За столбами Мелькарта - Александр Немировский

Вдруг кто-то его окликнул. Ганнон вздрогнул от неожиданности и резко повернулся. Немолодой человек в грубой, стянутой войлочным поясом тунике держал за руку мальчика лет двенадцати с кроткими и печальными глазами.

— Господин! Да сопутствует тебе счастье! Не купишь моего мальчика? Можешь его отдать в храм. Скоро праздник Тиннит.

Смысл этих слов не сразу стал понятен Ганнону, и незнакомцу пришлось повторить свой вопрос.

Ганнон вздрогнул. «Значит, есть люди ещё более несчастные, чем я, — подумал он. — У меня отняли Синту, а этот человек продаёт своего сына, продаст его каждому, кто хочет принести Тиннит кровавую жертву!»

— Зачем ты продаёшь своего ребёнка? — ужаснулся Ганнон.

Незнакомец уловил во взгляде Ганнона сочувствие.

— Я одолжил зерно у богатого соседа, но новая жатва даже не вернула мне семена. Если завтра не возвращу долга, у меня отберут участок. Я и пришёл в город. Хотел отдать сына своего Гискона в обучение кузнецу и получить плату вперёд. Кузнец обругал меня: «Ты думаешь, я кую деньги?» Горшечник Мисдесс, чья лавка у Горшечных ворот, сказал нам: «Зачем людям горшки, когда в них нечего класть?» Вот мы и пришли сюда.

Рассказ землепашца взволновал Ганнона. Он увидел что-то общее в судьбе этого мальчугана и Синты. Мальчик должен стать жертвой Магарбала. Нет, он этого не допустит.

Ганнон достал мешочек и отсчитал десять кожаных монет.

— Возьми! — сказал он, протягивая деньги. — Отдай долг.

Широко раскрыв глаза, бедняк смотрел на Ганнона. Десять кожаных монет! Их хватит не только на уплату долга с процентами, но и на покупку зерна для нового урожая.

— Так это мои деньги? — недоверчиво спросил землепашец.

— Ну да, твои! — Ганнон положил монеты в его руку.

Повернувшись, Ганнон хотел было идти, но землепашец поспешно тронул его за плечо.

— А мальчик? Почему ты не берёшь мальчика?

— Мне ничего не нужно от Тиннит, — ответил Ганнон. — Я уже принёс на её алтарь дар, самую дорогую жертву.

— Может быть, тебе нужен слуга?

— Мне не надобны слуги, — молвил нетерпеливо Ганнон. — К тому же я не кузнец и не горшечник, — добавил он, прочитав недоумение на лице землепашца. — Какому ремеслу я могу обучить твоего сына? Я ведь моряк.

Услышав слово «моряк», мальчик, всё время безучастно слушавший разговор отца с незнакомцем, встрепенулся.

— О господин, — взмолился он, — научи меня морскому делу! Возьми меня к себе!

Ганнон взглянул на святилище. В глазах его блеснул огонёк. «Не сами ли боги посылают мне этого мальчика?» — подумал он и положил руку на худенькое детское плечико:

— Ну что ж, Гискон, идём! Я сделаю из тебя моряка!

Таинственная табличка

Ганнон стоял в углу, спиной к двери, и перебирал щиты. Под Гимерой Ганнон потерял всё своё оружие, и вот теперь он отправился в оружейную лавку, чтобы купить меч и щит.

Ганнону понравился меч лидийской работы со слегка изогнутой рукояткой. А вот щит по своему вкусу он никак не может найти. Все щиты были деревянные.

— А нет ли у тебя какого-нибудь металлического щита? — обратился он к оружейнику, услужливо державшему перед, ним светильник.

— Есть один, — как-то нерешительно отозвался оружейник и, чуть помедлив, удалился в заднюю комнату, служившую ему жилищем.

Он вынес оттуда продолговатый щит, завёрнутый в кусок холста. В бронзу, позеленевшую от времени, были искусно вставлены кусочки серебра, золота и слоновой кости. Мозаика из металла! Ганнон подошёл к двери, поставил щит на ребро, так, что на его поверхность упали солнечные лучи, и его взору открылось море, покрытое мелкими чешуйками волн. Из воды поднимались две скалы. Между ними, в самой середине щита, проходил корабль. Его борт был выложен из маленьких кусочков серебра, а квадратный парус — из олова. На палубе можно было разглядеть крошечные фигурки моряков. На изогнутом, как лебединая шея, носу — женщина. Она вдвое больше человечков. Её длинные волосы развеваются на ветру. В обнажённых руках женщина держит двух змей. В верхней части щита, у самого обода, — золотой солнечный диск, наполовину затонувший в волнах.

— Откуда у тебя этот щит? — воскликнул в восхищении Ганнон.

— Мне оставил его в залог незнакомый эллинский моряк, — отвечал оружейник. — Это было года два назад. Он просил год не продавать щит. Обещал не только вернуть залог, но и дать столько серебра, сколько весит этот щит.

— Моряку нелегко держать своё слово, — заметил Ганнон. — На долю моряка выпадает столько опасностей! Против него и бури, и подводные камни, и морские чудовища.

— Да, — согласился оружейник. — Я тоже думаю, что этого эллина давно уже сожрали рыбы. Чего же лежать щиту? Купи его, если он тебе нравится.

Рассчитавшись с оружейником, Ганнон взял свои покупки и отправился домой. Повесив меч на стену над своей постелью, он позвал Гискона. Мальчик уже более недели жил в его доме.

— Вот тебе и занятие, — обратился к Гискону Ганнон, передавая щит. — Почистить его, чтобы блестел. Только смотри не поломай. Это древний щит и очень дорогой.

— Хорошо, господин! — радостно отозвался мальчик. Ему было приятно хоть чем-нибудь быть полезным Ганнону.

Ганнон прилёг и сразу же сомкнул глаза. Его разбудил крик:

— Господин! Господин!

Лицо мальчика выражало огорчение. Ганнон встревоженно поднял голову:

— Что случилось?

— Господин! — Мальчуган смотрел на него глазами, полными слёз. — Я не виноват. В задней стенке щита прогнила дощечка. Выпало вот это. — Гискон протянул белую пластинку.

Одна сторона этой костяной пластинки была гладкой, а на другой в две строки были нацарапаны какие-то значки. Под ними стояло по-гречески: «Атлантида». Эти знаки ни о чём не говорили Ганнону. Буквы ли это какого-то неизвестного письма или просто забавные рисунки? Ганнон разглядел человечков, животных и птиц. «А что означает слово «Атлантида»? Может быть, это женское имя или название какой-нибудь страны? Один Мидаклит может раскрыть смысл этого слова», — подумал Ганнон, накидывая на плечи плащ.

Мидаклит

За столом сидит пожилой человек. Седые волосы ниспадают на высокий лоб. Человек настолько углублён в чтение, что не замечает вошедшего в комнату Ганнона.

Мидаклит — учитель Ганнона, и живёт он в Карфагене с того дня, как его родной город Милет был разрушен персами.[16] Он поселился в предместье, заселённом эллинскими купцами и ремесленниками. Бабушка Ганнона, родом из Мессаны,[17] хотела обучить внука языку своих отцов и пригласила Мидаклита к себе в дом. Гамилькар поддержал намерение своей матери. Ганнону запомнились его слова: «Эллины — наши враги и соперники. Ты должен знать язык врагов Карфагена». И Ганнон научился языку эллинов, как этого хотел отец. Более того: он полюбил этот красивый, звучный язык. После смерти бабушки Ганнон всё реже встречался с учителем, а с того времени, как вышел в море, не видел его ни разу.

В своём маленьком, наполовину вросшем в землю домике Мидаклит проводил время за египетскими, финикийскими, еврейскими свитками. Он не относился, подобно многим своим соотечественникам, презрительно ко всему неэллинскому. Он не называл египтян, карфагенян, евреев варварами. Мидаклит хорошо знал, что в то время, когда египтяне сооружали свои пирамиды и храмы, пользуясь законами геометрии, его собственные предки ещё были дикарями и, одетые в звериные шкуры, бродили по горам. Ему было известно, что задолго до Гомера жили вавилонские певцы, слагавшие гимны о богах и героях, и что ассирийцы умели определять солнечные затмения за четыреста лет до Фалеса,[18] а сидонянин Мох ещё до Троянской войны разработал учение об атомах. Он знал также и о том, что в то время как эллины верили сказкам, что Столбы Геракла — предел света, финикийцы вышли в океан. «Многому нужно поучиться у варваров», — любил повторять Мидаклит. Особенно понял он это здесь, в Карфагене.

— Над чем ты задумался, учитель? — послышалось вдруг.

Мидаклит обернулся.

— Это ты, Ганнон? — радостно воскликнул эллин, поднимаясь навстречу гостю. — Как я рад, что ты не забыл дорогу к моему дому!

— Я её найду и с закрытыми глазами, учитель, — улыбнулся Ганнон. — Это дорога моего детства, а тогда я был так счастлив!

— Я слышал о бедах, свалившихся на твои плечи. Пусть боги вдохнут в тебя мужество!

— Не будем об этом говорить. — Ганнон нахмурился. — Я принёс тебе одну вещь. Думаю, она тебя заинтересует. Вот! — и он протянул эллину табличку.

Мидаклит взял табличку, перевернул её, поднёс к глазам. Ганнон видел, как задрожали его руки, а кончики пальцев, державшие пластинку, побелели.