Я Распутин - Алексей Викторович Вязовский

залов… И вот мы в правом крыле, лакеи открывают двери детской. Тут рядом с кроватью стоит плешивый доктор в белом халате. Очки подняты на лоб, в руках окровавленное полотенце. Другое полотенце комком пухленькая медсестра с красным крестом на переднике прикладывает к носу маленького бледного мальчика.

— Все слава Богу, Ваше Величество! — доктор улыбнулся царской чете, но заметив меня прямо таки переменился в лице.

— Как удалось остановить кровь, Константин Харитонович? — царица подошла к Алексею, погладила его по голове.

Я пригляделся к врачу. Нет, это не знаменитый Боткин! Но похож.

— Приложили лед и все прошло.

— Позвольте представить вам нашего друга, Григория Ефимовича, — откашлялся Николай. — Он большой молитвенник и его заступничество помогло прошлый раз Алексею.

— Я никогда не сомневался в силе целительной молитвы, — пожал плечами врач, — Константин Харитонович Хорн. Лейб-медик цесаревича.

— Чем же лечишь, медик-архимедик? — грубо поинтересовался я, подходя к Алексею. Тот с удивлением смотрел на огромного бородатого мужика.

Хорн поморщился, но ответил: — Аспирином, лекарство германской фирмы Бауер.

Твою же мать! Взял склянку со столика у кровати и под изумленные взгляды царя, царицы и всей свиты, кинул на пол и растоптал сапогами.

— Не лекарство сие, а отрава! — мой голос заполнил всю комнату. Взгляд Аликс опять остекленел, народ впал в ступор. Все, кроме Хорна.

— Что вы себе позволяете?! — взвизгнул он.

— Да, Григорий, что происходит? — очнулся Николай.

— Сия отрава разжижает кровь у Алексия. А надо давать то, что сгущает!

— Откуда вам это известно? — врач не собирался уступать.

— Не твое дело — грубо ответил я — Но проверить за мной легко. Возьмите десятерых козлят или бычков, дайте етого аспирину пятерым из них. И отворите кровь.

— Всем? — Александра Федоровна приоткрыла алые губки, посмотрела на меня с испугом.

— Всем. Ежели те пятеро, что выпили аспирину, будут кровоточить дольше другой пятерки — значица, Гришка Распутин спас Алексия. Вот и весь сказ!

Я перекрестился, а за мной перекрестился царь и вся свита.

— Давай, маленький и ты с нами, — подвинув сиделку, я взял цесаревича за правую ручку, приложил ее ко лбу, к животу к правому и левому плечам. Ребенку это понравилось, он заулыбался.

— А что же сгущает кровь? — поинтересовался царь, подходя ближе.

— Так петрушка, — просто ответил я. — Молите ее сушеную мелко и давайте Алексию в каждой еде. Подали кашу — туда петрушку, суп — також травку внутрь.

Все продолжили пялится на меня с удивлением.

— Это какой-то антинаучный бред, — фыркнул Хорн, — шарлатанство.

Как раз бредом это и не было. В петрушке из всех продуктов больше всего витамина К, а он сгущает кровь. Мой отец страдал тромбами — мать запретила ему есть эту зелень, так я и запомнил.

— А також давайте жирное, — продолжил я, игнорируя врача, — сальце там, маслице…

— Я отказываюсь это слушать, ваше величество! — Хорн все никак не мог успокоится. — Если лечение цесаревича будет вестись по рецептам… этого… господина — я снимаю с себя всю ответственность!

— Постойте, постойте, Константин Харитонович, — Николай растеряно посмотрел на жену, та пожала плечами. — Ведь можно проверить как-то эту…теорию? На тех же бычках.

Свита закивала.

— Бычки не будут есть сало, — усмехнулся Хорн, — но в принципе эту теорию можно проверить в клинике доктора Калмейера. Я с ним знаком, могу попросить набрать пациентов для изучения вопроса.

— Уж будьте любезны, Константин Харитонович, — царь посмотрел на меня задумчиво. — А с тобой Григорий… Хочу приватно переговорить.

Мы вышли в соседний кабинет, который оказался классной комнатой. Стены были оклеены матовыми обоями оливкового цвета, стояли стеллажи с книгами и специальная грифельная доска. Пол закрывал бобриковый ковер цвета морской волны. Ясно, тут учатся цесаревны.

Я посмотрел на теорему Пифагора на доске, потер пальцем меловый след.

— Если насчет аспирины ты прав… — Николай сделал паузу, подошел к окну. Открыл форточку, достал сигарету из золотого портсигара. Начал ее мять в руках, не решаясь закурить, рядом как тень возник лакей с горящей спичкой. Тут же испарился будто его и не было — Николай слугу даже не заметил, «мебель» она и есть мебель.

— Надобно не только немецкие лекарства, а вообще все проверять поперву, — я встал рядом, посмотрел в окно. Среди деревьев парка чернела вода Детского пруда.

— Слыхал, что героин да морфий хужее водки будут. Людишки в иступление от них приходят. А купить можно в любой аптеке!

А еще кокаин прямо в водку добавляют, балтийский чай называется. Сколько народу от этой гадости поумирает… трудно сосчитать. Героин тут даже младенцам дают. Зубки режутся? На тебе тяжелый наркотик в капельках.

— Что же делать? — растерянно спросил Николай.

— Пущай сначала проверяют каждое лекарство, как привезут в Россию, — я закашлялся от сигаретного дыма, отошел подальше. — Все дурманы продавать токмо с разрешения врача. Принес бумажку с печатью от дохтура — на, покупай. Здоровым людям, да детям запретить давать под страхом казни. На сей счет дать указку полиции.

— Дельно! — кивнул царь. — Скажу Столыпину, чтобы сделали предписание аптекам, да лечебницам.

Николай задумался, разглядывая меня. Я же прошелся по классной комнате, полистал учебник на столе, поразглядывал шкафы. За стеклом было много было книг детской писательницы Чарской, лежали игрушечные куклы… На стенах висели религиозные рисунки и акварели, расписание уроков.

— Как мне тебя отблагодарить? — самодержец, наконец, очнулся — Проси, что хочешь.

Как там у Пушкина?

Не хочу быть вольною царицей,

Хочу быть владычицей морскою…

— Служить царю уже награда, — уклонился я от ответа.

— Вот! Вот он истинный русский дух, — глаза Николая увлажнились, он кинул сигарету в пепельницу, обнял меня.

— Отблагодарю достойно, даже не сомневайся, Григорий. Как с аспирином станет ясно, будет насчет тебя отдельный указ. А пока… пока разрешаю приезжать во дворец в любое время, без приглашений. Покои тебе выделят в левом крыле, можешь оставаться на ночь.

— Благодарствую, ваше величество! — я поклонился царю — Отслужу, не сумлевайтесь.

* * *

Вернулись в спальню Алексея, а там уже четыре дочки Николая и Аликс — Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия. Последняя реактивным самолетом носилась по комнате, а няньки и усатый грузный матрос в форменке пытались ее поймать.

— Вот, дети от шума проснулись, — смущенно улыбнулась царица.

— Да, да, пойдемте обратно, — сообразил Николай.

Не обращая внимание на царя, я подошел к матросу, протянул руку:

— Григорий Ефимович. Распутин.

— Андрей Еремеевич, — удивился матрос, но руку пожал, — Деревянко.

Ага, это «дядька» царевича Алексея, взят Николаем из Гвардейского экипажа.

Наконец, младшую из дочерей поймали, мать погладила детей по головам, поцеловала в лобики и няньки увели