такие попытки. Но кроме людского головотяпства и климат наносил немало урона лесам. В один год вымерз молодой дубняк, что на склоне горы. Свирепые морозы бывали и раньше, но тогда дуб находился под защитой хвойного леса, которого теперь не стало — вырубили под корень. Весной дубы не выбросили ни одного листочка. Деревья, выросшие на благодатных соках здешних почв, и простояли бы еще сотни лет! Морозы добрались в этот раз до самой сердцевины стволов. Единственное, что теперь оставалось — свалить их. Сколько гектаров ценной древесины, прочнее которой не бывает, погибло! А план требовал: давай, давай. Теперь очередь была за липовым лесом, который находился ближе. Липняк! Кудрявый липовый лес, который во все времена радовал жителей Асаная ароматным медом. Нет уж, решил Аюхан, пусть хотя бы еще годик простоит. Хватит того, что дубняк пропал и теперь пойдет под пилу. С такими намерениями Аюхан отправился в Уфу. Доказывал, что от мертвого дубняка только болезни будут распространяться, убеждал в первую очередь пилить его и поберечь липу. Убедил. Вернулся домой с решением, согласно которому липняк вообще не подлежит вырубке.