Схватка (СИ) - Шепельский Евгений Александрович

В маленькой комнатке рядом с заброшенной баней я отыскал примитивную канализацию и прикрытый решеткой квадратный колодец, в глубине которого журчала вода. Удивительно, но в Варлойне имелся водопровод. Трубы, конечно, свинцовые, как в Древнем Риме, тем не менее — вода здесь была. Пить ее, конечно, часто не стоит, если печешься о собственном здоровье, а вот умыться — можно. Что я и сделал, открыв примитивный ржавый кран над каменной раковиной. Когда вернулся наверх, Шутейник уже разжег в камине остатки дров. На меня он старался не смотреть — чувствовал свою вину.

Распахнулись двери: двое лакеев, похожих из-за красных длинных ливрей на вареных раков, внесли блюда с завтраком для нас и мясом и водой для кота-убийцы. Поставив все на стол, удалились с поклонами, глаза, впрочем, успели обшарить кабинет, меня, Шутейника, кота и стрелу, которую я все еще не выдернул из стула. Двери вибрировали от гула: народ маялся в ожидании приема. Ничего, пусть обождут. Нужно приучить местный люд к уважению архканцлерской персоны.

Парное мясо и плошку с водой я поставил у шкафа, и кот мгновенно очнулся от глубокого сна и тяжело соскочил на пол. Вразвалку подойдя к мясу, внимательно обнюхал его, и тут же принялся есть, шумно чавкая, только огромные лопатки ходуном ходили, когда заглатывал кусищи. Говорю же — совершенно беспардонная личность. Мы же с Шутейником присели к столу (да, стрелу я все-таки выдернул) и начали разбираться с завтраком.

Блюда были накрыты серебряными колпаками. Несколько видов жаркого, печеные овощи, вроде бы брюква (картошки тут не знают, и это ужасно) с капустой, большая супница с какой-то ароматной похлебкой, и две пыльные, захватанные пальцами бутылки красного вина. Ко всему этому прилагались серебряные вилки и ложки и расписные керамические кружки, а так же нарезанный крупными пластами серый хлеб. Посуда была старая, фарфор здорово потрескался.

Шутейник издал счастливый вздох, сграбастал бутылку, заранее откупоренную лакеями, и набулькал полную кружку.

— А что, неплохо быть архканцлером, — сказал он. — Есть, конечно, разные гадости, но радостей, сдается мне, тут побольше! Ну, мастер Волк, за ваш первый день на посту! Да будет он плодотворен!

Веточка мертвожизни, похожая на покрытый бурой корой камертон, сама собой подпрыгнула на столе. Я решил, что в Варлойне началось землетрясение, и вскочил. Шутейник отставил кружку, так и не пригубив темно-красное, как кровь, винное пойло.

— Мастер Волк!

Веточка мелко-мелко вибрировала и поворачивалась сама по себе. Раздвоенная часть, будто указующее двоеперстие, повернулась к большой супнице, вибрации стали сильнее. Оч-чень интересно… Я прижал веточку пальцем, ощущая ее мертвящий холод. Вибрации не унялись, ощущение было, словно я прижал палец к смартфону на вибровызове. Тогда я взял ветку в руку и, кое-что сообразив, отступил от стола на шаг. Потом еще на один.

Вибрации мало-помалу прекратились, когда я приблизился к подоконнику.

Кот перестал есть и наблюдал за мной янтарными глазами.

— Мастер Волк?

Я сделал шаг к столу, чувствуя, как холодеют руки. Веточка начала вибрировать. Я взялся за ее нижний край двумя пальцами и поочередно начал подносить к блюдам. Затем — к вину. Затем — к кружке Шутейника. Всякий раз, как только дар мертвых эльфов оказывался рядом с пищей либо вином — он начинал вибрировать, практически выскальзывая из пальцев. У кошачьей миски с недоеденным мясом веточка молчала. И у плошки с водой — тоже.

— Шутейник.

— Ась?

— Не пей вино и не касайся пищи. Кликни Блоджетта.

Гаер серьезно кивнул:

— Полагаете, яд?

— Уверен в этом. Кликни Блоджетта.

Явился старший секретарь, и я приказал ему найти тех двух лакеев, что приносили нам пищу, привести под стражей, если попытаются сбежать. А сам подумал — а ну, как они заартачатся выдавать нанимателей, и мне придется прибегнуть к пыткам? В первый же день на посту архканцлера — пытки. Нет, сам я делать этого не буду, полагаю, для этой цели здесь есть заплечных дел мастера, но сам факт, черт возьми, сам факт! Пытки! Ох ты ж…

— И пусть принесут другой еды. Хлеба, ветчины, колбасы, и чистой — кипяченой! — воды. Никакого жаркого, супов, вина. Это — выбросить. Отравлено. Не нужно ахать и охать. Исполняйте!

Лакеев разыскать не удалось. Двое мерзавцев покинули пределы Варлойна. Зато удалось разыскать пару лакеев, у которых первые двое перекупили сегодняшний наряд на кухню. Банальная взятка. Золото из рук в руки. Было это ранним утром. Откуда взялись наши отравители — никто не знал. Новенькие, видимо, в реестре слуг не значатся… В лицо никто опознать не может. Младшие мажордомы в растерянности — как же такое могло случиться, ай-ай-ай…

Я знал, как. Меня повторно решили убить — скорее всего, это было послание от другой фракции, не от той, что поставила снайпера в парк. Нашли двух мерзавцев, забросили их в Варлойн в лакейских ливреях, и все дела. Королевская резиденция, подозреваю, в плане безопасности напоминала дырявое решето.

Провинившихся лакеев я велел выпороть. Но — аккуратно, так, чтобы не убить и не покалечить. Я суров, но не кровожаден.

Новая пища не содержала яда — палочка мертвожизни не вибрировала. Тем не менее я жевал без аппетита, осторожно, кто его знает, может, дар эльфов чует не всякую отраву. Да, и — спасибо вам, мертвые, за то, что спасли от смерти живого…

Сегодня я дважды был на волосок от гибели. Повезет ли в третий раз? А он, этот третий раз, несомненно будет.

Кот, натрескавшись парного мяса, снова угнездился на шкафу, мордой в мою сторону; изредка, поднимая голову, я замечал, что он равнодушно посматривает на его сиятельство господина архканцлера прищуренным глазом.

Я присел к столу, а Шутейнику велел устроиться на торце, на табурете, с мечом под рукой, и смотреть на всех, кто приходит — а ну, как среди них окажется фанатик-убийца?

Венец архканцлера давил мне на голову, но я решил не снимать его, по крайней мере, в первый рабочий день.

В ящиках стола лежали стопки пожелтевшей бумаги, пучки очиненных перьев, несколько давно высохших чернильниц с мухами на дне и две бронзовые печати — одна большая, другая малая. Архканцлерские печати, разумеется. А также нагрудный знак на толстой позолоченной цепи, вроде тех, что носили братки в девяностые, изображающий, кажется, восходящее солнышко. Бумагу, перья, печати и знак я выгрузил на стол и, увидев, что он принял вполне рабочий вид, велел запускать посетителей по одному.

Глобальные свершения подождут… Постоят в очереди.

Множество своекорыстных придворных дураков ожидали от меня внимания. Помощник главного кастеляна (ему были заказаны одежда и свежие постели), помощник главного конюшего, помощник главного егеря (беглых зверей, конечно, не отыскали), различные дворцовые распорядители, включая младших мажордомов, и даже придворный младший художник — пожилой и бородатый, и у всех в глазах светилось неподдельное любопытство — и страх, страх, страх, как у всех малодушных приспособленцев. Они стремились купить мою благосклонность и заодно смотрели, с кем им доведется столкнуться — ибо Коронный совет, как известно, распространил слухи, что Аран Торнхелл — кровавый маньяк. Они не обременяли меня просьбами, о нет, что вы, они пришли засвидетельствовать почтение, раскланяться и купить благосклонность кровавого временщика… А заодно стремились понять, кому придется платить… Коррупция такого рода вошла в их плоть и кровь и они не понимали других правил игры. А я не играл в любезность. Я сухо улыбался и кивал, а они… о, это было великолепно! — каждый, каждый, каждый из них с поклоном представлялся, а затем преподносил мне памятный сувенир в бархатном или кожаном кошельке. Это было до омерзения великолепно! Я сгребал мзду в ящик стола, и ящик этот разбухал на глазах. Так бы ежедневно было, и чтобы больше никаких проблем… Мечты, мечты…

Почти каждый замечал кота-малута и ужасался, и весь разговор проводил в страхе — а ну, как кровавая животина кинется на него, такого пухлого, раскормленного, вороватого? Это было маленькое развлечение для меня и Шутейника.