Заметки и дополнения к сборнику русских пословиц г. Буслаева - Николай Добролюбов

Недостаток разграничения между народными и книжными пословицами у г. Буслаева имеет еще ту невыгоду, что наводит подозрение и на другие пословицы, взятые из разных сборников, хотя они и имеют склад чисто русский. Не слыхавши никогда такой пословицы, видя, что она взята не из уст народа и что собиратель не обращал внимания на это обстоятельство, невольно подумаешь о ней то же, что г. Буслаев говорит о пословицах, приводимых Макаровым, в его «Простонародном толковнике» (стр. 73).

Таким образом, мы думаем, что если и можно принимать в число народных пословицы из древних сборников, то разве тогда только, когда представлено будет строгое разграничение между теми и другими, да и в этом случае нужно быть очень осторожным.

На первых же страницах своего сочинения г. Буслаев говорит о многих пословицах, служащих выражением древних верований и понятий. Нельзя не согласиться, что пословицы могут быть приняты в соображение при исследованиях о мифологической эпохе славянской истории; но едва ли можно придавать Так много значения, как это делает г. Буслаев. Может ли, например, пословица: «родила тетка, жил в лесе, молился пням» (вариант: в лесу родился, пенькам молился), доказывать поклонение пням древесным (стр. 5)? Можно ли доказать, что пословица «обреченная скотинка – не животинка» – относится К древним, языческим жертвоприношениям? Будто без этого не могла образоваться такая пословица? Притом в иных местах говорят: леченая – или даже легчёная – скотина… Здесь уже никакого намека нельзя отыскать на языческий период… При небольшой натяжке, разумеется, можно из пословиц вывести весьма многое. Например, пословицей, подобной той, которою г. Буслаев доказывает поклонение пням, подтверждается также поклонение очагу: «на печи сидел, кирпичам молился». Но, кажется, употребление их (та и другая употребляются дл я означения глупости, недальнего ума) и самое сходство их образования не позволяют относить их к столь древней эпохе.

Иначе – что мешает мне из пословицы: «вот тебе помои – умойся, вот тебе онуча – утрися, вот тебе лопата – помолися», вывести поклонение лопате?..

В таком случае нельзя опустить без внимания и следующих, например, поговорочных выражений: «перекрестись лучинкой»… «ему и черт не брат»… «еще черти в кулачки не дрались» и пр., и пр.

По поводу пней г. Буслаев замечает, что дуб имел перед всеми деревьями преимущество. Вот любопытное подтверждение этого: в рукописи пророчеств Упыря Лихого (о которой г. Буслаев упоминает на стр. 21) несколько раз слово SsvSpov (в новой Библии – древо) переведено словом ддбъ (Исайя, XVI, 9; XXXIV, 16).

Говоря об ожеге и доказывая, что это был «древнейший вид кочерги», г. Буслаев (стр. 7) приводит потом пословицу: ни Богу свечка, ни черту ожег. Его соображения подтверждаются тем, что обыкновенно говорят ныне вместо ожег: ни черту кочерга…

В подтверждение того, что кремень в пословицах приписывается черту, могу указать на одно поверье. У простолюдинов под именем «чертова пальца» известен камень чрезвычайно твердый, находимый в садах и на полях, в обломках, большею частию цилиндрической формы. В некоторых местах даже приписывают ему целебную силу.

Пропуская множество лингвистических соображений г. Буслаева, о которых трудно сказать что-нибудь определенное, – заметим о производстве слова убогий. Г-н Буслаев говорит, что у означает здесь лишение и потому убогий будет значить того, у которого нет Бога, это подтверждает он пословицей: беден бес, Бога у него нет (стр. 12).

Мне кажется гораздо естественнее объяснить это слово в том смысле, что у-богий есть тот, который у Бога. Такое производство можно подтвердить – и значением у во множестве подобных слов (усердный, г/дельный, удобный – от доба, ужасный – от жас, и т. п.) и тем, что убогими еще зовут обыкновенно юродивых, с которыми особенно находится Бог, по мнению народа, а иногда умерших, т. е. отшедших к Богу, – наконец, самыми пословицами: «за голеньким Бог», говорят у нас… «За сиротою Бог с калитою…».

Пропускаю перечисление древних принадлежностей войны у славян, о которых г. Буслаев не представил пословиц, и останавливаюсь на слове – охот. Он думает, что это слово одного происхождения с охота и значит «живот или аппетит». Но в Нижегородской губернии слово оход (а не охот) употребляется в смысле, кажется, пасть, глотка (в областном словаре оход – желудок: может быть). Например, заткни ему оход-от… Что ты оход-от дерешь?., и т. п. Смеем уверить, что и в пословице: пей-ешь, пока оход свеж, – является этот самый оход, а не мнимый охот – аппетит.

Заметим еще о производстве слова сокол, которое как-то странно читать в современном ученом рассуждении. Слово это происходит по г. Буслаеву от санскритского cjenac, собственно – сивый, а потом уже сокол, оно родственно притом с санскритского саку на, как сокол, так и птица вообще; корень же сак в санскритском имеет значение мочь, иметь силу!., (стр. 17). Нельзя не сознаться, что санскритские корни имеют у г. Буслаева весьма разнообразное приложение…

Касательно жира, жирова ко всем значениям, приводимым г. Буслаевым (стр. 21), я могу прибавить еще следующее: «жировой сын» в Нижегородской губернии значит побочный сын.

На стр. 23 г. Буслаев приводит сербскую пословицу: «nijaH као землм», и объясняет, что здесь разумеется сырая земля, напоенная влагою. В подтверждение этого могу указать на пословицу русскую: у нас о пьяном говорят, что он «черней матушки грязи», а иногда прямо: «пьяней матушки грязи».

О связи понятий дыма и дома, семьи (стр. 27) можно привести доныне употребляющуюся пословицу, что «от мужа должно пахнуть ветром, а от жены дымом», т. е. она должна быть домовницею.

Говоря о развитии понятий права и собственности, г. Буслаев замечает между прочим: «цена разумеется, как нечто независимое от личного произвола и взаимного согласия: ”собою цены не уставишь”»… «Цену Бог установляет» (стр. 31). Но, кажется, эти пословицы не доказывают мысли автора. Вторая из них относится только к земледельческим произведениям, которых цена действительно зависит от Бога, т. е. от урожая; а первая говорит, что сам покупатель не может устанавливать цены, иначе говорят: дома цены не уставишь… Напротив, есть пословицы, опровергающие мысль, высказанную г. Буслаевым: «базар цену знает»… «в цене купец волен, а в весе не волен».

Несколько далее находим мысль, что «русского человека пугала грамотная обстановка суда». Не лучше ли обернуть эту мысль и сказать, что грамота потому и пугала простого человека, что употреблялась преимущественно в делах судебных? Об этом свидетельствует и пословица: бумажки клочок е суд волочет…

Далее г. Буслаев переходит к другим предметам, соприкосновенным с пословицами, и потому замечания мои должны прекратиться… Пропускаю подробности о заклятиях, заговорах, ведах и вообще о древнейшем эпосе – подробности, которыми г. Буслаев хочет доказать, что пословица есть «член одного великого эпического целого»… Едва ли, впрочем, можно допустить это предположение во всей его силе… Если народ в первобытном своем состоянии поет песни, то нужно ожидать, что это будет без всяких умственных хитростей, без всяких сентенций и заключений, – что, напротив, он просто будет рассказывать все, как было, и больше ничего… Следовательно, в то время пословицы разве случайно как-нибудь могли зайти в песню и сказание, да и то в весьма малом количестве. Если какое-нибудь событие или какой-нибудь герой и мог войти потом в поговорку, то мы не имеем достаточно данных, чтобы доказать это… Во всяком случае, наши Фоки, Фомы, Федулы и Самсоны ведут свое начало не от доисторической древности и, верно, никогда не играли роли ни в каком эпическом сказании.

Замечания на сказку об Обженине были уже высказаны г. Пыпиным в «Известиях 2-го отд. Академии». Повторять их, конечно, нет нужды.

Стр. 49–56 – у г. Буслаева опять идет длинное рассуждение о загадках, которые он считает – и по содержанию и по форме – сходными с пословицами.

Касательно формы пословиц объяснения г. Буслаева (стр. 57–62) весьма интересны, и с ними нельзя не согласиться.

В заключение – у г. Буслаева находится исчисление источников, из которых собрал он свои пословицы. Относительно этого я могу заметить, что большая часть пословиц исторических, отмеченных здесь именем Карабанова, напечатана была в статье г. Снегирева: «Местные пословицы русского мира» («Библиотека для чтения», 1834, № 10). Эта статья была, вероятно, неизвестна г. Буслаеву, и потому он не воспользовался некоторыми пословицами, там помещенными.

Точно так же оставил он без внимания несколько пословиц, помещенных в статье Даля: «О русских пословицах» («Совр.», 1847, № 6), в заметках об Арзамасе г. Терещенко, в статье о шуйских пословицах В. Борисова («Москвитянин», 1841, № 7), в «Сельском чтении», кн. IV…

Я взял из этих статей то, чего не нашел ни у Снегирева, ни у Афанасьева, ни у Буслаева, и, присоединивши это к тем пословицам, которые были мною самим слышаны и записаны, составил небольшое дополнение к этим сборникам, которые и представляю здесь, в заключение всех моих заметок.