Смиренное кладбище - Сергей Каледин

- Ну вот, а ты говоришь. Шли бы домой... Погоревали бы еще, а уж часикам к двум, ну, к часу, пришли бы. И на помин хорошо бы... ребяткам...

- А может, сейчас?.. Я тут взял немного на всякий случай, - молодой раскрыл портфель и достал оттуда коньячную фляжку с прозрачной жидкостью. Спирт вот, яблоки... Стакана нет...

- Это найдем. - Кутя пошарил взглядом по веткам - стаканы часто на сучки вешают после употребления, - но не обнаружил. - Придумаем сейчас, айн момент!

Кутя перегнулся через соседнюю ограду, чуть не завалив деревянный заборчик, прогнивший у вкопанных столбиков; дотянулся до пол-литровой банки с увядшими нарциссами и, крякнув, распрямился с банкой в руках. Затем вынул из банки цветы - кинул на могилу.

- Самый аккурат! Минуточку обгодите - водички наберу. Я мигом!

Быстрым ходом он добежал до водопроводного крана на углу седьмого участка и пустил воду. Постоял, пока сойдет теплая, подставил под несильную струю банку, сполоснул для гигиены, набрал воды. В самый раз - на чeтверть, до зеленой кромки от цветочной мути.

Так же, прытью, вернулся назад. Неуверенной, подпрыгивающей рукой взял фляжку, долил в банку до половины и прикрыл ладонью:

- Для реакции - лучше...

Спирт слоился гибкими прозрачными волнами, перемешиваясь с водой.

Наконец решив, что хватит, Кутя резко выдохнул, крутанул банку и опрокинул ее в распахнутую пасть. Потряс пустую банку, судорожно вздрогнул, поморгал немного и, блаженно зажмурившись, выдохнул:

- Прямо в организм. Как врачи велят. Где, говоришь, яблочко-то?

Кутя догрыз яблоко, два оставшихся положил в карман. Перегнулся снова, к соседней могиле, вдавил пустую банку в холм, собрал в нее раскиданные нарциссы, попрощался и направился наверх к часовне.

- А не коротковата?.. У нас гроб-то длинный, метр девяносто! - крикнул ему вслед пожилой.

Кутя обернулся и пошел обратно: специалисты!

- Короткая? - Он усмехнулся. - Да сюда двоих запихать - и еще останется. Подбой-то видели?.. Посмотри, посмотри!.. На! - передразнил он молодого, заглянувшего в подбой. - Тут все по науке. Место широкое, открытое... В другой раз велят копать, а копать-то некуда: ограды со всех сторон или дерево мешает. Бывает и вовсе завал. Вы, положим, ходите редко, а с боков - попроныристее народ, понаглее: для своих могилок больше места оттяпать хотят. Они на вашу могилку втихую влезут, ограду поставят, а там, глядишь, и памятник. А вот вы своего упрятать, ну, захоронить в смысле, хочете, а хоронить места нет. Хорошо - ограда, ее и снять недолго, а если памятник, да ростом с тебя?.. У него фундамент один... Считай, на метр раствором залит, поколоти-ка его, я посмотрю!.. А хоронить надо, куда его денешь, покойника. Получается: право - есть, а места нет. Тогда чего делают? Колом опускают. Окно только метр на метр открывают и, как колодец, копают, и подбой больше выбираешь. Гроб перевязывают в головах: врастяжку по два с каждой стороны держат, а ноги только слегка в яму заправляешь; и так, отвесом, почти вот встоячку, засовываешь. Пожилой заморщился.

- А ты не жмурься, работа такая, не в конторе бумажки ворошишь. Своя механика. А чего делать, не на другое же кладбище. Семью разбивать... Здесь вместе и лежат пускай, рядышком. И навещать всех разом, и недалеко, все же центр... Такие дела.

...У часовни было пусто. Да и кого в такую рань принесет - восьми нет. Кутя посидел чуток на гранитном оковалке, невесть как оказавшемся у часовни. Кому он только понадобился: без полировки и формы никакой... А ведь кто-то пер приспособить куда-нибудь. Кутя полез за куревом, наткнулся на яблоки и подумал, что неплохо бы сейчас пивка.

Он, покряхтывая, поднялся с холодного камня и двинулся к воротам.

У трафаретной пригревалась на солнышке неистребленная псиная братия. Завидев Кутю, псы оживились, У них с Кутей был особый контакт. Перед пасхой, когда кошкодавы из дезинфекции понаехали и проволочными петлями в момент всех повыловили, он вымолил у них двоих, самых любимых: Блоху и Драного.

Бутылку отдал (у Молчка выклянчил) и пятерку, что за яму получил. Все денное наработанное.

С того раза месяц не прошел, а уж песья опять набежало. Откуда только! Опять посетители жалобы пишут. Опять кошкодавы пригудят. Паразиты!

Кутя зашел в трафаретную, порыскал глазами, сгреб в газету кильки и черствый хлеб. Кинул собакам. Те завозились. Драный, конечно, к себе все стянуть норовит. Ясное дело, посильнее других и попровористей. А сбоку так и не зарос.

Это Воробей с Драным зимой пошутил. Сам потом рассказывал.

Глядит, утром трясется пес у дверей в котельную.

Воробей котел завел слегка и посадил кобеля внутрь на колосники. Драный прям как прижился. Воробей дверку прикрыл и ногой держит. А сам в поддувале ворошит. Занялось в котле покрепче, пес завозился, не нравится. Воробей еще... Пес заорал и забился в дверку. Пес орет, а Воробью хохотно. Потом выпустил.

Бедолага как припустил из котельной да в снег... Зашипел в снегу и потух. Теперь - Драный.

Кутя слова тогда не сказал Воробью, но от самогона воробьевского отказался. Правда, раз. Потом пил, уж больно хорошо гнал Воробей: через уголь и с марганцовкой.

...Псы подлизывали пустой асфальт. Кутя отдыхал глазом на собачье.

- Чего, дармоглоты?.. Постричь вас, что ли?.. Под полубокс... Чего-нибудь вам надо, для красоты... Погодь, погодь...

Он сунул руку за прислоненный к стене огромный треснувший кронштейн и вытянул оттуда охапку пожухлых венков.

Венками торговали и в тупике перед входом на кладбище.

На проволочное кольцо прицепляются бумажные цветы и окунаются в расплавленный стеарин. Подсох - готово.

Милиция гоняла веночниц, но справиться не могла, все равно торговали.

Воробей с Мишкой при случае обрывали старые венки с крестов. Без лишних глаз старались - заметят посетители, пойдут в контору вонять. А у Петровича закон один: жалуется - по делу, не по делу - прокол; а раз прокол - месяц без халтуры. А не дай Бог заметит - хитришь, халтуришь, враз заявление твое подпишет. Это он с полгода как придумал, когда ему в тресте по мозгам за грязь на кладбище дали. Так чего придумал? Велел всем написать заявление об увольнении по собственному желанию, с подписью, но без даты. Теперь, говорит, чуть что - сам дату ставлю и вали с кладбища. На завод или там еще куда. Это ведь надо, чего придумал. И Носенке хвастался: у меня, мол, на кладбище по струнке.

Вот и старались венки обдирать потихоньку. Обдерут и в печь. Лучшей растопки не придумаешь.

Кутя разобрал венки, разнял, выправил их, шагнул к псам.

- Драный, давай башку! Марафет наведу.

Пес затряс головой.

- Стоять!

Пес замер. Кутя примерил венок. Великоват. Снял, положил на камень и разрубил проволоку топором. Свел концы и закрутил, стало поуже. Снова примерил. Другое дело!

Так же обрядил и Блоху. Псы порычали, покрутили головами и ничего смирились.

Мимо прошла Райка. Заметила разряженных псов, прыснула.

- Раиса Сергеевна! Парад, скажи?

- Влетит тебе от Петровича за этот парад!

- А я чего, в кабинет к ему поведу? Я на Тухлянку сейчас. Соньку позабавлю - пивка даст. Как вышло-то, а? - Кутя с умилением пялился на свою работу. - Райка, а ты чего рано? Муж не греет?

- Заказы не оформила. Петрович вчера ругался. А ты уж подзалил, гляжу, Куть?

- Дура ты, Раиса Сергеевна. Красоту навел животным, а ты "подзалил". Не понимаешь ни хрена... Балерины, за мной!

По ту сторону проспекта у железнодорожной линии много лет возвращала с того - похмельного - света спасительная Тухлянка: стеклянная пивная с длинноногими круглыми, тесно расставленными столами.

Кутя не пошел к подземному переходу. Переход для пешеходов-бездельников, а у него - дело: поправиться внахлестку к спиртяшке утренней и - за работу. Захоронений сегодня мало, всего пять, зато мусора после праздника опять на его участке, возить - не перевозить.

Петрович последний раз сердито предупредил: "Всем мусор возить. Халтурить - только когда участок под метлу". Комиссия из треста все мерещится. Вот и петушится. И главное дело, жечь запретил. Обычно-то как: кучу нагреб да подпалил. А недавно Кутя не заметил с похмела да поджег мусор возле "лебедя" - памятника из белого мрамора, - закоптил его напрочь. Ни мылом, ни шкуркой нe взялось. Родственники хай подняли. Теперь жечь нельзя на свалку возить. А на свалку хрен проедешь - тележка по уши увязнет.

Худого слова не говоря, по злобе ему Петрович такой участок назначил. За прогулы. И на том спасибо - ни выгнал. Молодой еще Петрович, и тридцати нет, а человек. По Головинке его Кутя еще помнил, совсем пацаном Петрович был, а могилы колотил, что твой дятел. С гаврилой не хуже Воробья управлялся.

...Кутя брел, руки в карманы, через проспект, не слыша машин, Бог даст, не раздавят. Тормоза только и визжат, да шоферня матерится одинаково.

На том тротуаре Кутю спокойно ждал затянутый в белый ремень, солидный (на проспекте сявку не поставят) лейтенант.