Стихотворения 1999-2000 года - Александр Юринсон

Ее, плюются в лицо и шепчут,

И капитан принимают грудью

Судьбу муравья на плывущей щепке.

8

За окном обычно совсем не то,

Что хочется видеть, но от и до

Раскинулись крылья тысячи крыш,

И нету голоса крикнуть "кыш".

Так выглядит осенью голый пляж.

И так и тянет накинуть плащ,

Расправив зябко пушистый шарф.

Такой пейзаж превращает шар

Земной в бесспорную плоскость, в круг.

И воздух, переполняя грудь,

Спешит на волю звенящим "чхи!",

И с носа стряхивает очки.

9

Памяти Бродского

Серое море как грязная простынь

Скомканным краем тычется в пристань.

Волны (пена на них как короста)

Встали, готовясь идти на приступ.

Их угнетающе мерная поступь

Слышится днем, на закате и после.

Брызги наполнили блестками воздух,

Чуть затуманенный маревом возле

Края округлого, там, где так просто

Небо потрогать; и вовсе не подвиг

Голосом с пирса рассечь, а не торсом

Волны, всегда набегавшие по две.

24 мая 2000 г.

10

Хуже изгнания только остаться там,

Где родился, прятаться по кустам

От своего хвоста; где сам ты не так высок,

Как твой рост, потому что прячешь лицо в песок.

Хуже всего, вставая, видеть одну

И ту же картину, тот же ландшафт, луну,

Прячущую в облаках половину лица.

Начинать новый день с исписанного листа.

И когда четыре стены упираются в потолок,

С поднятым вверх лицом, как поплавок

На волне, не зная покоя, качаться в такт

Мысли, ползущей среди извилин как танк.

11

День слишком краток, чтоб подводить итог.

Оттого дневники копят в тебе труху

Событий. Всякий дневник - едок

Времени, вытянутого в строку,

Но не в струну: звук переходит грань

Слышимого, и напрасный труд

Раз за разом пытаться переиграть

Самого себя. Останется труп,

Если вычесть из человека то,

Что он называет своей судьбой,

И никто на свете - ни здесь, ни на том

Не возьмется быть такому судьей.

12

День начинается с пустяка,

Разросшегося до катастрофы, вроде

Будильника, выступившего в роли

Мухи, отскакивающей от стекла.

Затем пробуждение. Свет, едва

Ощупав сетчатку, растекается по квартире.

Ты тянешь время, как пешка, на Е-4

Сменить не желающая тепленькое Е-2.

Потом сточные трубы пьют воду с лица,

Опухшего за ночь как спелая слива.

Новый день встречает тебя брезгливо,

Как тупик - беглеца.

13

В душном воздухе лета запах зимы

Едва уловимый - может быть, от стены,

От серой кирпичной кладки, от лестницы, в чей пролет

Если уронишь взгляд - никто не подберет.

Запах зимы гнездится в ветвях, пока

Зеленых; в небе, где облака цвета потолка

Либо на голубом самолет оставляет след

Движения в пустоте, и не нужен свет.

Да скоро его и не будет. Вернее, будет, но

Недостаточно, чтобы, утром взглянув в окно,

Увидеть что-то кроме бесцветных глыб

Зимы, поджавшей в термометре ртутный клык.

14

Город, избавившийся от улиц.

Битый кирпич: остатки, останки

Строительства. Море уже не устриц

Выбрасывает, но консервные банки.

Так выглядит берег. А в перспективе

Будущее, с лихим бесстыдством

Обнажающее при каждом отливе

Свое прошлое, приглашая пуститься

В изыскания. Злата, злака

Не откопаешь в толще холодного

Сырого песка, где кончается свалка

И начинается археология.

15

Каждый шаг это прежде всего стук

Каблука об асфальт и только потом

Перемещенье тебя из "тут"

"Туда". С таким же звуком патрон

Входит в патронник. У пули путь

Длинней, но короче во времени. Цель

С ее точки зрения - только пункт

Назначенья. Молись, что остался цел.

Почаще взглядывай на часы,

Сверяя с тиканьем каждый шаг:

Когда шаги чересчур часты,

Значит ноги твои спешат.

16

У ломаной линии есть свое

Правило построенья. Куски прямых

Не просто отрезки, скорее - сырье,

И их прямота при них.

Из ломаных линий люди строят дома,

Что раскрыто идущим на слом жильем.

В конце ломаной линии сходишь с ума

Либо в мир иной попадаешь живьем.

И вся геометрия заломом рук

Провожает того, кто туда, где ни зги,

По кривой уходит - семь верст не крюк

Повторяя каждый ее изгиб.

17

В духоте июля асфальт, дымясь

Испареньями гроз, выцветает на солнце,

Как бумага, написанному дивясь,

Как готовящиеся к осени сосны.

И песок пробирается мимо ползком

Вдоль стены, змеей в иероглифах трещин.

И белье во дворе носовым платком

Раздувается и трепещет.

И солнце, забравшееся в зенит,

Так раскаляет камень, что здание

Всеми четырьмя стенами звенит,

Как комар, вылетающий на задание.

18

Слишком уж устремляется в небо

Город плоский, как блюдо,

Где прошедшее время "не был"

Равносильно - "не буду".

Где, сбиваясь со слога, речью

Вводят в прострацию, в невесомость

Камень, вставший вдоль русла речки,

Охраняя ее бессонность.

Так рождается неподвижность.

Тишина, входящая в уши

Раскаленной иглой. Слишком книжным

Стал для ближнего ужас.

19

События тесно наполнили память.

Пройденный путь переходит в опыт.

Снег начинает чернеть и таять:

Полоз пора заменить на обод.

Время скольжения в прошлом. Время

Вообще явление прошлого, чем-то

Приятное, но как правило вредное

Телу, вошедшему в возраст качения

Качения под гору! - Это не старость

Тела, но вроде отсутствия денег:

Смерть души, которая как ни старалась,

Почти ничего не успела сделать.

20

Входная дверь, ожидая ключа,

Доступна только грубому взлому.

Лампа глуха к человечьему слову

И не попросит тебя "включай!"

Постой в темноте, вдыхая пыль

Прихожей, сукна на вешалках, тапок.

Она образует потом осадок

В чаше, которую ты испил.

Так возвращаешься в дом, когда

Болен, зол, устал. От озноба

Выпей чаю, возьми на колени кота

И гладь, пока не заснете оба.

21

Вечер в краю болот. Комариный

Хор заводит песню о крови.

При жизни не ставшая балериной,

Душа вселяется в насекомое. Кровли

Дачных строений висят как флаги

В безветрии. Сорняки потоптали грядки.

Ночь наступает на левом фланге.

Время, бегущее в беспорядке

С поля боя, бросает свои трофеи.

Сыростью густо пахнуло от речки.

Хрип, поднимаясь со дна трахеи,

Не имеет ничего общего с речью.

22

Нераскрашенный городской ландшафт,

Не имеющий перспективы, то есть