Нет доступа. Повесть - Ярослав Шестак

– Пора ужинать.

– Да-да, сейчас. Сейчас приду.

«Сейчас» наступало через двадцать минут, и когда она садилась за стол, взгляд у нее был как у медузы Горгоны, предметы валились из ее рук, пальцы нервно дергались, а еда разве что не всплывала над столом, как на орбитальной станции. Растущему гневу Питера не было предела, он едва сдерживал себя. На десерт он протягивал жене специально припасенную, очищенную морковь большой прочности, слушал ее привычно—бесшумное пережевывание и ему начинало уже казаться, что ум его вредится. «Микрофон. Ей нужен микрофон», – почему-то проходило в его голове.

На следующий день ему вновь пришлось готовить ужин.

– Мари!

Она оторвалась от экрана, но голову не повернула.

– Мари, объясни мне, что происходит. Мне начинает казаться, что все известные миру работоголики просто соляные столпы по сравнению с тобой.

Она медленно, с напряжением поворачивает голову, на ее лице мелькает злобное выражение и вместе с тем какая-то затравленность или виноватость, что ли; место, где Питер по-настоящему испугался, забыв про двойную охрану закона.

– Что тебе нужно? – тупо произносит она, как видно, чувствуя перед собой неясной природы помеху.

Питер решительно пересекает короткое пространство комнаты, хватает ее за плечи и начинает трясти.

– Оставь меня! – Она пытается оказывать ему сопротивление.

– Ты немедленно выйдешь отсюда, – говорит он с угрозой, вытаскивая ее из кресла.

– Оставь меня… дурак!

– Вон отсюда!

В нем просыпается ярость, он готов удавить ее шею.

– Уйди, ненормальный!

– Ключ! Где ключ от двери?!

Впрочем, он видит его, тот лежит у окна. Вытолкать эту сумасбродку своими сильными руками и закрыть дверь за собой составляет для него дело двух секунд. Мари ведет себя необычно, она то ли плачет, либо у нее истерика. Чепуха. Все это чепуха. Завтра утром он ей покажет, он найдет для нее выход.

Утром она, вероятно пытаясь задобрить его, встала пораньше и сготовила кофе с гренками.

Облаченный в форму, он сидел с газетой на руках в столовой, спокойный после сна, а ветер шевелил штору в открытом окне, и все было так хорошо. Правда, когда Мария подавала на подносе завтрак, что-то заставило ее споткнуться на ровном месте, и весь кипяток вылился на ковер, чашки, жалобно хрустнув, распались на разновеликие части, а гренки…

Воцарилось напряженнейшее молчание, в продолжение которого Питер силился вспомнить какие-то цифры, чтобы посчитать, так как очень хотелось смести все на своем пути наподобие бульдозера и приколотить эту девчонку к рекламному щиту, первому попавшемуся. Наконец он остановился на троичной системе, и, досчитав до семнадцати, нагнулся и сквозь ножки стола глянул под ноги Мари.

Ничего.

Она вышла из оцепенения и начала собирать осколки, мигом заверив его, что на кухне еще полно кофе, и что сейчас она все исправит.

Мари исчезла.

Питер вышел на середину столовой, шаркая ногами и подгибая их, но у него ничего не вышло. «Чтобы здесь споткнуться, – в столбняке подумалось ему, – надо на миг разучиться ходить. Нужно проигнорировать всю генопамять… Как возможно такое? Или она просто валяет дурака? Но при чем здесь кофе с гренками? Нет, этого не может быть!»

Питер не стал ждать новый завтрак и ушел, ничего не сказав, с глубокой думой на лице.

Эта самая дума, которая продолжалась вплоть до выходных, наконец, дала свои плоды, и, дождавшись ухода Марии, которую он выставил в центр за покупками, Питер начал их обрывать и жадно есть.

На втором этаже, между кухней и столовой, находилась средних размеров кладовка с желтыми стенами, в которой валялось несколько предметов, так как все лишнее Морганы предпочитали выкидывать. Питер быстро очистил ее, снеся все ненужное в подвал, опустил жалюзи и закрыл их замком. Получилась совершенно пустая комната, которую освещала одна-единственная лампа, пришпиленная к самому потолку. Питер еще раз оглядел помещение, – хотя взгляд ни на чем не мог задержаться, – и, полностью удовлетворенный, прикрыл дверь.

Когда вернулась жена, он взял ее за руку и провел в эту комнату.

– Что это такое?

– Теперь всегда, когда ты сделаешь какую-нибудь гадость, нелепость, Мари, я буду заточать тебя в эту башню из желтой кости, на некоторое время. Всегда, когда ты будешь работать на износ, по моему мнению, тебе придется здесь делать продолжительные перерывы. Пока ты не поймешь, что ты не тягловая лошадь. Испробуй.

Питер вышел и запер за собой дверь.

Тут же раздался нетерпеливый стук.

– Что ты придумал! Выпусти меня отсюда!

Он, не обращая внимания, стал спускаться вниз.

– Выпусти немедленно, легавый… Ты что, думаешь, со мной пройдут такие фокусы?

«Как она свободолюбива», – рассеянно думал Питер, считая ступеньки.

– Я сейчас выбью эту дверь! Слышишь!

«Впрочем, такова вся нация».

– Подлец! Дрянь! Негодяй!

«Что ж, мне жаль. Мне очень жаль».

– Ну дай хотя бы ручку! Бумагу и ручку!

«Никогда!»

Кто это кричит, упирается; кто это сердится, тянет, чьи тела сплетаются, как ветви дремучего леса, что невозможно разорвать?

Это Питер Морган. Тащит свою жену в пустую комнату с желтыми стенами. Не помогают ни слезы, ни обещания – он неумолим. Лимит. Лимит времени превышен.

Получи наказание.

Питера было не трудно обмануть, и она это сделала. Неделя сплошь отбивных, сладкого, нежности, заботы и ласки и всего-всего-всего. И еще неделя того же. И вот он уже размяк, он уже думает, что все стало на свои места, и вручает ей ключ. Восемь часов смена, это предел, и больше сколько ни проси – не допросишься, это она знает. Этого, конечно, не хватает, но… доверчивый Питер! Когда он засыпает в объятьях у жены, быть может, ему снится, что они на катере или в Гималаях, путешествуют сломя голову, но главное, что ему снится, так это то, что они с Марией вместе, – а наяву это не совсем так.

Проходит полчаса, и Питер уже храпит, что уже совершенно не раздражает Марию. Она опускает руку под кровать и достает припрятанную клавиатуру, шнур от которой окольцовывает спальню и, минуя понабросанные в столике видеокассеты, подсоединен к блоку. Тот тайно спарен с телевизором. Остается только включить питание, нажать кнопку на пульте, экран загорается, никакого звука, и вот Мария уже лихо отстукивает по клавишам свою строчкогонию, в душе веселясь, что иногда бывает в мире совершенство. Час идет за часом, она знает, что в четыре у Питера начнется беспокойный сон, и потому следует спрятать дощечку и передохнуть. В половину пятого она возобновит свои пассажи, а когда взойдет солнце, положит клавиши обратно, убедится, что ночной труд сохранен, после чего выключит сеть и проспит до обеда со спокойной совестью.

Так продолжалось не слишком долго, потому как вскоре ее перестало устраивать пишущее устройство. Из предосторожности она решила, что будет лучше, если оно еще будет беспроводным. Однако свое желание она открыла Питеру только наполовину:

– Понимаешь, – объясняла она мужу, – мои пальцы могут двигаться с нужной скоростью, но этому мешают клавиши. Погляди. Я ударяю, и нужен короткий промежуток, пока она вернется в исходное положение. До тех пор, сколько не дави на другую, литера не появится.

Питер смутно представлял себе, в чем дело, но понял, что жене нужно что-то еще.

– А вот у «Черри» есть клавиатура без клавиш, достаточно коснуться пальцем буквы, и все будет в порядке. Ну милый, пожалуйста, а?

Сомлевший от жаркой ночи Питер ничего не имел против, и хотя покупка влетела им в копеечку, он не издал ни одного тревожного звука.

Мария снова ушла в бессонные ночи, хаотически гоняя по всем клавишам, Питер спал под рукой сном праведника, и время до рассвета раз за разом пробегало незаметно. Трудной ночью была суббота, когда, посмотрев свой любимый полицейский сериал, он мог потом начать разговоры во сне, а иногда даже вскрикивал. И в одну из таких ночей, заслушавшись лирных звуков, она едва не была застигнута им врасплох: резко всхрапнув, он сел в постели и мутным взглядом повел перед собой. Каким-то чудом ей удалось нашарить пульт и переключить телевизор на программу, упрятав другой рукой клавиатуру под подушку. Вот, решила посмотреть передачу для полуночников, с замирающим сердцем объяснила она тогда мужу, – такая жаркая ночь, спать невозможно.

Питеру больше не требовалось. Он снова повалился на подушку, прикрыл глаза и ему привиделось, – под аккомпанемент быстрых пальцев Мари, – как стая красных гномов делает в лесу утреннюю пробежку, а он, самый главный гном, никак не может их догнать. Питер разгонялся что есть сил, работая ногами и лопатками, деревья скакали перед ним в такт его прыжкам, – и небо мешалось с землей и лесом. Тогда компания останавливалась, словно поджидая его, все снимали красные шапки и начинали отирать вспотевшие лбы. Однако стоило Питеру настичь их и завалиться рядом в траву, как все тотчас вскакивали, и погоня возобновлялась.