Счастливый оборот - Леонид Сергеевич Ленч
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
29 нюня. Опять по поводу оперативности. Сегодня ездили в другую деревню, и по дороге редактор мечтал вслух:
— А мне даже не надо машины! Хоть бы мотоцикл с коляской!
На это Агафон заметил:
— Сметой не предусмотрено!
И так стеганул меня кнутом, что я споткнулась на обе передние ноги.
Редактор, конечно, прав! Ведь сколько лошадиных сил имеет район (с целинными землями, заметьте!) со всеми своими тракторами, комбайнами и другими машинами. Если их сложить, получится многозначная цифра. А газета, которая должна освещать работу всех этих «сил», имеет в своем распоряжении только меня, то есть одну, будем прямо говорить, довольно-таки хилую лошадиную силу.
2 июля. Редактор все-таки хороший человек, не то что Агафон. Сегодня он ходит по двору с секретарем райкома, и я собственными ушами слышала, как он сказал:
— А конюшня наша! Посмотрите: крыша прохудилась, столбы покосились! Если вам нас не жалко и вы никак не соберетесь дать редакции приличный дом вместо нашей развалюшки, — пожалейте хоть нашего Россинанта! (Одеp, Россинант, Худоба, Машка и Мортира — это все я!) Надо ремонтировать, а денег нет!
На это секретарь райкома строго ответил редактору:
— У вас последнее время наблюдается потребительский уклон в мыслях.
Редактор вздохнул и ничего не сказал.
5 июля. Нет, редактор — нехороший человек! Сегодня во время поездки он взял у Агафона вожжи и кнут и правил мною сам.
Сначала все шло хорошо, а потом редактор начал рассказывать Агафону про какого-то уполномоченного «Заготскота», который не реагирует на критику в районной газете.
— А ведь мы его крепко стеганули! — сказал редактор и, наверное, для наглядности угостил меня кнутом, так, что я закрутила хвостом и перешла на старательную рысь.
Но на редактора моя реакция и моя старательность не произвели, однако, никакого впечатления Продолжая жаловаться Агафону на учреждения, не отзывающиеся на критику в районной печати, он при этом непрерывно стегал меня по крупу кнутом и еще приговаривал:
— Только крутят хвостом, как наша Мортира, и ни тпрру, ни ну!
Сказал «тпрру» — я послушно остановилась. За это он мне еще прибавил. Нет, нет, нехороший человек!..»
В таком же духе выдержаны и другие записи в «Дневнике серой кобылы». В них она касается разных сторон жизни районной газеты: состояния полиграфического хозяйства, бумажного снабжения и т. д Я не публикую эти записи потому, что считаю бестактным вмешательство лошади в вопросы, стоящие вне ее компетенции. По транспортной проблеме пусть высказывается, пожалуйста! Тут ей, как говорится, и карты в копыта! А насчет остального пусть лучше позаботятся люди.
СТРАННЫЙ МАЛЬЧИК
Перед уроком географии в класс вошла классная руководительница Анна Павловна и с ней новичок, бледный толстый мальчик с большими, чуть оттопыренными ярко-розовыми, как промокательная бумага, ушами.
Стало тихо.
Мальчики и девочки, сидевшие на партах, с любопытством глядели на новичка. А он стоял спокойно, держа свой портфельчик с учебниками за длинную ручку, и улыбался весьма независимо.
Форменные серые штаны были ему длинны, не по росту и внизу лежали гармошкой, так, что наружу высовывались лишь носки ботинок.
— На нашего управдома похож! — шепнул Костя Гаранин своему соседу по парте и закадычному приятелю Эдику Буценко.
— Ребята! — обратилась к классу Анна Павловна. — Познакомьтесь с вашим новым товарищем. Его зовут Сережа Полосатиков. Он перевелся к нам из другой школы. Вы его не обижайте. Иди, Сережа, садись, вон там есть свободное местечко, на третьей парте!
Важно наступая каблуками на манжеты своих длинных штанин, Сережа Полосатиков проследовал к третьей парте и сел рядом с тихоней Любой Марковкиной — как раз позади Кости Гаранина и Эдика Буценко.
Потом Лина Павловна ушла, и начался урок география. Сергей Сергеевич, географ, вызвал к карте Любу Марковкину. Люба храбро взяла в руку указку и стала бойко выкладывать все, что успела за вчерашний вечер узнать про горные хребты и реки Южной Америки. Эта тихоня здорово знала урок!
Воспользовавшись удобной ситуацией. Эдак Буценко обернулся к новичку и спросил его шепотом:
— Марки собираешь?
— Зачем? — тоже шепотом, вяло кривя нижнюю губу, ответил новичок.
— Как это зачем?! Интересно же! Вот бы марку Ганы добыть!
— Чепуха!
— Что чепуха?!
— Марки все эти — чепуха!
— Это, брат, ты загибаешь! Если марки — чепуха, зачем же тогда их на почте продают? И в магазине филателическом?
— Мало ли какую чепуху продают в магазинах!
— Да почему же марки-то — чепуха!
— Потому что, когда их отклеиваешь, они рвутся. А когда наклеиваешь, к языку прилипают!
Костя Гаранин не выдержал и тоже обернулся к новичку:
— Ты, Полосатиков, наверное, язык в клей обмакиваешь, поэтому они и прилипают!
Этик Буценко представил себе, как толстый Полосатиков засовывает длинный красный язык в банку с клеем, и громко рассмеялся. Сергей Сергеевич оторвался от карты, по которой отважно путешествовала со своей указкой Люба. Марковкина, и строго прикрикнул:
— А ну, потише там. Буценко и Гаранин. В коридор захотели?
Наконец довольная Люба вернулась за свою парту. Ее просто распирало от гордости. Она ждала, что новичок сам скажет ей что-нибудь приятное, но новичок не обращал на нее никакого внимания: он рассматривал волосы на затылке Эдика Буценко так, как будто это были не волосы, а притоки южноамериканской реки Амазонки — самой большой реки в мире.
Тогда Люба, глядя прямо перед собой, чтобы Сергей Сергеевич ничего не заметил, сама шепнула своему соседу:
— Пятерочку заработала!
— Чепуха! — ответил сосед тишайшим шепотом.
— Пятерка — чепуха?!
— География вся эта — чепуха!. Параллели, меридианы… воображаемые линии. Подумаешь! Если они воображаемые, зачем про них учить? Где хочу, там их и воображаю!
— Ты какой-то странный! — прошептала Люба, продолжая глядеть прямо перед собой, и отодвинулась от Полосатикова на край парты.
Заболела «англичанка», и последний урок оказался свободным. Анна Павловна предложила всем классом пойти с ней в Третьяковскую галерею посмотреть картины знаменитого художника Васнецова.
Все были очень довольны, И все решили пойти, все, кроме Сережи Полосатикова. Он быстро собрал свои учебники и тихо нырнул в гардероб — одеваться.