Журнал «Вокруг Света» №11 за 1986 год - Вокруг Света

Даниил Клугер. Компьютер по кличке «Кровавый пес»

До начала вахты оставалось еще около получаса. Штурман Кошкин скучающе вздохнул, потянулся и обвел взглядом свою каюту, маленькую и тесную, как все помещения на поисковых кораблях.

— Почитать, что ли? — вслух подумал штурман. Он протянул руку и набрал шифр библиотечного сектора. Вскоре на ладонь ему упала видеокассета.

— «Пираты южных морей»,— прочитал Кошкин и удовлетворенно улыбнулся. Морская романтика прошлого была его слабостью, и перед рейсом Кошкин забил весь библиотечный сектор Большого Компьютера записями романов и повестей о мореплавателях, корсарах и прочем. Были здесь и хрестоматийный «Остров сокровищ», и «Одиссея капитана Блада», и «Королевские пираты», и многое, многое другое.

Однако на этот раз ему не пришлось насладиться чтением. Внезапно погас свет и через мгновение вновь включился, но уже вполнакала. Вслед за этим в переговорном устройстве раздался голос капитана Альвареца:

— Кошкин, немедленно в рубку!

— Что стряслось, капитан? — спросил Кошкин, пытаясь разглядеть Альвареца в тусклом полусвете единственного горящего светильника.

— Ничего особенного...— как-то неуверенно ответил Альварец.— Просто, пока ты спал, наш «Поиск» сильно отклонился от курса. Как это случилось, не могу понять. Я ввел в Большой Компьютер новые данные для коррекции курса. Вот смотри, что он ответил.— Капитан передал штурману пластиковую ленту.

Брови Кошкина поползли вверх.

— Что за чушь?..— пробормотал он.

Коррекция курса выглядела следующим образом: «01001 крутой бейдевинд — 11011 фока-рей двенадцать (12) акул в глотку. Норд-норд-вест 1010 четыре (4) залпа на сундук мертвеца. Шесть (6) галлонов ямайского рома. БК-216 — Кровавый Пес».

— Вот это да...— протянул Кошкин.— Вот дает БК-216...— и вдруг запнулся.

Альварец с подозрением посмотрел на него:

— Кошкин! Терминология откуда? Галс, бейдевинд? Акулы в глотку?! Я тебя спрашиваю!

— Не знаю я ничего,— глядя в сторону, пробормотал Кошкин.

— Ой ли? Зато я знаю! — взорвался капитан.— Я тут ломаю голову, откуда это, а выходит... Не ты ли забил все блоки библиотечного сектора всякими островами сокровищ и прочими робинзонами крузо? А когда нас тряхнуло при резкой перемене курса, ячейки памяти, наверное, позамыкало черт знает как! И наш БК изъясняется сейчас исключительно языком капитана Флинта!

— Ну кто же знал? — развел руками Кошкин, виновато поднимая глаза.

— Надо было знать! — отрезал Альварец и нервно заходил по рубке.— Н-да, положение — нечего сказать... Сколько до базы?

— Двенадцать парсеков.

— Очень хорошо. Оч-чень хорошо! Отлично! — капитан подошел к боковому экрану и уставился в него, словно пытаясь среди тысяч разноцветных огоньков найти тот, к которому должен был выйти «Поиск». Кошкин торопливо защелкал клавишами.

— Что ты делаешь? — не оборачиваясь, спросил Альварец.

— Пытаюсь привести БК в чувство. Даю пробную задачу... Вот хулиган! — выругался штурман.

Альварец обернулся. На световом табло горел ответ компьютера: «Подай рому!»

— Н-да... Можно было бы, конечно, попробовать,— саркастически заметил капитан.— Жаль только, что на борту «Поиска» нет ничего крепче тритиевой воды. А тритиевую воду пираты, насколько я знаю, не потребляли. А?

Кошкин, не отвечая, снова пробежал пальцами по клавишам.

На этот раз ответ БК был пространнее, но зато безапелляционнее: «10001110 сто чертей в печень. Поворот оверштаг. 1101 повешу на рее. БК-216—Кровавый Пес».

— Очень хорошо,— резюмировал Альварец и замолчал. Кошкин сделал то же самое и не пытался больше общаться с мятежным компьютером.

Неожиданно капитан сказал:

— Ну-ка...— он побарабанил пальцами по спинке штурманского кресла.— Ну-ка, пусти...

— Зачем? — недоуменно спросил Кошкин, но встал.

— Значит, надо! — глаза капитана загорелись лихорадочным огнем.— Пират, говоришь? Ладно...— Усевшись перед пультом компьютера, он решительно нажал на клавиши.

БК-216 отозвался немедленно: «На абордаж. Курс...» Далее на табло возникли два ряда чисел.

— Ага! Чего же ты ждешь? — в восторге крикнул Альварец своему штурману.— Считывай! Это же коррекция курса!

— Н-ну...— Кошкин повернулся к Альварецу.— Как тебе это удалось? Н-не понимаю...

Капитан устало закрыл глаза.

— Я ему передал: «Торговая шхуна с грузом золота»,— меланхоличным голосом ответил он.— И координаты базы... Да, еще подпись: «Билли Бонс».

В тайниках Соловецкого монастыря

Вероятно, сабля князя Пожарского, а также палаш князя Скопина-Шуйского, что экспонируются в Государственном Историческом музее в Москве, знакомы многим еще с детских лет, с первых посещений музея. Но вряд ли кто-нибудь задумывался, как оказалось здесь легендарное оружие: кажется, оно было в этих стенах всегда, «вечно». А между тем судьба этих экспонатов необычна, подчас непонятна и загадочна. И загадочен прежде всего их путь в музей.

До революции сабля и палаш «с серебряной с золочением оправою, украшенной жемчугом, бирюзою и другими драгоценными каменьями», как описывают их в старых книгах, хранились в ризнице далекого Соловецкого монастыря. Они упоминаются как наиболее почитаемые реликвии в перечне монастырских сокровищ, в старинных путеводителях. Ни один из паломников не возвращался с Соловков, не осмотрев эти памятники истории Отечества нашего, сопричастные с именами выдающихся деятелей России и со знаменательными ее событиями.

Как сабля и палаш попали в Соловецкий монастырь? Их передал туда в 1647 году князь С. В. Прозоровский. Сабля досталась ему, сподвижнику народного героя, после смерти Пожарского. Вероятно, по желанию прославленного военачальника предполагалась этому монастырю. Похоже, что князь Дмитрий Михайлович с почтением к нему относился. Не об этом ли свидетельствует такой прелюбопытный факт. В 1613 году, заметьте, во время борьбы с польскими интервентами, Пожарский дарит Соловецкому монастырю редкий памятник отечественной письменности — рукописное Евангелие

XVI века, оправленное в серебряный с позолотой оклад, с чернью, драгоценными камнями, хрусталем и жемчугом. Этот подарок значится в описаниях монастырской ризницы в числе наиболее значительных подношений. Где теперь Евангелие пребывает? Неизвестно...

О палаше М. В. Скопина-Шуйского известно, что после загадочной смерти князя в 1610 году этим оружием двадцать восемь лет владел И. И. Шуйский, брат царя. К кому палаш перешел потом и как он оказался у Прозоровского — ведь именно он передал его вместе с саблей Пожарского в Соловецкий монастырь,— ответа нет.

Эти сведения о сабле и палаше собрала и опубликовала в научном, ныне малоизвестном сборнике специалист по старому русскому оружию М. М. Денисова. Указав также, что в музей они «поступили 14 января 1923 году из б. Соловецкого монастыря, в ризнице которого находились». При этом сославшись на музейную инвентарную запись. И опять загадка! Дело в том, что в 1923 году оружие не могло прийти в музей непосредственно из ризницы Соловецкого монастыря, так как его закрыли еще в мае 1920 года, а в августе того же года основные его ценности были вывезены с Соловков. Куда и кем? Об этом позже...

А не заглянуть ли мне самому в инвентарную книгу Исторического музея? Вдруг отыщу в ней такое, что не упоминается в описании сабли и палаша, данного Денисовой? Договариваюсь с директором музея Константином Григорьевичем Левыкиным. Меня допускают в отдел учета, выкладывают огромный, тяжелый, с золотым тиснением том, еще оставшийся от Императорского Исторического музея. С волнением перелистываю хрусткие страницы. Вот и год 1923-й. Нахожу январь, 14-е число. Есть, есть запись о поступлении сабли Пожарского и палаша Скопина-Шуйского. Она вполне соответствует уже знакомому комментарию. Однако постойте! Вижу несколько слов, которые Денисовой не приводятся. Как раз они-то и важны для меня, ибо открывают нечто новое... Убеждаюсь в простейшей истине — самому по возможности знакомиться с оригиналами документов, даже хрестоматийных.

Что это за слова? Вот они — «поступили из ГПУ» (Государственного политического управления, до 1922 года — ВЧК). Как видите, не прямо из ризницы Соловецкого монастыря. Запись интригующая, будоражащая воображение. Сразу видятся похищения, погони, перестрелки, поиски тайников, находки...

Очевидно, дело обстояло куда проще. И все же не покидало меня ощущение, что в период с 1920 по 1923 год с достопамятным оружием что-то приключилось. Ведь не случайно же оно попало к чекистам?!

Долго я оставался во власти предположений и догадок. Мои многочисленные запросы, письма, телефонные звонки, расспросы и разговоры «вывели» на Татьяну Михайловну Кольцову, сотрудницу Соловецкого историко-архитектурного музея-заповедника. Написал ей письмо, не рассчитывая, впрочем, на положительный результат. Но получил толковый и доброжелательный ответ. Вскоре Татьяна Михайловна прислала мне копии интереснейших документов, отысканных ею в различных архивах. Таких документов, которые я и не думал встретить.