Четырнадцать мгновений бармена - Валентин Одоевский

Между тем, майор не обманул, и, в самом деле, вскоре — дня через три — снова появился, но уже в простой гражданской рубашке и джинсах.

Без фуражки и остальной формы его лицо казалось, как будто, добрее, голубые глаза смотрелись красивее и насыщеннее на фоне угольно-чёрных волос. Я даже его не узнал сначала, только когда он произнёс:

— Я к вам приходил три дня назад в форме. Лётчик. Просил, чтоб вы мне сразу водку наливали.

Я вспомнил кто это, подал ему рюмку, тут же наполнил её и предложил чем-то закусывать, но майор ответил:

— Потом попрошу.

Залпом выпил всё содержимое, занюхал рукавом рубашки, проморгался, а затем посмотрел на меня.

— Может, всё-таки закусите? — спросил я.

— Отставить! — бросил клиент. — Я же сказал потом попрошу.

Тут его выражение лица сменилось, и он уже мягче добавил:

— Ты извини, что я так жёстко, просто уволился недавно — отвыкнуть трудно.

— Понимаю, ничего страшного, — ответил я.

— Да, знаешь, просто иногда люди обижаются, а то и смотрят косо, когда так говоришь им.

— Ну, профессиональный сленг, что уж тут?

— М-да-а-а…, — протянул Лунарёв. — Когда на нём почти двадцать лет разговариваешь, хех…

— Двадцать лет служили? — спросил я, подливая водку.

— Чуть поменьше — шестнадцать, — ответил офицер, опустошая рюмку. — Мечи закуску!

Я тут же подал ему тарелочку с салом и гренками, и сам не заметил, как начал уплетать всё это вместе с ним.

— У меня, получается, шестнадцать «календарей», — начал он, прожевав сало, — а если с лётными и прочими1… ну, ты понял… тут, короче, все двадцать, а то и больше выйдет.

— Ёлки, дык, это ж вы уже генералом могли бы быть, наверное! — восхитился я.

— Какой там?.. — усмехнулся Лунарёв, выпивая очередную рюмку. — Меня, кстати, Анатолий зовут.

Он протянул мне руку, я ответил на рукопожатие.

— Слушай, а у вас тут коктейли же есть? — вдруг спросил он.

— Конечно…, — ответил я, и только собрался предложить ему глянуть меню, как Лунарёв бросил:

— А сделай мне «секс на пляже»!

Конечно, от такого сурового человека было неожиданно услышать подобный заказ, но, как говорится, хозяин-барин, а потому — сказано-сделано.

Потягивая коктейль, Анатолий осматривался в зале, а затем как будто невзначай произнёс, возвращаясь к предыдущей теме разговора:

— А знаешь почему я не стал даже полковником?

— Почему же? — спросил я.

— А, вот, жопу никому не лизал потому что! Чуть-чего — так все сразу: «ой, Лунарёв!», «ой, Толик!», «да ты ж такой профи!». А как я чего-то просил, так всё — пошёл ты, лётчик… в своё небо… а я им в лицо говорю, мол, нет, товарищ, это вы идите, а мне дайте, что положено! Ну, тут уж, как ты знаешь, что положено, на то хер наложено. Всё равно посылали…. Вот я и запарился со всем этим дерьмом жить. Ты, понимаешь, для страны служишь, присягу даёшь, а на деле получается, что ты не слуга народа, как это, по идее, должно быть, а раб гоп-компании каких-то дегенератов, которым приспичило померяться мускулами или ещё чем-то… Всё время тебе твердят, мол, выполняйте свой долг во имя родины, а она вас не забудет! Какая, твою мать, родина? Где она? Что это? Она есть вообще? Или это государство, которое нас посылает, хер пойми куда, а потом чуть-чего: «их там нет!», а тебе, если по морде не дадут, так молчать под расписку заставят, вот тебе и все дела! Вот те и солдат — слуга народа! Я же, что, думаешь, кичусь своей профессией… бывшей… своим званием? Да я такой же солдат, как и все, просто летал! А на деле-то что? — кому ты служишь — непонятно; кого защищаешь, ради кого воюешь — тоже загадка; зато, когда тебя обсчитывают или посылают — тут уж не тайна! — тут уж, понимаете ли, так получилось у них! А главное — расскажешь кому, пожалуешься, так тебе же только хуже будет! В лучшем случае скажут, мол, извините ошибочка, а, вообще-то, вас государство не обидело — вон, даже орден вручило! Да я, суки, извиняюсь за слово «да», летаю не за ордена и медали, а за то, хотя бы, чтоб себя и семью содержать, раз идеи никакой нет в мире. Так нет же! Тебя заставляют подписать, что платить тебе будут под сотку, а как платили стандартное жалование — так и платят! Ну, зашибись, не правда ли?! А то, что тебя, как бы, убить могут или ещё что — всем по барабану! Ты — солдат, ты — слуга, ты — расходный материал! А коли реально сдохнешь, ну, тогда ладно, дадим твоей семье какую-то страховку… которую только и можно, что пропить…. А так, конечно, по ящику-то мы все в сказке живём… венского леса, твою мать!..

У Анатолия, судя по всему, пересохло в горле, ибо он буквально сразу же высосал весь коктейль через трубочку, а затем рассмеялся:

— О, как вставило-то от секса этого!.. Жёсткий, видать, был! Наговорил тут тебе… всего-всего разного, а то, потом ещё явится кто, хех… Ты уж извини, что вывалил на тебя всё это, слушать заставил…

— Да что вы! Наоборот даже интересно было!

— Я тебе вот чего скажу, раньше было не очень… сейчас хреновенько… а всё изменится — точно тебе скажу! Всё, когда-то, приходит к лучшему!

После этих слов майор улыбнулся, кладя на стойку мне купюру и удалился из зала.

Заходит он и до сих пор. Реже, конечно, ведь в авиакомпанию устроился теперь. И всё же, Анатолий всё такой же суровый, всё также пьёт водку или коктейли на ней, и вспоминает, время от времени, свою службу.

А, вообще-то, мужик интересный. Должен сказать вам, что он просто разрушил мой стереотип о том, что военные матом разговаривают. Да, бывает, конечно, что-нибудь крепкое скажет, но тут же извиняется, ведь он уже не на службе….

Вдова

С любимыми не расставайтесь!

Корнями прорастайте в них!

И каждый раз на век прощайтесь,

Когда уходите на миг!

А.С.Кочетков

По-разному на людей действует горе. Кому-то по мозгам даёт, кого-то гонит в гроб… а кого-то состаривает…

Эта женщина была у нас только один раз, однако, для своего возраста и вида, пила довольно крепко, как, иной раз, здоровые мужики не пьют.

Когда она вошла во всём чёрном я даже сначала-было подумал, что это «готка» какая-то или ещё кто. Но затем я увидел её лицо — вроде, ещё такое молодое, но начавшее покрываться морщинами, опухшее, с