Cтихотворения (С иллюстрациями) - Александр Пушкин

Опытность

Кто с минуту переможетХладным разумом любовь,Бремя тягостных оковЕй на крылья не возложит.Пусть не смейся, не резвись,С строгой мудростью дружись;Но с рассудком вновь заспоришь,Хоть не рад, но дверь отворишь,Как проказливый ЭротПостучится у ворот.

Испытал я сам собоюИстину сих правых слов.«Добрый путь! прости, любовь!За богинею слепою,Не за Хлоей, полечу,Счастье, счастье ухвачу!» —Мнил я в гордости безумной.Вдруг услышал хохот шумный,Оглянулся… и ЭротПостучался у ворот.

Нет! мне, видно, не придетсяС богом сим в размолвке жить,И покамест жизни нитьСтарой Паркой там прядется,Пусть владеет мною он!Веселиться – мой закон.Смерть откроет гроб ужасный,Потемнеют взоры ясны,И не стукнется ЭротУ могильных уж ворот!

Блаженство

В роще сумрачной, тенистой,Где, журча в траве душистой,Светлый бродит ручеек,Ночью на простой свирелиПел влюбленный пастушок;Томный гул унылы трелиПовторял в глуши долин…

Вдруг из глубины пещерыЧтитель Вакха и Венеры,Резвых Фавнов господин,Выбежал Эрмиев сын.Розами рога обвиты,Плющ на черных волосах,Козий мех, вином налитый,У Сатира на плечах.Бог лесов, в дугу склонившисьНад искривленной клюкой,За кустами притаившись,Слушал песенки ночной,В лад качая головой. —

«Дни, протекшие в весельи!(Пел в тоске пастух младой)Отчего, явясь мечтой,Вы, как тень, от глаз исчезлиИ покрылись вечной тьмой?

Ах! когда во мраке нощи,При таинственной луне,В темну сень прохладной рощи,Сладко спящей в тишине,Медленно, рука с рукою,С нежной Хлоей приходил,Кто сравниться мог со мною?Хлое был тогда я мил!

А теперь мне жизнь – могила,Белый свет душе постыл.Грустен лес, поток уныл…»Хлоя – другу изменила!..Я для милой… уж не мил!..»

Звук исчез свирели тихой;Смолк певец – и тишинаВоцарилась в роще дикой;Слышно, плещет лишь волна,И колышет повиликойТихо-веющий зефир…Древ оставя сень густуюВдруг является Сатир.Чашу дружбы круговуюПенистым сребря вином,Рек с осклабленным лицом:«Ты уныл, ты сердцем мрачен;Посмотри ж, как сок прозраченБлещет, осветясь луной!Выпей чашу – и душойБудешь так же чист и ясен.Верь мне: – стон в бедах напрасен.Лучше, лучше веселись,В горе с Бахусом дружись!»И пастух, взяв чашу в руки,Скоро выпил всё до дна.О могущество вина!Вдруг сокрылись скорби, муки,Мрак душевный вмиг исчез!Лишь фиял к устам поднес,Всё мгновенно пременилось,Вся природа оживилась,Счастлив юноша в мечтах!Выпив чашу золотую,Наливает он другую;Пьет уж третью… но в глазахВид окрестный потемнился —И несчастный… утомился.Томну голову склоня,«Научи, Сатир, меня, —Говорит пастух со вздохом, —Как могу бороться с роком?Как могу счастливым быть?Я не в силах вечно пить».– «Слушай, юноша любезный,Вот тебе совет полезный:Миг блаженства век лови;Помни дружбы наставленья:Без вина здесь нет веселья,Нет и счастья без любви;Так поди ж теперь с похмельяС Купидоном помирись;Позабудь его обидыИ в объятиях ДоридыСнова счастьем насладись!»

Лаиса Венере, посвящая ей свое зеркало

Вот зеркало мое – прими его, Киприда!Богиня красоты прекрасна будет ввек,Седого времени не страшна ей обида:Она – не смертный человек;Но я, покорствуя судьбине,Не в силах зреть себя в прозрачности стеклаНи той, которой я была,Ни той, которой ныне.

К Hаташе

Вянет, вянет лето красно;Улетают ясны дни;Стелется туман ненастныйНочи в дремлющей тени;Опустели злачны нивы,Хладен ручеек игривый;Лес кудрявый поседел;Свод небесный побледнел.

Свет-Наташа! где ты ныне?Что никто тебя не зрит?Иль не хочешь час единыйС другом сердца разделить?Ни над озером волнистым,Ни под кровом лип душистымРанней – позднею поройНе встречаюсь я с тобой.

Скоро, скоро холод зимныйРощу, поле посетит;Огонек в лачужке дымнойСкоро ярко заблестит;Не увижу я прелестнойИ, как чижик в клетке тесной,Дома буду гореватьИ Наташу вспоминать.

Пирующие студентам

Друзья! досужный час настал;Все тихо, всё в покое;Скорее скатерть и бокал!Сюда вино златое!Шипи, шампанское, в стекле.Друзья! почто же с КантонСенека, Тацит на столе,Фольянт над фолиантом?Под стол холодных мудрецов,Мы полем овладеем;Под стол ученых дураков!Без них мы пить умеем.

Ужели трезвого найдемЗа скатертью студента?На всякой случай изберемСкорее президента.В награду пьяным – он нальетИ пунш, и грог душистый,А вам, спартанцы, поднесетВоды в стакане чистой!Апостол неги и прохлад,Мой добрый Галич, vale![20]

Ты Эпикуров младший брат,Душа твоя в бокале.Главу венками убери,Будь нашим президентом,И станут самые цариЗавидовать студентам.

Дай руку, Дельвиг! что ты спишь?Проснись, ленивец сонныйТы не под кафедрой сидишь,Латынью усыпленный.Взгляни: здесь круг твоих друзей;Бутыль вином налита,За здравье нашей Музы пей,Парнасской волокита.Остряк любезный[21], по рукам!Полней бокал досуга!И вылей сотню эпиграммНа недруга и друга.

А ты, красавец молодой[22],Сиятельный повеса!Ты будешь Вакха жрец лихой,На проччее – завеса!Хотя студент, хотя я пьян.Но скромность почитаю;Придвинь же пенистый стакан,На брань благословляю.

Товарищ милый, друг прямой,Тряхнем рукою руку,Оставим в чаше круговойПедантам сродну скуку:Не в первый раз мы вместе пьем,Нередко и бранимся,Но чашу дружества нальем —И тотчас помиримся. —

А ты, который с детских летОдним весельем дышешь,Забавный, право, ты поэт.Хоть плохо басни пишешь;С тобой тасуюсь без чинов,Люблю тебя душою,Наполни кружку до краев, —Рассудок! бог с тобою!

А ты, повеса из повес[23],На шалости рожденный,Удалый хват, головорез,Приятель задушевный,Бутылки, рюмки разобьемЗа здравие Платова,В козачью шапку пунш нальем —И пить давайте снова!..

Приблизься, милый наш певец,Любимый Аполлоном!Воспой властителя сердецГитары тихим звоном.Как сладостно в стесненну грудьТомленье звуков льется!..Но мне ли страстью воздохнуть?Нет! пьяный лишь смеется!

Не лучше ль, Роде записной,В честь Вакховой станицыТеперь скрыпеть тебе струнойРасстроенной скрыпицы?Запойте хором, господа,Нет нужды, что нескладно;Охрипли? – это не беда:Для пьяных всё ведь ладно!

Но что?… я вижу всё вдвоем:Двоится штоф с араком;Вся комната пошла кругом;Покрылись очи мраком…Где вы, товарищи? где я?Скажите, Вакха ради…Вы дремлете, мои друзья,Склонившись на тетради…Писатель за свои грехи!Ты с виду всех трезвее;Вильгельм, прочти свои стихи,Чтоб мне заснуть скорее[24].

Бова

(Отрывок из поэмы)

Часто, часто я беседовалС болтуном страны Эллинския[25]И не смел осиплым голосомС Шапеленом и с РифматовымВоспевать героев севера.Несравненного ВиргилияЯ читал и перечитывал,Не стараясь подражать емуВ нежных чувствах и гармонии.Разбирал я немца КлопштокаИ не мог понять премудрого!Не хотел я воспевать, как он;Я хочу, чтоб меня понялиВсе от мала до великого.За Мильтоном и КамоэнсомОпасался я без крил парить;Не дерзал в стихах бессмысленныхХерувимов жарить пушками,С сатаною обитать в раю,Иль святую богородицуВместе славить с Афродитою.Не бывал я греховодником!Но вчера, в архивах рояся,Отыскал я книжку славную,Золотую, незабвенную,Катехизис остроумия,Словом: Жанну ОрлеанскуюПрочитал, – и в восхищенииПро Бову пою царевича.

О Вольтер! о муж единственный!Ты, которого во ФранцииПочитали богом некиим,В Риме дьяволом, антихристомОбезьяною в Саксонии!Ты, который на РадищеваКинул было взор с улыбкою,Будь теперь моею Музою!Петь я тоже вознамерился,Но сравняюсь ли с Радищевым?

Не запомню, сколько лет спустяПосле рождества Спасителя,Царь Дадон со славой царствовалВ Светомире, сильном городе.Царь Дадон венец со скипетромНе прямой достал дорогою,Но убив царя законного,Бендокира Слабоумного.(Так бывало верноподданныВеличали королей своих,Если короли беспечные,Не в постеле и не ночкоюПочивали с камергерами).Царь Дадон не СлабоумногоБыл достоин злого прозвища,Но тирана неусыпного,Хотя, впрочем, не имел его.Лень мне все его достоинстваИ пороки вам показывать:Вы слыхали, люди добрые,О царе, что двадцать целых летНе снимал с себя оружия,Не слезал с коня ретивого,Всюду пролетал с победою,Мир крещеный потопил в крови,Не щадил и некрещеного,И в ничтожество низверженныйАлександром, грозным ангелом,Жизнь проводит в униженииИ, забытый всеми, кличетсяНыне Эльбы императором: —Вот таков-то был и царь Дадон.

Раз, собрав бородачей совет(Безбородых не любил Дадон),На престоле пригорюнившись,Произнес он им такую речь:«Вы, которые советамиОблегчили тяжесть скипетраУсладили участь царскую(Не горька она была ему),Мудрые друзья, сподвижники!К вам прибегнуть я решаюся:Что мне делать ныне? – Слушайте».

Все привстали, важно хмуряся,Низко, низко поклонилисяИ, подправя ус и бороду,Сели на скамьи дубовые.

«Вам известно, – продолжал Дадон, —Что искусством и неправдоюЯ достиг престола шаткогоБендокира Слабоумного,Сочетался с Милитрисою,Милой женкой Бендокировой,И в темницу посадил Бову,Принца крови, сына царского.Легче, легче захватить былоСлабоумного златой венец,Чем, надев венец на голову,За собою удержать его.Вот уже народ бессмысленный,Ходя в праздники по улицам,Меж собой не раз говаривал:Дай бог помочь королевичу.

Ведь Бова уже не маленькой,Не в отца своей головушкой,Нужды нет, что за решеткою,Он опасен моим замыслам.Что мне делать с ним? скажите мне,

Не оставить ли в тюрьме его?»

Всё собранье призадумалось,Все в молчаньи потупили взор.То-то, право, золотой совет!Не болтали здесь, а думали:Арзамор, муж старый, опытный,Рот открыл было (советоватьЗнать хотелось поседелому),Громко крякнул, но одумалсяИ в молчаньи закусил язык.Ко лбу перст приставя тщательно,Лекарь славный, Эскулапа внук,Эзельдорф, обритый шваб, зевал,Табакеркою поскрыпывал,Но молчал, – своей премудростиОн пред всеми не показывал.Вихромах, Полкан с Дубынею,Стража трона, славны рыцари,Все сидели, будто вкопаны.Громобурь, известный силою,Но умом непроницательный,Думал, думал и нечаянноЗадремал… и захрапел в углу.Что примера лучше действует?Что людьми сильней ворочает?Вот зевнули под перчаткоюХрабрый Мировзор с Ивашкою,И Полкан, и Арзамор седой…И ко груди преклонилисяТихо головами буйными…Глядь, с Дадоном задремал совет…Захрапели много-мыслящи!

Долго спать было советникам,Если б немцу не пришлось из рукТабакерку на пол выронить.Табакерка покатиласяИ о шпору вдруг удариласьГромобуря, крепко спавшего,Загремела, раздвоилася,Отлетела в разны стороны…Храбрый воин пробуждается,Озирает всё собрание…Между тем табак рассыпался,К носу рыцаря подъемлется,И чихнул герой с досадою,Так что своды потрясаются,Окны все дрожат и сыплются,И на петлях двери хлопают…Пробуждается собрание!

«Что тут думать, – закричал герой: —Царь! Бова тебе не надобен,Ну, и к чорту королевича!Решено: ему в живых не быть.После, братцы, вы рассудите,Как с ним надобно разделаться».Тем и кончил: храбры воиныРечи любят лаконически.«Ладно! мы тебя послушаем, —Царь промолвил, потянувшися, —Завтра, други, мы увидимся.А теперь ступайте все домой».

Оплошал Дадон отсрочкою.Не твердил он верно в азбуке:

Не откладывай до завтрого,Что сегодня можешь выполнить.Разошлися все придворные.Ночь меж тем уже сгущалася,Царь Дадон в постелю царскуюВместе с милой лег супругою,С несравненной Милитрисою,Но спиной оборотился к ней:В эту ночь его величествуНе играть, а спать хотелося.

Милитрисина служаночка,Зоя, молодая девица,Ангел станом, взором, личиком,Белой ручкой, нежной ножкою,С госпожи сняв платье шелково,Юбку, чепчик, ленты, кружева,Всё под ключ в комоде спряталаИ пошла тихонько в девичью.Там она сама разделася,Подняла с трудом окошечкоИ легла в постель пуховую,Ожидая друга милого,Светозара, пажа царского:К темной ночке обещался онИз окна прыгнуть к ней в комнату.Ждет, пождет девица красная:Нет, как нет всё друга милого.Чу! бьет полночь – что же Зоинька?Видит – входят к ней в окошечко…Кто же? друг ли сердца нежного?Нет! совсем не то, читатели!Видит тень иль призрак старогоВенценосца, с длинной шапкою,В балахоне вместо мантии,Опоясанный мочалкою,Вид невинный, взор навыкатеРот разинут, зубы скалятся,Уши длинные, ослиныеНад плечами громко хлопают;Зоя видит и со трепетомУзнает она, читатели,Бендокира Слабоумного.

Трепетна, смятенья полная.Стала на колени Зоинька,Съединила ручку с ручкою,Потупила очи ясныеПрочитала скорым шопотомТо, что ввек не мог я выучить:Отче наш и Богородице,И тихохонько промолвила:«Что я вижу? Боже! Господи…О Никола! Савва мученик!Осените беззащитную.Ты ли это, царь наш батюшка?Отчего, скажи, оставил тыНыне царствие небесное?»

Глупым смехом осветившися,Тень рекла прекрасной Зоиньке:«Зоя, Зоя, не страшись, мой свет,Не пугать тебя мне хочется,Не на то сюда явился яС того света привидением. —Весело пугать живых людей,Но могу ли веселиться я,Естьли сына Бендокирова,Милого Бову царевича,На костре изжарят завтра же?»

Бедный царь заплакал жалобно.Больно стало доброй девушке.«Чем могу, скажи, помочь тебе.Я во всем тебе покорствую».– «Вот что хочется мне, Зоинька!Из темницы сына выручи,И сама в жилище мрачноеСядь на место королевича,Пострадай ты за невинного.Поклонюсь тебе низехонькоИ скажу: спасибо, Зоинька!»

Зоинька тут призадумалась:За спасибо в темну яму сесть!Это жестко ей казалося.Но, имея чувства нежные,Зоя втайне согласиласяНа такое предложение.

Так, ты прав, оракул Франции,Говоря, что жены, слабыеПротив стрел Эрота юного,Все имеют душу добрую,Сердце нежно непритворное.«Но скажи, о царь возлюбленный!Зоя молвила покойнику: —Как могу (ну, посуди ты сам)Пронестись в темницу мрачную,Где горюет твой любезный сын?Пятьдесят отборных воиновДнем и ночью стерегут его.Мне ли, слабой робкой женщине,Обмануть их очи зоркие?»«Будь покойна, случай найдется,Поклянись лишь только милая,Не отвергнуть сего случая,Если сам тебе представится».«Я клянусь!» – сказала девица.Вмиг исчезло привидение,Из окошка быстро вылетевВоздыхая тихо ЗоинькаОпустила тут окошечкоИ в постеле успокоившисьСкоро, скоро сном забылася.

К Батюшкову