Свидание с чужим парнем - Мария Чепурина

— А вдруг он догадается, что это мы? Придет и скажет: «Зачем это вы про меня объявления вешаете, влюбились, что ли?» И потом еще всем разболтает…

— Ты что?! — Валька замахала руками. — Ни за что он не догадается! Да если и сумеет — скажем, что не мы, всего делов-то! Кто нас видел?

— Вдруг болтать начнут…

— Как начнут, так и закончат! — Валентину никогда не покидает присутствие духа. — Сколько можно тебя учить?! На все подколы насчет влюбленности следует отвечать: «А ты что, ревнуешь?» Действует безотказно!

Валя была права, но мое настроение так испортилось из-за Катьки, что прикол с объявлением казался уже совершенно неинтересным. Делать снова стало нечего, тем более, что Макс, видимо, должен вернуться не скоро, а Валю позвали ужинать. Я вернулась на свой участок и с горя согласилась почистить картошку. Через час после нашего расставания Валентина, уже успевшая поесть, снова прибежала ко мне. Судя по тому, что к этому времени очищены были всего три картофелины, про ужин сегодня мои предки могли забыть.

— Слушай! — без предисловий начала подруга, усевшись на ящик возле ведра с очистками. — У меня возникла гениальная идея.

— Насчет чего? — равнодушно отозвалась я.

— Насчет того, как проучить Катьку и здорово повеселиться! Сведем их с Максом!

— В смысле?

— Напишем любовные письма! Максиму от Катьки, а ей от него! И посмотрим, что будет! А? Мысль? Ну? Что?

Я улыбнулась.

Ух, Валька! Действительно мысль ведь!

Глава 2. Три записки

Интересно, как они отреагируют? — спрашивала я Валентину на другой день, закрывая калитку в воротах, которые мы только что миновали. — Мне прямо не терпится узнать, а?

— Так мне тоже. — Валентина улыбнулась. — Вот скажи-ка, ты на месте Катьки что бы сделала?

— На месте Катьки? — я притворилась, что не понимаю, о чем речь. — На месте Катьки, то есть если бы я была глупой, противной, все время жующей и ржущей девчонкой… Наверно б повесилась!

— Я не про это!

— Да ну? А про что же?

— Надька, не прикидывайся дурочкой! Ну представь себе: находишь ты записку… Ну, любовную…

— От Макса?

— Предположим, что от Макса.

Я хихикнула. Какая это глупость, представлять такие вещи! Даже как-то, что ли, стыдно… перед собственной фантазией.

Ворота нашего поселка скрылись из вида. Позади остался разрисованный Дэном участок забора. А вот мы прошли и то место, где однажды, в розовом детстве, я обнаружила самый-огромный-на-свете гриб-дождевик, который потом так замечательно взорвался. Слева от дороги потянулись картофельные поля: когда-то дачники получили их в дополнение к основным участкам. Вот картошка, словно по линеечке рассаженная, — это Тимофеевых; вот пышная и мощная, как джунгли, — дяди Гоши; вот и наша — поскромнее; дальше елкинская — эту еле видно в жутких дебрях сорняков. Вот Валькина, вернее, ее бабушки — до сих пор не окучена… Странно, Валька говорила, что вчера… Может, я ослышалась? Впрочем, какая разница, стоит ли про это думать… Тем более что сейчас мы проходим мимо моей любимой картошки — Степана Петровича. Хозяин кубического кувшина так боится за свой урожай, что воткнул в землю табличку с устрашающими надписями, которую поворачивает то одной, то другой стороной к дороге. Иногда, идя из поселка или в поселок, я загадываю желание и спрашиваю ответ у Петровичева пугала. Если там написано: «ЗА ВОРОВСТВО — ПУЛЯ!!!», тогда считаю, сбудется. Отрицательный ответ символизирует обличительная фраза, намалеванная с другой стороны доски: «Презренные воры! Обкрадываете больного старика!!!»

— И все-таки, — не унималась подруга. — Что бы ты сделала, если бы получила такое признание?

— Что да что… — Мне хотелось устроить какое-нибудь хулиганство с табличкой Петровича. Думать о «если» и глупых записках совсем никакого желания не было. — По обстоятельствам!

— Ну, например?

— Например, я пошлю его на фиг, — отрезала я.

— С тобой каши не сваришь…

— А мы не за кашей идем!

Шли мы с Валькой за дезиком. И не за просто каким-нибудь! Нужен был с запахом дыни, желательно «Фа». Для чего? А сейчас расскажу…

…С самого утра, уже радостно предвкушая грандиозные развлекательные последствия своего мероприятия, мы засели за составление любовных посланий. Предложение Валентины окончательно разделаться с ее старой тетрадью по физике я отклонила: забоялась, что заметят, что записки написаны на одной бумаге с объявлением про мозги — вдруг кто-то догадался, что это мы его разместили! В результате решено было использовать полосатые странички только как черновик (в таком серьезном деле не обойтись без черновика!), а для самих посланий взять лист импортной мелованной бумаги, случайно завалявшийся в пачке со старыми чертежами, и страницу «Для заметок», вырванную из книги «Роль партийных органов в развитии веревочной промышленности юга Нижнекамского района», обнаруженной среди древних журналов в моем логове.

— Если опасаешься, как бы не догадались, что у объявления и записок один автор, пиши ты, — сказала Валька. — Чтоб мой почерк не узнали.

Пожалуй, это была здравая мысль.

Несколько раз чуть не поругавшись и исчеркав черновик вдоль и поперек, мы, наконец, сочинили два текста любовных посланий, которые мне предстояло перекатать на ценную историческую бумагу. Шедевр от имени Катьки был следующим:

«Максимушка! Лапусик, зайчик, котик, рыбик, пупсик! Сердце разрывается от того, что ты не рядом! Ах, ангел мой, ах, принц, свет мой ясный, касатик, соколик, неужели ты так и не заметил всех моих знаков внимания, не догадался, что сердечко мое девичье ради тебя только и бьется? О приди ко мне, Максимушка, сахарный ты мой, медовый, пряничный, заключи меня в нежные объятия, назови своей невестою! Все отдам за это, друг сердечный! Даже свой телефон Сони Эриксон новой модели с пятимегапиксельной камерой, кучей мелодий и видеоплеером!»

Второе послание вышло по-мужски кратким и решительным: «Катюха! Ты клевая телка. Мутить со мной будешь?»

После таких писем, сами понимаете, подписей, тем более обычных (типа «твоя Катя» или «с уважением, Максим»), не может быть. Ведь в 13 лет нормальный человек не хочет, чтобы о его любви стало известно — даже если сам в ней признается. Послание, подписанное именем, — топорная работа, очевидная подделка. Не то что записка анонимная: она всегда оставляет богатые возможности для маневров, продолжений хулиганства.

Разумеется, оставлять свои опусы полностью анонимными мы не собирались, иначе потерялся бы весь интерес. Необходимо было пометить их какими-то опознавательными знаками, символами, которые указывали бы на Катьку и Максима, причем и достаточно четко, и не слишком прозрачно. В итоге скупое мужское признание решили снабдить вложенным в конверт цветком Разбитое Сердце, предварительно подсушенным с помощью поставленного сверху горячего чайника (к сожалению, утюга на даче не нашлось). На нашей улице Разбитое Сердце выращивают только предки Макса, причем растет оно пышно, прямо возле калитки, и привлекает всеобщее внимание: представьте себе этакий кустик, увешанный маленькими розовыми, как домик Барби, расколотыми на две половинки сердечками, из каждого из которых торчит подобие белой сопли. Весьма романтичное зрелище!