Избранное - Александр Гитович

Равенство

...Так в годы те одушевленье

Вдруг создалось в одно мгновенье

Великим равенством в бою.

Сколько раз на воинской дороге,Под огнем — как заповедь свою,Я твердил святые эти строкиО великом равенстве в бою.

Вот и шли мы, верные отчизне,Равные в пожарище войны,Чтобы наши внуки в мирной жизниБыли всюду и во всем равны.

1962

Фотография

Виктору Темину

Из Нюрнберга, сжатого кольцом,Мой друг привез свои святые снимки:Он там работал в шапке-невидимке,Хотя официальным был лицом.

И у меня на письменном столеВоскресла справедливая Европа,Где ледяное тело РиббентропаВисит в несодрогнувшейся петле.

1964

Сон на Волховском фронте

Приснилось мне, что я бежал из пленаИ, следуя отчаянной судьбе,Две женщины, бесстрашно и смиренно,Меня в убогой спрятали избе.

Подходит ночь, сугробами мерцая,Но за окном, из темноты ночной,Внимательные глазки полицаяНе отдыхают — и следят за мной.

1965

Объяснение верности

Не все поймут, как мы к победе шли,Преодолев злопамятные годы,И отстояли честь родной землиИ знамя старой ленинской свободы.

И, продолжая непреклонный труд,Мы связаны той клятвою орлиной,Которую кощунственно зовутСлепою верой или дисциплиной.

1966

Воспоминания о книге «АРТПОЛК»

Как сложен мир, где судят людиИ обо всех, и обо всем, —А мы шагаем у орудийИ скатки за спиной несем.

Пусть высока за это плата —Но я тщеславен: я хочу,Чтоб ограниченность солдатаБыла мне в жизни по плечу.

1965

Три стихотворения о коне

Первая встреча

Что увидел я сначала,Утром, первый раз, когдаВ полумраке возникалаЭта грозная беда?

Хуже бреда,Злее смертиНаклонились надо мнойЗубы длинные, как жерди,Опаленные слюной.

Выше — глаз глядел сердито,Полный красного огня,И огромное копытоСбоку целилось в меня.

Хладнокровный горожанинОщутил при виде ихКак бы легкое дрожаньеВсех конечностей своих.

За дощатой загородкойПротив зверя одинок,Обладал он только щеткой,Словно чистильщик сапог.

Но от века и до века,Оглашая торжество,Правит разум человека,Воля страшная его.

Он врывается с размаха,Видя вещи все насквозь, —Он в кармане ищет сахар:Укрощенье началось.

Дружба

1

Конь во сне бормочет глухо,Гривой медленно горя.Над его высоким ухомПодымается заря.

Бродит шорох, наступая,Ухо тянется, дрожа.То не ухо —То слепая,Первобытная душа.

Видит:Облачной тропоюХодит рыжая луна,И стоит у водопояПредводитель табуна.

Вот он вздрогнул,Вот он замер...Но, уздечкою звеня,Азиатскими глазамиДружба смотрит на меня.

2

Я возьму седло и сбрую,Все, что окажет отделком,Стремена отполируюСамым мелким наждаком.

Я работу кончу первый(Кто мне скажет: подожди!)Скоро осень и маневры,И походы, и дожди.

Будут дни пороховыеВплоть до яростной зимы...Всё, товарищ, не впервые:Старослужащие мы.

3

На Востоке ходят бури,Тучи, полные огня.Там давно готовы пулиДля тебя и для меня.

Но, шагая в горе боя —Пороха багровый чад —Отвечаю: нас с тобоюНикогда не разлучат.

Если рапорт без ответа,Не оставят нас вдвоем,—Мы до Реввоенсовета,До Буденного дойдем.

Скажем: «Как, разъединенным,Нам идти под пулемет!»Я ручаюсь, что БуденныйС полуслова нас поймет.

Последнее стихотворение о коне

Никогда, ни под каким предлогомНе хочу предсказывать, друзья,И, однако, гибели берлогаСнится мне, темнея и грозя.

Вижу тучи, прущие без толку,Отблеск дальнобойного огня,Дальше все потеряно... И только —Морда полумертвого коня,

Душная испарина и пена,Это он, а вместе с ним и я,Оба — тяжело и постепенно —Падаем во мрак небытия.

Падаем...Но через толщу бредаМузыка плывет издалека, —То растет великий шум победы,Гул артиллерийского полка.

Так во сне моем произрастаетИстины упрямое зерно.Что поделать? Жизнь идет простая,С ней не согласиться мудрено.

Лето нас приветствует июлем,Ясной радугой, грибным дождем.Мы еще поездим,ПовоюемИ до самой смерти доживем.

1933

Встреча

О верности свидетельствуем мы...

Пустыни азиатские холмы,И пыль путей, и мертвый прах песка,И странствия великая тоска.Пустая ночь ползет из края в край,Но есть ночлег и караван-сарай,Дикарский отдых, первобытный кровИ древнее мычание коров.Блаженная земная суета —Мычание домашнего скота.

Скорей гадай, шагая на огонь,Чей у столба уже привязан конь?Кого сегодня вздумалось судьбеПослать ночным товарищем тебе?

Перед тобой из душной темнотыВстают его простейшие черты —И пыль путей, и мертвый прах пескаНа рваных отворотах пиджака.

Закон пустыни ясен с давних пор:Два человека — длинный разговор.Куда ведет, однако, не слепа,Его мужская трезвая тропа?О чем имеют право говоритьРаботники, присевшие курить,Пока война идет во все концыИ Джунаида-хана молодцыЕще несут на уровне плечаАнглийскую винтовку басмача?

Он говорит сквозь волны табака:«Порою, парень, чешется рука.Пустыня спит, пески ее рябят,А мне бы взвод отчаянных ребят,И на бандита вдоль Аму-ДарьиУже летели б конники мои!..»

Я посмотрел на рваные слегкаКосые отвороты пиджака, —Там проступали, как пятно воды,Петлиц кавалерийские следы.

Я говорю:«Продолжим план скорей...Сюда бы пару горных батарей,Чтоб я услышал, как честят гостейПо глинобитным стенам крепостей,Как очереди пушечных гранатВо славу революции гремят».

Мы встали с мест, лукавить перестав,Начальствующий армии состав,И каждый называл наверняка,Как родину, название полка.

Мы встали, сердце верностью грузя, —Красноармейцы, конники, друзья, —Мы вспоминали службу наших дней,Товарищей, начальников, коней.Республики проверенный запас!На всех путях Союза сколько нас,Работников, сквозь холода и знойРаскиданных огромною странойОт моря к морю, от песка к песку.Мы только в долгосрочном отпуску,Пока она не позовет на бой,Пока бойцы не встанут за тобой.

И повторяет воинский билет,Что это отпуск. Увольненья нет.

1933