Время контакта - Эдуард Мочалов

— Давно едем? — спросил Лен у Тома.

— Да, пожалуй, часов семь, наверное.

— А наш деревенский колокол только я слышу?

— Нет, конечно. Это Дик вчера записал наши проводы и теперь гоняет по кругу?

— Дик, это кто? — силясь вспомнить, напрягся Лен.

— Как кто? Наш деревенский писарь. Он тоже в армию собрался. Правда не говорит, зачем ему это надо.

— Куда?

— Уф. Что опять "куда"? — говори яснее, возмутился Том.

— Куда записал и куда гоняет? — сформулировал Лен.

— Записал на свой комп, а гоняет… — Том махнул рукой в сторону кабины — На автомобильном трансляторе.

Лен медленно скосил глаза туда, куда указывал Том. Под потолком фургона была закреплена маленькая коробка размером с пряжку, под которой весело изображение деревенской площади. За свои двадцать лет он видел такую штуку нечасто. И всегда это было, когда в мире случалось что-то особенное. Тогда бургомистр брал один на всю деревню транслятор, собирал народ на площади, и показывал это особенное.

Первый раз, если Лен правильно помнил, это случилось лет восемь — десять назад. Тогда скончался старый Император, и бургомистр целых три часа показывал деревне его похороны.

Последний раз был совсем недавно, пару лет назад, когда вся деревня отмечала триста лет со дня основания. Бургомистр показал старые записи из жизни деревни. Там были все: и прадедушка Лена, и дедушка, и молодой и здоровый отец, — лучший погонщик на деревне, и еще живая мать…

— Выключи это, — произнес Лен.

Том толкнул Дика в бок, — тот посмотрел на Осборна и выключил. Картинка исчезла. В кузове наступила тишина, и остальные ребята стали недоуменно перешептываться, но как только встречались взглядом с Леном, тут, же отводили глаза и замолкали.

— Что это, — Лен кивком указал на свои связанные руки и ноги.

Том коротко глянул на Лена и уставился в пол:

— Ну, это…. Лейтенант вчера приказал, чтобы связали.

— На кой?

— Чтобы не буянил, — ответил за Тома, сидевший рядом с Осборном солдат.

— Тебе парень еще повезло, что ты еще присягу не принял и что лейтенант у нас гу-ман-ный, — по слогам произнес он явно где-то услышанное слово, — а то загремел бы на полгодика на гауптвахту, там бы тебе быстро рога пообломали, — верблюд ты необъезженный. Оба солдата обидно заржали.

— Чего это я? — повернулся Лен к Тому, стараясь не обращать внимания на гогочущих солдат.

— Откуда я знаю, — я ничего не видел. Нажрался, ты, наверное, вчера на празднике. Помню, со своей Гретой о чем-то разговаривал. Точнее она тебе что-то втирала, а ты только стоял и к бутылке как заведенный прикладывался. А потом как толкнешь ее, как заорешь на всю деревню, что, она, мол, не на того напала. Что ты ради какой-то залетевшей деревенской шлюхи ни за что не упустишь возможности свалить на звезды, пускай хоть и через армию… Ну, в общем понеслась. Все столы в магистрате перевернул, вылетел на улицу…

— А потом?

— А потом тебя наши деревенские видели стоящим рядом с лейтенантом. Как рассказывал Слива, ты держал под уздцы своего Грома и втюхивал лейтенанту, что это лучший верблюд на планете. Что он выиграл все скачки, и что ты без него в армию не пойдешь.

— А лейтенант что?

— Не знаю. Но думаю, что не согласился, иначе, зачем бы ты на него с кулаками полез.

— Ясень пень не согласился, — вмешался солдат, — ему лишние верблюды не нужны, ему вас хватает, — снова заржал служивый.

— С такими животными как вы, наш лейтенант хорошо умеет обращаться. Вон как тебя — враз стреножил — на кой ему еще с твоей скотиной заморачиваться.

— И дальше что? — спросил Лен у солдата.

— Что дальше, что дальше. Дальше мы с Джоном перли тебя на своих хребтах до машины, а ты знай себе песни горланил, да орал всю дорогу: «Гром за мной!».

— Это ты врешь! — убежденно произнес Лен, — если бы я так орал он бы до сих пор за нами бежал. Гром он такой, — верный.

— Так он и бежит почитай уже семь часов подряд — пожал плечами солдат.

— Нет, врешь! Верблюду, даже такому как Гром, за машиной не угнаться. Я знаю — я пробовал.

— Вообще-то мы не быстро едем, мы же еще реперы собираем, а то без них хрен по вашей пустыне проедешь. Воздух то ваш спутниковые сигналы не пропускает. А дороги у вас — одно название. Так что он не отстает. Хотя, судя по всему животине тяжко приходиться. Того, и гляди, копыта откинет.

— Врешь, — зарычал Лен, — покажи.

— Не положено — крикнул солдат и направил на Осборна оружие. Но, столкнувшись со злым взглядом Лена, солдат плюнул сквозь зубы:

— Не веришь? На, смотри!.. — и открыл лючок в задней двери.

В сотне метрах позади машины, низко наклонив рогатую голову, то и дело, спотыкаясь, бежал Гром. Все три горба его поникли, шерсть свалялась и была покрыта песком. Верблюд то и дело облизывал, синим языком кровь, бегущую из ноздрей, прядал ушами, отгоняя слетавшихся на ее запах насекомых, и продолжал бежать.

— Гром! — позвал Лен. Верблюд услышал свое имя, поднял голову, посмотрел из-подо лба влажными глазами на грузовик и радостно победно затрубил, словно хотел сказать:

— Видишь, хозяин, я не оставил тебя!

— Молодец Гром, а теперь иди домой! — прокричал Лен. Но Гром продолжал бежать за фургоном до тех пор, пока Лен не стал кричать на верблюда со всей злостью, на которую был способен.

Тогда Гром остановился, удивленно посмотрел на Лена, развернулся, сделал пару шагов в сторону дома, еще раз печально оглянулся на Лена, зашатался и упал. Глаза его медленно закрылись, по телу прошла судорога, струя крови ударила вверх из ноздрей, верблюд всхрапнул и затих.

— Отбегался, — вздохнул кто-то из солдат, — преданная скотина оказалась, хотя и тупая.

— Еще бы семь часов к ряду чесать, — ответил другой солдат, — километров четыреста выдал наверняка. Хорошо еще медленно ехали.

— Заткнитесь вы все! — рыкнул Лен. — Остановитесь, я слезу!