Журнал «Вокруг Света» №02 за 1986 год - Вокруг Света

— Видали! Даже мой отец, не говоря уже о деде и прадеде, не мог мечтать о таком. Они всю жизнь прожили в прокопченной юрте. Не везде даже были кошары для овец, обходились примитивными загонами...

Мы не спеша пьем из пиал зеленый душистый чай и ведем неторопливый разговор.

— Смысл нашего эксперимента, — произносит Агаджанов, — конечно, заключается не только в том, чтобы создать хорошие бытовые условия. Наша задача гораздо шире. Как, по-твоему, может ли ученый чему-нибудь научить пастуха, который много лет ходит за отарами, знает отлично пустыню, повадки животных, то есть вобрал в себя опыт не одного поколения своих предков?— И, не дожидаясь ответа, продолжает:— Взять, к примеру, выпас овец. По рекомендации Института пустынь мы разработали систему научного использования пастбищ. В нее входит так называемый пастбищенский оборот. Это значит, что одни участки используются летом, а другие — весной. Кроме того, надо давать и короткий отдых пастбищам, чтобы уберечь от вытаптывания травостоя и тем самым не способствовать наступлению опустынивания. Но самое главное — на нашей площади в десять тысяч гектаров, которую нам выделили для эксперимента, раньше могли пасти скот все, кому не лень, никто за пастбища не отвечал. Теперь положение изменилось — сейчас на ней пасется только одна отара, закрепленная за гелиокомплексом. И чабаны уже сами заинтересованы в том, чтобы лучше сохранить свою территорию...

Эксперимент продолжается. И не случайно выбрали для его проведения местечко Черкезли. Вблизи урочища не проходит ни линия электропередачи, ни асфальтированная дорога. Вот почему гелиоустановка, работающая на солнечной энергии, должна создать не просто сносные, а в определенной степени даже комфортные условия для работающих в пустыне людей.

Но, по мнению ученых, прежде чем приступить к массовому внедрению подобных проектов, необходимо точно знать, сможет ли он, этот проект, полностью обеспечить водой и кормами отару овец в урочище. Причем круглый год.

В масштабах республики это очень важно знать. Особенно сейчас, когда переходят на новую организацию животноводства в условиях пустыни.

— Конечно, какие-либо окончательные выводы делать рано, — заключает Велиназар.— Ведь наш гелиокомплекс работает, как я уже говорил, не на полную мощность. Поэтому пока десять-двадцать процентов кормов и воды приходится сюда доставлять. Но я говорю — пока!

Молодой ученый убежден, что в ближайшем будущем в пустыне появятся уже не единицы, а десятки, сотни гелиокомплексов Они стали насущной необходимостью, продиктованной временем.

Ашхабад — Черкезли —Москва

Владимир Устинюк, наш спец. корр. Фото автора

Дети маиса

Никарагуа, Никарагуита,

Самый лучший цветок в букете моей любви...

(Из песни Карлоса Мехия Годоя)

Мы, никарагуанцы, владеем всего лишь 130 тысячами квадратных километров, но каждый из них удивительно красив, — сказал мне как-то художник Арнольдо Гильен, невысокий плотный человек с большой лобастой головой и очень добрыми, чуть печальными глазами.— Остановись в любом месте, присмотрись, и ты увидишь, что пейзаж так и просится на полотно.

Никарагуита — ласково, уменьшительно говорят о своей родине никарагуанцы. Действительно, по сравнению с такими гигантами двух Америк, как Бразилия, США или Канада, Никарагуа кажется на карте маленькой бусинкой. Но попробуйте перенести ее в Европу, и окажется, что это государство больше Австрии или Португалии.

При всем том, что размеры Никарагуа невелики, север страны разительно отличается от юга, запад не похож на восток.

Юг экзотичен и ярок, как одежды мулатки. Диковинные, пестрые, самых невероятных оттенков цветы, буйная зелень пальм, янтарно-желтые кокосы, радужные блестки колибри, ослепительная лазурь океанских вод...

Север скромен и небросок. Бесконечные цепи гор с прозрачной сенью сосен по склонам. Низкие облака, медленно стекающие с вершины белыми потоками тумана. Быстрые, светлые горные речушки, неожиданные водопады в зарослях диких бананов, укрывающих землю голубыми сумерками своих широких листьев. Крестьянские хижины, притулившиеся к могучим стволам вековых сейб. Темная зелень кофейных деревьев и затянутые марлей делянки табака...

Запад прокален солнцем, выдублен жаркими ветрами, как «мачетеро» — рубщик сахарного тростника. Здесь долины с бескрайними плантациями хлопка, дымные шапки над кратерами действующих вулканов и синие чаши озер в кратерах вулканов потухших. Это аккуратные квадратики рисовых полей и светло-коричневые моря фасоли. Это самые крупные города — Манагуа, Леон, Гренада и самые древние индейские поселения — Никиноомо, Масатепе, Ниндири...

Восток загадочен и молчалив, как индеец-мискито, населяющий его джунгли. Восток весел и беззаботен, как метис, живущий на побережье Атлантики. От берегов Великого озера расстилается сине-зеленый ковер сельвы. Влажный фиолетовый мрак царит в нем, и лишь где-то наверху, в кронах деревьев, пульсирует жизнь — визгливо верещат обезьяны, пронзительно кричат попугаи, разносится иногда мощный, гулкий и грозный рык ягуара. Сельву пересекают широкие мутные реки, где, высоко взлетая над водой, играет доисторическая панцирная щука, а в бурой жиже заболоченных берегов терпеливо караулят добычу крокодилы. Ни человеческого следа, ни дымка очага на многие километры вокруг. Только у самой кромки океана на красноватой глинистой земле притулились деревянные городишки-порты: Пуэрто-Кабесас и Блуфилдс. Там слышна английская речь и не смолкают зажигательные африканские ритмы, наследованные неграми и метисами от далеких предков — рабов, которых привозили сюда англичане с Ямайки.

...Небо поблекло и выцвело от жары. Уже больше месяца на потрескавшуюся землю, на бурую и ломкую траву не проливается ни капли дождя. Пыль словно серая дымка висит в воздухе, скрипит на зубах, оседает на одежде.

На каменистой тропинке, круто уходящей вниз, в глубокий овраг, стоит девушка и плачет навзрыд, размазывая слезы по лицу рукавом цветастого ситцевого платья.

— Кто обидел, красавица? — участливо спрашивают проходящие мимо парни, сверкая белозубыми улыбками на смуглых лицах.

— Вам хорошо веселиться, — отвечает она сквозь всхлипы.— А я никак спуститься не могу. Хотя мне ведь тоже вместе со всеми на площадь хочется...

Девушка пытается сделать несколько шагов и едва не падает: на загорелых до черноты ногах, с детства привыкших к веревочным сандалиям, — щегольские туфли на высоких каблуках. Положение действительно безвыходное — и овраг не обойдешь, он тянется до самого горизонта, и туфли не снимешь, как же после этого надевать такую красоту на запыленные ноги?

— Поможем горю? — Ребята переглядываются. Двое подхватывают девушку на сцепленные руки и со смехом, криками, шутками живо выносят на верх противоположного склона. Девушка сияет...

Бросая строгие, неодобрительные взоры на шумную молодежь, степенно шествуют пожилые крестьяне в соломенных сомбреро и белых рубахах, застегнутых до самой верхней пуговицы. За ними, соблюдая приличествующую моменту дистанцию, семенят жены в черных торжественных платьях, за подолы цепляются выводки ребятишек, потрясенных невиданным доселе скоплением народа, шумом, какофонией многочисленных самодеятельных оркестриков... Повсюду, насколько хватает глаз, по тропкам, тропинкам, дорогам идет множество людей. Мелькают черно-красные знамена СФНО, бело-голубые государственные флаги, транспаранты, портреты Сандино...

Праздник. Народный, крестьянский праздник. Единственный в своем роде, непохожий на привычное рождество или пасхальную неделю. Первый такой праздник. В этот день крестьяне семнадцати кооперативов департамента Чинандега получали землю. Тысячи людей собрались на просторной деревенской площади общины Эль Порвенир. На трибуне, сбитой на скорую руку, член Руководящего совета правительства Национального возрождения доктор Рафаэль Кордова Ривас вручает представителям кооперативов «титулос» — документы на право владения землей. Гремят оркестры. Вздымая облака пыли, танцуют и стар и млад. Тут же, взобравшись на стулья, ящики или бочки из-под бензина, добровольные глашатаи зачитывают неграмотным односельчанам тексты «титулос». Чтецы охрипли от напряжения, рты пересохли, но их просят читать снова и снова, и они читают...

— Эй, челе! — Твердая, увесистая ладонь опускается сзади на мое плечо.

Оборачиваюсь. Невысокий коренастый крепыш. Смуглое широкоскулое индейское лицо, прямые иссиня-черные жесткие волосы.

— Меня зовут Оскар Осехо. Я председатель здешнего кооператива имени Аугусто Сандино. А ты кто? Гринго? Немец?