Я Распутин - Алексей Викторович Вязовский

Нет. Все мои плюсы — они лишь в знании будущего. А оно печально. Что для России, что для Распутина. Только вперед, только буром, не сомневаться, давить уверенностью.

Я тяжело вздохнул.

— Молись, Оля, Богу. Вот и вся учеба.

* * *

Обедали скромно. Суп, бифштекс с картошкой, пироги, квас, настойки. За столом было четверо. Гость доктор Калмейер — массивный мужчина с пышными бакенбардами. Сама хозяйка дома и ее муж — пожилой чиновник с бородкой клинышком а-ля Калинин. Правильно я вычислил — Его Превосходительство господин действительный статский советник Владимир Михайлович Лохтин, гражданский генерал. А Ольга Владимировна получается у нас генеральша.

Сначала обсудили мое пророчество. Но так, вскользь, тема общины публику не волновала. Потом беседа перескочила на странную смерть бывшего генерал-губернатора Петербурга Трепова. Того самого, который в прошлом году объявил бунтующей столице, что армия «холостых залпов давать не будет» и патронов тоже не пожалеет. Беспорядков и уличных боев, в отличии от Москвы, действительно, не случилось — метод угроз подействовал.

Затем разговор перешел на состояние детей Столыпина. После недавнего взрыва на Аптекарском острове пострадали сын и дочь премьера. Если первый отделался ушибами, то Наталья стала инвалидом. Ей даже сначала хотели ампутировать обе ноги, но в итоге врачи спасли конечности.

— Ходить не сможет, — констатировал со вздохом Калмейер, который оказался лечащим врачом Натальи.

— Это почему же? — встрял я.

— Сложные, смещенные переломы с осколками, — коротко ответил доктор, не глядя на меня.

По его лицу было видно, что он не одобрял увлечение Ольги Владимировны оккультными личностями.

— Молитва отца Георгия исцеляет не только душу, но и тело, — Лохтина отпила вина из бокала, посмотрела на меня влюбленными глазами.

Я поежился. Рядом сидит муж с ножом в руках, пилит бифштекс. Надо уезжать из этого дома. И поскорее.

— Тут обедней не поможешь, — покачал головой доктор. — Осколки молитвой правильно не сложатся. Девушка будет расти, а кости…

Калмейер махнул рукой, снял заложенную за воротник салфетку. Бросил ее на стол.

— Божья молитва может все, — уверенно произнес я, поворачиваясь к Лохтиной. — Лист бумаги нужон, да карандаш.

Все с любопытством уставились на меня.

— Позвольте узнать, зачем? — поинтересовался Владимир Михайлович тоже снимая салфетку.

— Займемся инженерным делом.

— Вот как? — Лохтин смотрел на меня с изумлением. — Какие науки вы изучали, в каких университетах?

Похоже, надвигается сеанс публичной порки.

— Владимир, я прошу тебя! — попыталась сгладить хозяйка дома, позвонила в звонок. Горничная принесла мне лист бумаги, карандаш. Я отставил тарелку прочь, сложил руки.

— Господи, прости нас грешных… — дальше я молился молча, попутно вспоминая аппарат Илизарова. Мать хирург не раз меня брала к себе в отделение. Насмотрелся.

Закончив молитву, я под удивленными взглядами присутствующих нарисовал кольца, спицы, винты. В принципе аппарат очень простой, ничего сложного в нем не было.

— Вот это, значица, спицы, — я ткнул карандашом в лист. — Они вводятся в костьдрелью выше и ниже перелома. Найдется у вас тонкое сверло?

Калмейер открыл рот, закрыл.

— Ну ежели не найдете, вон, инжинерОв попросите, — я кивнул на обалдевшего Лохтина, — они сделают.

— И что же дальше? — заинтересовался доктор.

— Спицы вводятся крест-накрест. После чего крепятся к кольцам. Закручивая или откручивая винты на кольцах можно смещать осколки да складывать их по нужному. Сложили да оставили сращиваться.

За столом повисло молчание. Доктор и статский советник осмысливали мою речь, Лохтина смотрела влюбленным взглядом.

— И где вы такое видели, позволю себе спросить?

— Само в голову пришло. Но спробовать надо. Сдается, что так можно кость сжимать или растягивать. Медленно. Месяцев за несколько нарастить кость. Или уплотнить.

— Спицы занесут заразу, — сообразил Калмейер.

— А ентот ваш, как его, нож, которым режете, не заносит?

— Его стерилизуют! На пару или спиртом!

— Вот и протрите спицы спиртом, — пожал плечами я.

— А что, Артур Борисович, — очнулся Лохтин, — это как стальными тяжами ветхое строение подкрепляют. Может сработать, берусь сделать прототип в наших мастерских.

— Неужели это, — доктор взял лист в руки, — было дадено вам… э-э… в откровении свыше?!?

— Ну не снизу же, — я поковырялся в зубах, чувствуя себя Шариковым за столом у Филипп Филипповича Преображенского.

«Желаю, чтобы все!». Водки что ли выпить? На душе стало тоскливо, я опять вспомнил родителей, свою прежнюю жизнь. До изобретения пенициллина еще тридцать с лишним лет, можно легко загнуться от любой заразы. Впереди две мировые бойни, тоже то еще приключение, не говоря уж о революции и гражданской войне. Предопределена ли история или ее можно изменить? Вот главный вопрос, на который мне предстоит ответить.

* * *

После обеда дом всполошился — звонили из Царского Села.

— Григорий Ефимович, вам телефонируют! — ко мне в комнату ворвалась Лохтина.

А я только собрался разобраться с письмами Распутина… Пришлось идти к специальной подставке в гостинной, крутить ручку.

— Слушаю — я вслушался в хрип и скрип в трубке. Слышимость оставляла желать лучшего.

— Это Танеев у аппарата. Начальник собственной его императорского величества канцелярии — официальным голосом на том конце провода произнес мужской голос — Господин Распутин?

— Да, слушаю.

— Ваш завтрашний визит в Зимний Дворец одобрен. Петр Аркадьевич будет ждать вас в полдень.

— Благодарю, — на автомате ответил я и спохватился. — Ало, ало!

Но в Царском Селе уже повесили трубку.

— Отче, что вам сообщили?

В дверях гостиной меня караулила Лохтина.

— Завтра меня в полдень ждет Столыпин.

— Так это же замечательно! — Ольга Владимировна всплеснула руками. — Разве не этого вы хотели?

— Я хотел??

Распутин. Распутин да, хотел. Первый его визит в Царское Село произвел на Николая с семьей такое впечатление, что он попросил «старца» заглянуть и к Столыпину, помолиться над его больной дочкой. Вот, значит, что мне завтра предстоит!

Глава 2

19 октября 1906, 12.30

Санкт-Петербург

— А я думал, ты, Гришка, обычный мошенник! — Столыпин вперил в меня свой грозный взгляд, но я его проигнорировал. Перекрестился на красный угол, без спросу уселся за массивный стол. У нас у самих грозный взгляд. Да и настроение, если честно, не очень.

С утра «генерал» уехал на службу, а я отстоял заутреню в соседней церкви, вернулся в дом Лохтиных и задумался над тем, что мне делать. Войти в царскую семью не так уж и сложно. Экзальтированная императрица хочет чуда. И она его получит, Алексею станет лучше. Николай — подкаблучник, сделает все, что хочет жена. Да и сам не чужд религиозному мистицизму. Но тут такая ситуация, что вход рубль — выход два.

Вокруг трона — огромная свора аристократических псов. Каждый из который