История русской социологии - Андрей Медушевский

В соответствии с правовой традицией того времени право подразделяется на публичное и частное, причем последнее рассматривается как подчиненное по отношению к первому. Это связано с гипертрофированным представлением о государстве как «высшем назначении народа, его историческом призвании», «высшей цели общественного развития»13. Государство предстает вечным и «верховным союзом на земле»14. В соотношении общества и государства, как понял его Чичерин, наиболее отчетливо выражается механичность гегелевского представления о публичном и частном праве, в соответствии с которым «гражданское общество» образуется на основе взаимодействия частных целей отдельных лиц, а государство является осуществлением общественной или коллективной цели. Не случайны поэтому упреки Чичерину в возрождении теорий естественного права и «общественного договора» Руссо, высказывавшиеся в современной ему юридической литературе. В связи с этим понятна также логика критики Чичериным известных правовых теорий того времени, дающих определение права с неокантианских позиций (работы Р. Иеринга «Цель в праве» и сочинений С.А. Муромцева).

В учении о государственной власти для Чичерина характерна известная дихотомия, т. е. все формы правления он однозначно подразделяет на государственные и негосударственные. При этом, в отличие от Гегеля, Чичерин придает самостоятельное значение не только идеалу государственного устройства, но и подготовившим его формам, отмечая, что с исторической точки зрения «все образы правления одинаково правомерны, хотя не все обнаруживают одинаковую степень развития»15. Однако, как и Гегель, идеальной формой правления Чичерин считал конституционную монархию, позволяющую, по его мнению, совместить сильную власть (монархическое начало) и свободу (элемент народного представительства). В этих идеалах нашли выражение политические устремления либерализма в конкретных условиях России, отразившиеся в либеральном земском движении и публицистике16.

Отмеченная тенденция нашла развитие в трудах государственников более позднего периода. В очерке А.Д. Градовского «Политическая философия Гегеля» последовательно раскрывается гегелевская трехступенчатая формула – семья, гражданское общество, государство. Характерно, что автор делает упор именно на ступенчатый, механистический характер формулы, а не рассматривает ее как выражение диалектической триады, что было свойственно представителям государственной школы раннего периода. Вполне в духе гегелевской философии права государство определяется как «продукт сознавшего себя духа, продукт народного самосознания», «действительность идеи воли, действительность конкретной свободы». Эти признаки государства объединяются постулатом единства цели: «…государство… есть само по себе цель. Эта цель есть абсолютная, неподвижная и конечная цель, в которой свобода достигает высочайшего своего права». В отличие от многих других авторов, Градовский склоняется к расширительной трактовке формулы Гегеля о конституционной монархии как форме власти, «которая может получить самое разнообразное содержание»17.

Споры о существе гегелевской философии и возможном характере ее соотнесения с действительностью нашли свое концентрированное выражение в дискуссии об интерпретации формулы Гегеля, изложенной в его философии права: «Что разумно, то действительно, и что действительно, то разумно». Сам Гегель указывал на непонимание смысла этой формулы его современниками. Многие авторы, в том числе некоторые ученики Гегеля, выступили с критикой этого положения, поняв его однозначно, как реакционное оправдание прусской государственности. Так, по мнению Р. Гайма, «Философия права…яснее всего отражает направление или. Лучше сказать, эту судьбу Гегелева учения – превращение абсолютного идеализма в идеализм рестраврационный»18. К.Д. Кавелин считал формулу Гегеля «туманной идеалистической абстракцией», подчеркивая, что «далеко не все действительное разумно», а современность «достойна не только критики, но и глубокого порицания»19. Н.М. Коркунов также интерпретировал эту формулу как консервативную, связывая ее появление с усилением реакционных черт мировоззрения Гегеля в поздний период творчества (с этим связано несколько механическое противопоставление раннего Иенского и Гейдельбергского периодов позднему Берлинскому, когда была создана «Философия права»)20. Неправомерность подобных упрощенных трактовок формулы Гегеля отметил К. Фишер: положение «все действительное разумно» не более консервативно, чем положение «все разумное действительно» – революционно21. Свою трактовку формулы Гегеля дал П.И. Новгородцев, подчеркнувший многоплановость понятия «действительное»: «…дело в том, что Гегель не все существующее считал действительным. Под действительностью он понимает ту высшую реальность мирового и исторического процесса, в которой осуществляется закономерное движение духа»22.

Государственная школа находила свой идеал разумной действительности в идее правового государства. Под этим углом рассматривалась история правовой мысли, смена основных социологических концепций. Гегелевская философия права, ставившая в центр внимания государство, явилась теоретической осно- вой их построений. Выявляя историографическую традицию государственно-правового направления, П.И. Новгородцев рассмотрел вопрос о взаимоотношении философии Гегеля с исторической школой права Савиньи, преодолевшей некоторые метафизические догмы теории естественного права и представившей правовое развитие как длительный исторический процесс постепенного складывания государственных учреждений, правовых идей и соответствующего им законодательства23. На место теорий спонтанного, волюнтаристского происхождения правовых норм (например, Вольтера и Руссо) была выдвинута идея об их органическом развитии из опыта и традиций народной жизни. Новгородцев отметил воздействие гегельянства на позднейшие воззрения представителей исторической школы права, чем объяснял некоторые модификации исторической теории права.

Изложение правовых взглядов Гегеля связано с разработкой Новгородцевым его собственной концепции. Задачу философии права он видит в том, чтобы оценивать факты существующего с этической точки зрения. Этот «этический критицизм» является своеобразной попыткой совместить категорический императив Канта и философию права Гегеля, с одной стороны, с идеей правового государства – с другой. История государств и политической мысли сводится Новгородцевым к стремлению утвердить идеал правового государства. «Этот путь, – пишут он, – намечается историческим развитием новых европейских государств, приводящих все их без исключения, по некоторому непреложному закону, к одному и тому же идеалу правового государства».

Новгородцев считает, что гегелевское понятие о государстве следует рассматривать как идеал государственного строя и не более того, так как в его построении много черт «идеалистического утопизма», объяснявшегося тем, что все гегелевское построение «совершалось на высоте диалектической идеи»24. Раскрывая историю формирования этого представления через смену философских и правовых идей, Новгородцев подчеркивает, что гегелевская философия стала завершающим этапом и как бы подведением итогов этого пути: если у Макиавелли, Гоббса, Руссо государство предстает источником нравственной жизни людей и занимает место церкви, а у Канта высшей целью истории провозглашается объединение всего человечества под господством единого и равного для всех права, то у Гегеля эта идея выражается в представлении о государстве как о «земном боге», «действительности нравственной идеи» на земле.

Опираясь на гегелевский идеал государства, Новгородцев в традициях либерализма характеризует свое представление о правовом государстве, которое «должно объединить все классовые, групповые и личные интересы в целях общей жизни», «сочетая частные интересы единством общего блага», воплощая идею «единого и равного для всех права». Своими предшественниками в формировании концепции правового государства Новгородцева считает в Англии – И. Бентама, во Франции – Б. Констана и А. Токвиля, в Германии – Гегеля и Лоренца Штейна, чьи идеи, по его словам, стали «общим достоянием, к которому все привыкли». Гегелю среди них он отводит особое место: «…в известном смысле он является завершителем идеала правового государства»25.

Обращаясь к интерпретации гегелевской формулы о соотношении действительного и разумного, мы видим противоречивость ее оценок представителями рассматриваемого направления. Наряду с критикой этой формулы имеет место понимание ее абстрактного характера. Интерпретация ее содержания представителями государственной школы выражалась в либеральной трактовке общественной мысли, истории политических учений и доктрин, в частности идей античной демократии, естественного права, исторической школы права. В практическом и политическом отношении это означало выдвижение в качестве идеальной формы государственной власти конституционной монархии26.