Еда и патроны - Артем Мичурин

Мы, оставив Репу на стрёме, прошли в лавку. С самострелом решили повременить. Быстренько обшмонали прилавок, напихали в карманы сахара и двинулись к подсобке. Как говорят в таких случаях, ничто не предвещало…

— А ну на пол, бля!!! Суки! Перестреляю к херам!

Никогда не страдал излишней впечатлительностью, но в тот раз едва не обосрался. Даже видя всё вокруг, не сразу сообразил куда бежать. А уж мои подслеповатые коллеги и вовсе растерялись. Фара, охнув, ломанулся в стену. Крикун шарахнулся назад, споткнулся о ящики и грохнулся на жопу. Что происходило дальше в наполненной бешеными воплями лавке, я уже не застал, летел, сломя голову, прочь, не разбирая дороги, шлёпая по слякотному месиву. Остановился только возле двери нашего дома-бункера. Мне открыл Репа, мокрый и запыхавшийся. Через минуту подоспел Фара. А Крикуна всё не было. Не появился он и через час, и через два. Ждать становилось всё тяжелее. Отсутствие товарища тяготило. Но ещё больше тяготило всех опасение, что Крикун расколется и сдаст подельников, что неминуемо обернулось бы крупными неприятностями. Мы вскрыли лабаз на территории потерянных. По всем понятиям данный инцидент проходил как крысятничество.

«Не гадь, где спишь» — говорил Валет. Сам он нарушал этот принцип только в особых случаях, когда риск оправдывался величиной куша, и к делам таким подходил с удвоенной осторожностью. Мы же затратили на разработку полтора дня, сунулись неподготовленными, засветились, потеряли Крикуна… Даже если это не дойдёт до потерянных, страшно было подумать, что с нами сделает Валет, когда вернётся.

Стук в дверь раздался под утро. Я подтащил табурет, взгромоздился на него и ухватил задвижку. Фара сунул в бойницу стволы обреза. Мы переглянулись, ни слова не говоря, кивнули друг другу, и я чуть приоткрыл смотровую щель.

— Кто там?

Ответа не последовало. Через крохотный проём виден был только пустой предбанник.

— Кто, спрашиваю?

Опять тишина.

— Чего надо? — подал голос Фара, стараясь придать ему басовитости. — Товара нет. Через три дня приходи.

Внизу, за дверью, послышались стоны и постукивание.

— Крикун? — боязливо спросил подошедший Репа.

В ответ раздались неразборчивые бормотание на «собачьем».

— Чёрт. Крикун! Открывайте скорее!

— Нет, подожди, — преградил ему дорогу Фара. — А вдруг он за собой хвост притащил?

— Угу, — поддержал я. — Откроем дверь, запереться в случае чего уже не успеем. Пусть в окно лезет. Взрослый там следом не протиснется.

— Вы совсем охренели?! Он же не доползёт! Пусти! — выкрикнул Репа, пытаясь прорваться к засову.

— В окно, — невозмутимо повторил Фара.

— Уроды! — Репа, поняв бесплодность дальнейших пререканий, подошёл к двери и, отшвырнув обрез, заговорил в бойницу: — Крикун, слышишь меня? Сможешь вернуться наружу и подползти к окну? Мы поднимем щит.

С противоположной стороны раздались слабые вскрики чередующиеся хрипом, и удаляющееся шарканье.

— Довольны? — Репа посмотрел на нас, как на последнее говно. — А если он не доползёт? Если сдохнет там?!

Это был новый для меня вопрос. А действительно, что будет, если Крикун сдохнет? Из талантов он обладал только ловкостью пальцев, позволяющей вскрывать замки любой сложности. Но здесь я смог бы его заменить. Не слишком замороченные механизмы давались мне легко, а с замороченными разобраться — дело практики. Что ещё? Нужны ли четыре пары рук чтобы комфортно подломить хату? Нет. Трёх вполне достаточно. К тому же Крикун, видимо, даже если выживет, долго ещё не сможет быть полезен. Да и засветился он, наверняка, отчётливее остальных. По всему выходило, что в сложившейся ситуации потеря Крикуна была нам только на руку.

— Доползёт, — ответил я и, спрыгнув с табуретки, направился к окну.

Минуты через две в щит постучали.

Репа с Фарой предусмотрительно отошли в дальний конец комнаты, поближе к чулану. Я, прикинув, что если на пол упадёт граната, успею прыгнуть за книжный ящик, опустил рычаг.

Но на пол упал Крикун. Весь в грязи, с разбитой головой, он даже не пытался встать, скорчился в позе зародыша и жалобно поскуливал.

Первым к страдальцу подскочил Репа.

— Крикун, дружище, ты как? — тормошил он его за плечо, но в ответ раздавалось лишь мычание. — Где болит? Ну?

Подоспевший Фара оттолкнул Репу и перевернул сжавшегося в комок Крикуна на спину. Тогда стало понятно «где болит». Правый рукав у того был скручен в узел чуть ниже локтя и насквозь пропитался кровью.

— Мать твою. Ему руку отрубили, — Фара сидел над Крикуном и тупо смотрел, как с набухшей культи по полу растекается красная лужа.

Репа, вытаращив глаза, стоял рядом без движений.

Мне бы тоже последовать их примеру, да предаться созерцанию, наблюдая уход боевого товарища в мир иной, но вместо этого я взял со стола полотенце, обмотал, как жгутом, осиротевшее плечо Крикуна, сунул между ними первое, что подвернулось под руку — валяющийся на полу обрез — и закрутил, после чего, неожиданно для самого себя, приказал Фаре зафиксировать обрез на плече, чтобы жгут не ослаблялся, а Репе велел прижечь рану. Закончив с распоряжениями, подломил кочергой хлипкий замок оружейного шкафа, достал оттуда ПММ и вышел.

Не знаю, что меня подвигло на это. Особой злости я не испытывал. Судьба Крикуна тоже не слишком меня беспокоила. Но отчего-то я был абсолютно, на сто процентов уверен в необходимости такого шага.

Чёрный ход лавки всё ещё оставался не заперт. Внутри слышался шум, будто кто-то двигает мебель. Я пошёл на звук и, свернув в сторону подсобки, увидел… цель. Это был хозяин лабаза — упитанный, рослый мужик с густой бородою на добродушном мясистом лице. Он, кряхтя, толкал вдоль стены шкаф.

Секунд пять ушло у меня на то чтобы перебороть себя. Очень хотелось окликнуть суку, посмотреть ему в глаза, насладиться моментом, а уж потом… Но было только «потом». С трёх метров я не промахнулся. Толстяк дёрнул головой, словно получил затрещину, и повалился на пол.

Не сдвинутый до конца шкаф, наполовину скрывал дверь. То, что я за ней увидел, многое расставило по своим местам. Хозяин лавки не прочь был перекусить человечиной. В подвале, куда эта дверь вела, находился ледник с «провиантом». Определить сколько несчастных нашли там последний приют, представлялось затруднительным. Разделанные туши, руки, ноги и головы было аккуратно развешаны по крюкам, как на рынке. В двух ваннах со льдом хранился переложенный бумагой ливер. В центре стояла колода для рубки мяса. На стене, в строгом порядке от меньшего к большему, висели ножи, тесаки, пилы и топоры.

А вот чего в лавке не нашлось, так это сигарет. Видимо, наш «благопристойный» торговец сам распространял слухи о ценном товаре, с намерением заманить очередную закуску.

Поддавшись секундному порыву, я снял одну из ножовок и, прихватив стоявшее в углу ведро, поднялся наверх.

Глава 2

Крикун моего презента не оценил. Наверное, слишком сильны ещё были воспоминания об откромсанной руке, а простреленная голова, взирающая со дна ведра добрыми сытыми глазами, навевала тоску. Новоиспечённый инвалид ревел не затыкаясь. Как удалось выяснить из сбивчивых разъяснений, он лишился клешни, пребывая в бессознательном состоянии после того, как огрёб прикладом по лбу. Рассечение вышло глубокое, и крови было хоть отбавляй. Не удивительно, что барыга-людоед посчитал Крикуна готовым к употреблению. Но тот вовремя оклемался и сдриснул, воспользовавшись усыплённой бдительностью гурмана. Черепушка оказалась крепкой, благодаря чему сотрясённые, недополучающие кислорода, но всё же целые мозги сообразили, как выбраться из склепа-холодильника и даже подсказали незадачливому хозяину, что хорошо бы найти и прихватить с собой потерянную конечность. На каких гениев медицины Крикун при этом рассчитывал, сказать сложно, однако конечность принёс. Правда, чужую, левую и сильно пострадавшую от обморожения. А тут и я явился с головой… Словом, ещё одна чужая часть тела радости ему не добавила.

Зато Валет, вопреки ожиданиям, смог оценить красоту жеста. Нет, конечно, первым делом он схватил черенок от лопаты и гонял им всю честную братию из угла в угол. Досталось в том числе и Крикуну. Но придя в себя и рассмотрев начавший уже пованивать трофей, наш опекун немного смягчился.

Следующим утром Валет отвёл меня на пустырь.

— Держи, — сунул он мне АПБ и поставил на камень жестяную кружку. — Ну, давай.

Стрелял я до того лишь дважды. Первое знакомство с огнестрелом произошло рано, но не слишком удачно. Баловались с отбитой в драке поджигой. На пятом выстреле казённую часть этого убогого изделия разорвало, и мне только чудом удалось избежать серьёзных увечий. Из брови и скулы вытащили семь осколков. С тех пор тягу к пострелушкам не питал, за что вытерпел немало насмешек от соседских пацанов, пока не научился как следует пользоваться ножом. Полученный четыре дня назад опыт стрельбы стал вторым. И вот теперь я стоял в десяти метрах от мишени, вертя в руках громадный АПБ, и думал, как бы не расстроить Валета. Потому что расстроенный Валет был импульсивен, а рядом валялась доска с гвоздями. Но в тот раз мне повезло, со второго выстрела кружка упала замертво, пробитая навылет. С тех пор тренировки стали регулярными. Патронов Валет не жалел, и оплеух тоже. За две недели я вполне сносно освоил АПБ, «Кедр» и даже гордость моего наставника — СВ-99. Да и ножом, как выяснилось, старый нарик владеть не разучился. Для пущего эффекта Валет даже раскошелился на свежего жмура, отвалив местному могильщику — как сейчас помню — аж восемь монет. Учитывая мой тогдашний рост, тренировался я в основном по «нижнему этажу»: связки голеностопа и коленей, пах, бедренные артерии, брюшина, печень. К вечеру второго дня низ нашего «манекена» стал похож на драную тряпку. Тогда я приступил ко второму ярусу: легкие, связки локтевых и плечевых суставов, сердце, шея. Валет учил бить точно и быстро. Не кромсать абы как, но наносить удары в строгой последовательности: шокировать, сковать, убить. Сам он делал это, казалось, на чистых рефлексах. Медленная, чтобы я смог понять, серия из трёх-четырёх тычков и порезов на реальной скорости сливалась в едва уловимое движение рук, занимающее чуть больше секунды. Сталь клинка летела по рубленой траектории, оставляя вскрытую плоть в местах кратких остановок: пах-колено-печень, лёгкое-локоть-горло, шея-локоть-сердце. Тяжелее всего мне давались удары в грудную клетку. Нож то и дело утыкался в рёбра, не желая проникать внутрь. Зато отлично выходила связка пах-колено-подключичная артерия. Протыкать, будто специально предназначенную для этого мякоть между ключицей и трапециевидной мышцей оказалось легче, чем резать неподатливое горло. Валет остался доволен техникой исполнения и даже не ворчал, раз за разом помогая истерзанному трупу бухаться на колени.