Счастливый оборот - Леонид Сергеевич Ленч

— Ты разве с нами не пойдешь. Полосатиков?

— Не пойду! Что я там не видел, в этой Третьяковке?

— А богатырей, которых Васнецов нарисовал, ты видел? Илью Муромца, Добрыню Никитича и Алешу Поповича, которые сидят верхом на богатырских конях и гордо смотрят вдаль?

— Подумаешь! Они и на папиросных коробках гордо смотрят вдаль!

— Чудак! То коробка, а то картина во всю стену!

— А какая разница, если они и там гордо смотрят вдаль и тут гордо смотрят вдаль? Чепуха!

Мнения о странном мальчике в классе сложились разные. Одни решили, что Сережа Полосатиков очень умный, потому что если он называет все чепухой, значит, он знает про это «все» то чего не знают остальные. Другие, наоборот, полагали, что Сережа Полосатиков — круглый дурак, потому что только дурак может считать чепухой то, что считать чепухой никак нельзя. Третьи — к ним принадлежали Костя Гаранин и Эдик Буценко — думали, что странное и загадочное поведение Сережи Полосатикова объясняется не свойствами его рассудка, а чем-то другим. И они решили во что бы то ни стало разгадать эту «ходячую загадку природы», как они в разговорах между собой стали называть Сережу Полосатикова.

Разгадка произошла, как это часто бывает в жизни, совсем случайно. Однажды в воскресенье Костя Гаранин и Эдик Буценко пошли вместе погулять и заглянули в парк культуры и отдыха. В парке было весело и шумно. Друзья побродили по аллеям и дорожкам и остановились у лотка мороженщицы, чтобы купить себе по вафельному стаканчику орехового пломбира. И тут выяснилось, что Костя Гаранин потерял деньги. Он обыскал все карманы, даже зачем-то снял ботинок и потряс его — денег не было.

— Я вас выручу, ребята! — вдруг сказал сидевший рядом на скамейке молодой парень в спортивной куртке на «молнии» и в вязаной шапочке, какие носят лыжники. Лицо у него было широкое, чуть скуластое, в синих глазах — смешинка. — Дайте-ка им, уважаемая тетя, два стаканчика, я заплачу.

Он дал деньги бесстрастно важной мороженщице с клюквенным румянцем на щеках, взял у нее два стаканчика и подал один Косте, а другой — Эдику.

— Кушайте на здоровье, браты-кролики!

Братцы-кролики помялись, хмыкнули и стали кушать на здоровье. Потом пошли гулять уже втроем. Новый знакомый оказался отличным парнем. В прошлом году окончил десятилетку, поступил на завод, работает токарем. И, кроме того, занимается лыжным спортом, имеет разряд. Зовут Сережей, как Полосатикова. Очень симпатичный. И так интересно рассказывает и про завод и про лыжные состязания!

Незаметно для себя друзья оказались у аттракциона «чертово колесо». И вдруг увидели… Кого бы вы думали? Полосатикова! Он сидел в корзине вращающегося колеса и визжал от наслаждения. Он визжал буквально на весь парк. Когда колесо, совершив круг, остановилось, Полосатиков вылез из корзины и сейчас же побежал за билетом на следующий сеанс. Конечно, ребята тут же рассказали своему новому другу про эту «ходячую загадку природы», которую они поклялись разгадать.

Когда Полосатиков, совершив еще одни рейс на «чертовом колесе», спустился вниз, на грешную землю, братцы-кролики и Сережа-большой подошли к «странному мальчику».

— Здорово, Полосатиков!

— Здорово!

— Ловко у тебя получается! Ты, наверное, летчиком хочешь быть, тренируешься на мертвую петлю, да?

Глаза у Сережи Полосатикова загорелись от этой похвалы, но тут к троице подошел стоявший поодаль молодой человек без шапки, с бледным, скучным, полным лицом, с копной длинных волос на голове — сзади, на шее, они сбивались в колечки, как шерсть у пуделя.

— Это мой старший брат! — с гордостью сказал Сережа Полосатиков.

Полосатиков-старший посмотрел на вежливо поклонившихся ему Костю и Эдика безразлично, словно перед ним были не мальчики, а забор, заклеенный старыми афишами, и молча выплюнул изо рта окурок сигареты прямо им под ноги.

— Очень интересное это колесо, правда? — сказал Костя Гаранин, обращаясь к Полосатикову-младшему.

Глаза у Полосатикова-младшего снова загорелись, но Полосатиков-старший, скривив рот, сказал:

— Чепуха!

И тогда Полосатиков-младший тоже скривил рот и с такой же презрительной миной процедил сквозь зубы:

— Чепуха!

— Идем, малявка! — приказал старший брат, и младший послушно пошел следом за старшим.

Когда они затерялись в толпе гуляющих, Сережа-большой положил свои руки на плечи оторопевших друзей и сказал:

— Ну что же, братцы кролики, теперь, когда эта «ходячая загадка природы» разгадана, вам остается только одно: сделать из него человека. Можно из него сделать человека, как вы думаете?

Мальчики переглянулись, и Эдик Буценко ответил очень серьезно:

— Можно, но трудно. Двенадцать лет прожил на свете но такого еще не видел. Придется поработать!

— Придется! — подтвердил Костя Гаранин.

ПОД КОНВОЕМ

Когда молодого режиссера Белопольцева назначила в порядке выдвижения заведующим отделом театров городского управления культуры, эту новость в драматическим театре, где он служил, расценили по разному.

Одни искренне радовались за Гришу Белопольцева, считая, что «парень растет», другие его жалели, полагая, что «теперь парень творчески кончился». Никто, во всяком случае, безучастно не отнесся к решительному перелому в его судьбе.

Заслуженный артист одной из среднеазиатских республик Малоедов, выехавший оттуда, как только получил там звание, важный, тучный щеголь с седыми височками, щуря холодные умные глаза, покровительственно положил на плечо Белопольцева свою маленькую белую руку с золотым перстнем-печаткой на мизинце и сказал.

— Поздравляю, друг мой! Я искренне рад за вас. Вы человек из нашего, из актерского теста, вы понимаете, что нужно театру! И его главному компоненту — актеру. С большой буквы — Актеру!

И по выражению его полного надменного лица было видно, кого именно Малоедов считает актером «с большой буквы».

Подошла Ниночка Туганская, хорошенькая, с острым носиком, рыженькая, как хорошо выделанная лисичка-горжетка, обласкала Белопольцева почти молитвенным взглядом преданных, мило-наивных серых глаз и тоже поздравила:

— Вы теперь, Гришенька, вышли «в большие забияки»! Не забывайте нас, грешных!

И по тому, как она смотрела на Белопольцева, ясно было, кого именно из «грешных» не должен был забывать Гриша Белопольцев.

А товарищ Белопольцева по институту, молодой, подающий надежды актер Слава Котиков, остановил свежеиспеченного заведующего отделом театров на лестнице, долго тискал его в объятиях, целуя взасос, а когда наконец отпустил на волю, сказал очень громко, на весь вестибюль:

— Только ты, Гришка, смотри не зазнавайся! Я твой друг, но если